Любимец Судьбы

Журнал "Казань", № 2, 2012

Всякий раз появление хаджи Абдуллы Дубина в коридорах издательства

подобно фееричному возникновению сказочного джинна из сосуда.

Колоритная внешность восточного мудреца, остроумные приветствия,

рефрены афоризмов, меткие пассажи на темы политики,

обрушивающиеся на собеседника неиссякаемым фонтаном,-

всё это невольно вызывает чувства восхищения, удивления и

лёгкой оторопи от его энергичного натиска.

Абдулле Ибрагимовичу посчастливилось проявить себя во многих ипостасях, и его путь словно подтверждает существующую теорию о семи жизнях. Для большинства он был и остаётся кумиром телеэкрана, его хорошо знают как журналиста и краеведа, а коллекция филокартиста Дубина легла в основу более десятка буклетов и иллюстрированных фотоальбомов.

Думаю, что секрет обаяния личности нашего героя кроется не столько в его заслугах, сколько в полном отсутствии у него забронзовелости мэтра и печати регалий. Кстати, парадокс - последних-то у него практически и нет… Впрочем, об этом Абдулла Ибрагимович как будто не печалится: «Народный артист Соединённых Штатов Америки, или заслуженный артист Французской Республики - можете вы себе такое вообразить?..» - шутит он.

Очередным поводом для визита Абдуллы Ибрагимовича в редакцию стал выход его альбома «Старая Волга. Её люди, Её суда, Её судьба…». Вместе с солидным изданием вернувшийся из родной Астрахани хаджи также элегантно извлёк из своего дипломата сувенир истинно волжский! - душистую, завёрнутую в толстую бумагу… воблу. Так что тема реки в начале разговора возникла неизбежно.

Уроки Волги

- Абдулла Ибрагимович, вы родились в Астрахани, большую часть жизни жили в Казани. Какое место можете назвать Родиной? Не саму ли Волгу?

- Говорят, судьба - суд Божий. Казань и Астрахань расположены на одном берегу Волги. А раньше названия городам давали о-о-очень обдуманно - по правому берегу расположены города с «мужскими» именами, по левому - с «женскими». Недаром в песне поётся - мы с тобой два берега у одной реки. Я в своё время боялся, что Казань переименуют в Черненко, когда тот умер - ведь собирались же Саратов в Суслов переименовать… Переименования - высочайшая глупость и неуважение к истории! В то же время - «уважение к минувшему - черта, отличающая образованность от дикости…» - говорил Пушкин.

Родина - там, где человеку хорошо. Одно из моих первых детских впечатлений от Астрахани и Волги - миска чёрной лоснящейся икры на столе… На столе - икра, а хлеба-то - нет! Мы так наедались этой икры, что у меня на неё возникла аллергия, как известно - болезнь переедания. Позже, когда я уже учился в Казани, ко мне приехала мама с целым бидоном деликатеса, который она надеялась продать по четыре рубля за килограмм, но так и не сумела. Зато я все эти шесть килограммов и доел - уже с хлебом. Так вот, баночка чёрной икры в те времена стоила пятьдесят пять копеек! А теперь её днём с огнём не сыщешь. И одна из причин в том, что мы неразумным своим отношением загубили нашу матушку-Волгу, которую отстояли в 1943-м… Эту мысль мне и хотелось бы донести в своём альбоме. Вода - важнее, чем еда!

- А каким же образом ваши предки оказались в Астрахани?

- Корни нашей семьи уходят в Пензенскую область, деревню Кутеевка в двух километрах от Тархан - имения бабушки поэта Лермонтова, которая вошла в историю как его воспитательница. Она, как известно, очень не любила своего зятя Юрия и не допускала его до сына. В имении для маленького Миши были построены специальные редуты, и, упав с них однажды, он на всю жизнь остался хромым… Уже после гибели поэта на кавказской дуэли бабушка везла его тело в цинковом гробу через всю Россию, чтобы похоронить в Тарханах. По нашему семейному преданию, мой прадед работал в этом имении, знал его хозяев. Через два поколения с началом коллективизации мои родители перебрались из тех краёв в Астрахань. Отец всю жизнь работал тестомесом - от него у меня такие крупные руки. Тружеником он был великим, иначе и не вырастил бы четырнадцать детей. А после выхода на пенсию служил муэдзином и муллой астраханской Соборной мечети. Многие свои книги я начинаю с посвящения: «Академикам воспитания - Отцу и Матери». Родители дали нам воспитание истинно народное, которое позволило пройти через многие испытания, тернии и унижения.

