Костры «Лебяжьего»

Абдулла Ахмет, Заки Нури, (?), Наби Даули. Фото из архива Заки Даули

Мой отец писатель Наби Даули поселился в Лебяжьем в 1954 году. Он жил там и летом, и зимой. Его соседом был писатель Хасан Туфан. Вскоре отец женился на моей матери, и на свет появилась я. Лебяжье — это мой дом, там я жила круг­лый год до трёх лет, затем мы переехали в Казань и в Лебяжьем проводили только лето как на даче.

В шестидесятые — восьмидесятые годы прошлого века на Лебяжьем отдыхали писатели, которых сейчас называют классиками татарской литературы — Хасан Туфан, Ибрагим Гази, Наби Даули, Заки Нури, Мария Николаевна Елизарова, Риза Ишмурат, Хасан Хайри, Афзал Шамов, Нил Юзеев...

В одном с нами доме обосновалась семья писателя Газиза Мухаметшина, к сожалению, рано ушедшего из жизни. Он каждый день звал детей обедать, непременно повторяя: «Идите курицу есть». «Откуда курица каждый день?» — недоумевал поначалу отец. «Да нет курицы, но пусть все верят и завидуют!» И тут раздавался заливистый смех с обеих сторон.

В 1967 году нашими соседями стала семья литературоведа и литературного критика, будущего члена-корреспондента Академии наук Республики Татарстан, а тогда преподавателя Казанского университета Нила Гафуровича Юзеева. Я помню Нила Юзеева ещё молодым — в очках, с волосами, ниспадающими на лоб, и милой добродушной улыбкой. Его жена Дамира ханум была на даче в центре внимания. Её голос и смех, её обаяние притягивали к ней как магнитом.

Недалеко от нас в доме напротив жили со своими семьями Заки Нури и Риза Ишмурат. Заки Нури, друг отца, писатель-фронтовик, участвовал в партизанском движении в Белоруссии и привёз оттуда жену Валентину, помогавшую ему в годы войны.

За нашим домом располагалась дача Ибрагима Гази и Сибгата Хакима. Сибгат Хаким был другом отца ещё с довоенного времени. По характеру они были совершенно разные люди: отец — балагур и весельчак, с громким голосом и смехом, а Сибгат Хаким — немногословный и скромный. Он приходил по утрам к отцу, и они вели беседы в кабинете. Больше говорил отец, но ёмкие суждения и замечания его друга делали беседу, вероятно, очень плодотворной.

В доме чуть подальше жила Мария Николаевна Елизарова с дочерью Юлией и внучкой, они соседствовали с писателем Ахметом Исхаком, а позднее с Рустемом Кутуем.

В ещё одном большом доме жили Галимджан Латып, Рафаэль Мустафин и Хасан Хайри, в доме напротив — Гумер Баширов. Его жена Карима ханум всегда собирала шишки и ставила самовар. Собирание шишек и таинство разжигания самовара мне очень нравились, как и само чаепитие. Но мои родители ограничились электрическим самоваром.

Наби Даули с женой Надиёй отправляются за дровами. Фото из архива Наби Даули

Территория Дома творчества была непохожей по своему, если можно так сказать, архитектурно-планировочному решению на современные дачные участки. Здесь отсутствовали высокие заборы, разделяющие часто дома и участки, были лишь небольшие изгороди, скорее чисто символические, ведь каждый имел только небольшой кусочек земли под овощные культуры (мой отец как-то попытался выращивать ещё и арбузы). Правда, от леса дачу отделял высокий забор, а на воротах было написано: «На территории Дома творчества просьба не шуметь». К кому это было обращено, одному Богу известно: шум детских голосов не умолкал с утра до вечера. Часто приезжали гости. Здесь бывали Евгений Евтушенко, Николай Доризо, композитор Александр Ключарёв, певица Сара Садыкова, целые делегации писателей из дружественных нам тогда рес­публик. В общем, Лебяжье притягивало многих талантливых и умных людей.