Я рос довольно застенчивым ребёнком, до самой школы держался за подол мамы. А потом буквально ухватился за учёбу, был чрезвычайно прилежен. Даже в морозы, когда отменяли занятия, я шёл в школу. Вахтёр тётя Наташа меня спрашивала: «Разве тебе не сказали, что занятий не будет?» - мама мне об этом, конечно, говорила, да и по радио объявляли, но я не верил.

- Наверное, у вас были замечательные учителя, раз так стремились к знаниям?

- На них мне в жизни вообще очень везло. Когда я совершаю молитву в память ушедших, то обязательно упоминаю имена своих наставников. Русский язык и литературу нам преподавала Лидия Ефимовна Слабицкая. Она жила в старинном доме, где, будучи проездом в Астрахани, останавливался Николай Второй. Цари ведь никогда не селились в гостиницах, а выбирали для остановки угловые дома, с цокольным этажом - так было удобнее охранявшей их полиции. Об этом Лидия Ефимовна рассказывала шёпотом, пригласив нас, нескольких любимых учеников, в гости. Ответить Лидии Ефимовне урок по учебнику считалось всё равно что не ответить вовсе. Нас, восьмиклассников, она обучила как студентов вуза - давала список литературы, и мы бегали в библиотеку за дополнительным материалом. Готовясь к уроку по Пушкину, в одной брошюре я вычитал, что, оказывается, прозвищем царя Николая Первого в народе было «Палкин». И вот на уроке я рассказываю: «царь Николай Палкин…», весь класс грохает от смеха - опять Абдулла что-то учудил! Лидия Ефимовна тогда сразу, не дослушав, поставила мне «отлично», и остальным велела так же по капле приносить в класс интересные сведения. Как не благодарить таких учителей?

- Почему после Астрахани выбор пал всё же на Казань, татарские корни свою роль сыграли?

- Опять же - нет ничего случайного в судьбе. Я родился за три месяца до начала войны. И благодаря войне, как ни странно, стал тем, кем стал. В каждом доме висели чёрные тарелки - радио. И меня всегда удивляло: почему после того, как что-то из этой тарелки скажут, люди радуются или плачут, танцуют или разбегаются? Что это за сила такая - «из радива»? После войны мой старший брат работал связистом и принёс домой списанный микрофон, с которым я учил уроки. При этом я фантазировал, что от того, как говорю, слушающие должны радоваться или плакать… Уже будучи школьником, я много выступал по всем площадкам города как активный участник самодеятельности, у меня даже прозвище было - «оратор»; кроме этого, занимался в драмкружке Дворца пионеров. Туда же вместе со мной ходили прославившиеся в дальнейшем Эммануил Виторган и Володя Меньшов. С Меньшовым мы вместе поступили в студию Астраханского драматического театра. Во вспомогательный состав его труппы объявили набор, куда я отправился, надев носки брата - времена были бедные совсем. Из пятисот человек, участвовавших в конкурсе, взяли двенадцать. Технику речи у нас преподавала прекрасный педагог Лидия Алексеевна Николаева. Заметив меня в массовках, она посоветовала мне ехать в Казань и поступать в театральное училище.

В эфире - Казань!

- Ваши первые впечатления от Казани помните?

- Ещё бы! Я сошёл с поезда девятого ноября, и не знал, что в это время здесь уже такие холода. Остановившись в Доме колхозника на улице Парижской Коммуны, на следующий день отправился на вступительные экзамены в театральное училище. Председателем приёмной комиссии был Ширьяздан Сарымсаков. Несмотря на чудовищное знание татарского языка, я поступал в татарскую группу. Приняли меня, прямо скажу, «на ура».

- А диктором как стали?

- В Астрахани я успел поработать помощником режиссёра на телевидении и очень полюбил это дело. Поэтому, не успев сдать все экзамены, я решил зайти и на татарское Гостелерадио - просто посмотреть, что там и как. Было это в понедельник 13 ноября 1961 года. Меня встретил Фатхи Фазулзянович Фазулзянов - заместитель председателя Михаила Филипповича Долгова. Именно на тот момент в штате была одна вакансия диктора. Полагалось иметь двух татарских дикторов - ими были Амина Сафиуллина и Айрат Арсланов, и только что пришедшей после окончания щепкинского училища Иркэ Сакаевой требовалась пара. Меня прослушали, после чего Михаил Филиппович посадил меня в свою машину и повёз прямо в эфир. Слава богу, я хотя бы знал специфику телевизионной работы! Представьте себе, каково это - несчастному астраханскому мишарину, с трудом понимающему родной язык, садиться перед камерой с самой Аминой Каримовной Сафиуллиной - мэтром телевидения - и вести передачу для тружеников села на татарском языке!
У меня до сих пор есть подозрения, не приняли ли меня тогда за «бурильщика» - сотрудника «комитета глубокого бурения»? (Смеётся.) Иначе как объяснить оказанное мне высокое доверие?..

В коллектив я влился быстро. С первого января мне уже присвоили третью дикторскую категорию с зарплатой в сто рублей. Буханка хлеба тогда стоила четырнадцать копеек, так что у меня даже появилась возможность понемногу посылать деньги родителям.

- Для зрителей человек из телевизора всегда был почти небожителем. А каковы были будни по ту сторону экрана?

- Мы много и напряжённо работали. Наше телевидение вещало четыре дня в неделю, а трансляции из Москвы начались в марте 1962 года с докладом Хрущёва во Дворце спорта. Все программы шли в прямом эфире, в записи стали выходить только в 1967 году. Состояние человека перед камерой прямой трансляции подобно ожиданию бегуном выстрела стартового пистолета. Так я быстро потерял свою шевелюру (смеётся) - нервное напряжение было очень сильным. А единственная моя награда за годы телевизионной работы - инвалидность по зрению. Это теперь техника такая, что и под столом снимать можно, а тогда при съёмках использовали море света, софитов, огней… Камеры весили по двести килограммов, наш оператор Кальюранд с трудом их передвигал. Кондиционеры практически не работали, а в летнюю жару - хоть потом истеки, но попробуй только снять пиджак… Такие времена мы прошли, и я очень им благодарен.

Как профессионала меня ценили. Правда, выражалось это прежде всего в том, что могли вызвать на работу в выходной. Такое, как правило, было связано с чтением некрологов. «Обком КПСС, Президиум Верховного Совета, Совет Министров Татарской АССР с глубоким прискорбием…» - читал я, искренне вкладывая всю душу. Многие даже удивлялись: в конце концов, покойный тебе - отец родной что ли?..

- С цензурой в работе приходилось сталкиваться?

- В 1964 году в Казань приезжал Никита Сергеевич Хрущёв, наше телевидение снимало об этом фильм в трёх частях, который я озвучивал. Вместе с руководством мы ходили в обком КПСС показывать материал Фикряту Табееву и его свите. И вот я читаю текст: «Последний раз Никита Сергеевич проходит в зал аэропорта…», Табеев тут же реагирует: «Почему последний?..». А потом оказалось, что после пребывания в Казани Хрущёв отправился на отдых в Пицунду, во время которого его и сняли.

- Вы работали и на радио, если не ошибаюсь?

- С 1962 года в течение двадцати лет первого января ровно в шесть утра мы начинали эфир вместе с неподражаемой Камал Саттаровой. Мы единственные были «в форме» после новогодней ночи, в отличие от большинства коллег. Меня стали также приглашать для участия в записях различных радиопрограмм, одну из них - «Говорит юная смена» готовила Эльза Губайдуллина, ставшая моей первой супругой. Я до сих пор считаю её самым талантливым и грамотным радиоредактором. Она рано ушла из жизни, к сожалению.