Традиционным местом общения была Беседка. Это круглое деревянное сооружение, которое вполне оправдывало своё название, располагалось посередине участка, и к нему вели все тропинки от домов. Беседка редко оставалась безлюдной. Обычно там проходили собрания, устраивались праздники и творческие вечера. Шестидесятые — восьмидесятые годы позднее назвали временем застоя, для которого был характерен некоторый откат к сталинизму, но в Беседке говорили о политике, о времени, никого и ничего не боясь. Рустем Кутуй обычно разговаривал на русском, остальные на татарском, но это ничуть не мешало общению. Мария Николаевна Елизарова стояла обычно немного поодаль, опираясь на палку наподобие шеста обеими руками и подбородком, и долго пребывала в задумчивости, невольно принимая медитативную позу. В Беседке устраивались детские праздники, душой и организатором была жена Хасана Хайри Роза ханум.

В конце лета проводили «Праздник урожая». Каждый обитатель Дома творчества приносил свой самый интересный овощ или фрукт, их складывали на большой стол, покрытый красной или синей скатертью.

Ещё одним коллективным действом становилось мытьё в бане. Баня была одна на всех, и обычно по пятницам кто-нибудь один затапливал её, а мылись все.

Неотъемлемой частью нашей жизни были прогулки к озеру. Малое Глубокое — это небольшое озерцо, окружённое со всех сторон лесом и имеющее посредине небольшой островок.

Наби Даули с женой Надиёй и дочерью, на заднем плане Хасан Туфан. Фото из архива Наби Даули

Около нашего дома находилась большая деревянная постройка, которую мы гордо называли клубом. Там стоял единственный на всю писательскую дачу маленький телевизор «Рекорд» с маленьким экраном. По вечерам все собирались на просмотр фильмов.

Обычно Заки Нури, а он все­гда был душой любой компании, ожидал своих товарищей после фильма, делая шашлыки. Рядом с клубом лежали брёвна, которые привезли для строительства нового забора, но забор не построили, и мы использовали их как скамейки. Эти брёвна через несколько лет благополучно сгнили, так и не став забором.

Каждый дом имел одну или две печи. Они были сложены так, что для их растопки требовалось огромное количество дров. Ходили по дрова в лес, благо рядом. У всех были небольшие телеги на двух колёсах, на них складывали как можно больше лесных находок и везли домой. Потом всё собранное рубили, пилили и делали небольшую поленницу на лето. В сырую холодную погоду печь растапливали, и отец часто ворчал: «Что это за печь, которая пожирает столько дров!» Дрова потрескивают, охваченные огнём. Отец сидит за письменным столом, мама приносит чай с блинами. За окном шумит тёмный лес, барабанит по крыше дождь, а по комнате разливается тепло. Раздаётся стук в дверь: это Нил Юзеев с женой пришли скоротать вечерок. Что за чудные были вечера!

По дороге на дачу располагались пионерские лагеря «Швейник» и «Экран», и писатели часто ходили к пионерам выступать. А пионеры нередко забирались по ночам в сад и воровали яблоки. В конце летнего сезона на берегу озера устраивались огромные прощальные пионерские костры, скорее похожие на пожар: ночь, звёзды, озеро, освещённое огромным языком пламени. И наши родители, и мы, дети, всегда любовались этим зрелищем.

Мой отец, участник подпольной работы в лагере смерти Бухенвальд, написал на Лебяжьем свой роман «Между жизнью и смертью». Хасан Туфан, Сибгат Хаким, Наби Даули, Заки Нури, Ахмет Исхак, люди, прошедшие ад вой­ны, особенно любили жизнь. Они жили настоящим, здесь и сейчас, не вспоминали в своих разговорах прошлое, не строили воздушных замков на будущее. И жизнь их была как тот прекрасный костёр, как фейерверк, и все окружающие были озарены их светом…

Цветные фото Фарита Губаева. 2006