Отец Эльзы, Гариф Губай, был известным детским писателем, автором повести «Дочь бакенщика». Когда мы с Эльзой только поженились, он начал писать труд «Тайны Корана», в которых разоблачал религию. Между нами однажды даже возникла стычка. Шёл месяц Рамазан, и он пустил в адрес своей жены - моей тёщи - такую «шпильку»: мол, если пророк Мухаммед родился в один определённый день, что ж тогда вы целый месяц друг к другу в гости ходите? На что я вмешался и ответил: так ведь революция тоже свершилась седьмого ноября, а в Кремле четыре дня пьянствуют. Это был 1967 год, когда праздновали пятидесятилетие Великого Октября. «Тайны Корана» впервые были опубликованы в журнале «Азат хатын», потом татарский Союз писателей выпустил книгу. После этого нам домой стали приходит маленькие посылки, в которых был пепел этих сожжённых книг и записки по-арабски - «баддога» - «проклятия»…

Такими вещами нельзя шутить, я понял это, да и судьба наших с Эльзой отношений сложилась очень трагично…

- С вашим багажом воспоминаний впору было бы написать и издать книгу в жанре мемуаров. Наверняка она пользовалась бы читательским спросом…

- В журнале «Чаян» в 1992 году уже были опубликованы мои воспоминания - в юмористическом духе. А если говорить серьёзно, то действительно в течение многих лет телевизионной работы я вёл дневники о встречах с теми, кто бывал в нашей студии - композитором Дмитрием Шостаковичем, певицей Людмилой Зыкиной, актёром Владимиром Кореневым, сыгравшим в «Человеке-амфибии», и многими другими. Таких воспоминаний накопилось у меня несколько толстых тетрадей. Но… в 1984 году с телевидения меня «ушли». Счастливый человек - всем враг. Тогда вышел на пенсию председатель Гостелерадио ТАССР Фаик Надыров - удивительных качеств руководитель, и начались всякого рода «перемены». Объявили пресловутый конкурс, причём чин по чину - с публикацией в прессе. Я даже сам заявление написал на участие в нём, что было, как мне потом объяснили, ошибкой. «Судьи» всячески уверяли меня в том, что поддержат мою кандидатуру, но, в результате тайного голосования шарами, моё место занял совсем молодой человек…

Вы можете представить себе моё состояние! А каких только слухов не было после того, как я исчез с экранов - застрелился, отравился, попался на валюте… Я даже собирался уехать из города - ладно, знакомые отговорили…

Так вот, после всего, что произошло, я сжёг все мои записи, потому что уже не думал, что когда-нибудь к этому вернусь. Это, конечно же, было глупой ошибкой, от повторения которой я бы предостерёг молодых. Никогда не стоит кипятиться, паниковать. Не зря говорят: на дне терпения - золото. Любую трудность следует воспринимать как испытание.

- Предложи вам сегодня вернуться на телевидение - пошли бы?

- Считаю преступлением против совести возвращаться на сегодняшнее телевидение. Недавно принимал участие в программе телеканала «Новый век» «Кара каршы», где мы горячо обсуждали проблемы разрушающихся памятников старины. Наши местные тележурналисты ещё пытаются «держать марку», но что в то же самое время творится в эфире других каналов - сами знаете. На этом фоне что-то значительное просто теряется.

Счастье отдавать

- Кстати, в чём для вас заключается суть журналистской профессии? Вы ведь и в этом качестве проявились, дебют свой помните?

- Я считаю, что журналистике в университете не научишь. Если эта профессия не вошла в тебя с молоком матери, то с молоком коровы точно не войдёт. В ней важна практика. С пятнадцати лет я сотрудничал с газетой «Комсомолец Каспия», позже - с областной «Волгой». Меня окружали доброжелательные наставники. Помню замечательного редактора Наталью Николаевну Лаврову.

Моей первой публикацией стала заметка о керосиновой лавке в рубрике «Письма в редакцию». Сестра тогда вышла замуж, и семья молодых стала жить в посёлке Вахитово под Астраханью. Мне - младшему в семье - поручали возить им десятилитровый бак с керосином для хозяйственных нужд. Ездить приходилось в автобусе, куда с горючей ёмкостью не очень-то хотели пускать. Мне это надоело, и я решил написать в газету. Как же так - большой посёлок с тепловозоремонтным заводом и без керосиновой лавки? И буквально спустя неделю в рубрике «По следам выступлений» в газете вышло сообщение о том, что приняты меры, и в посёлке открывается керосиновая лавка. Вторую заметку под названием «Дело за желанием» я посвятил областной клинической больнице. К ней вела совершенно разбитая дорога, что создавало неудобства при проезде. Через месяц всё заасфальтировали. Я был счастлив от того, что с моим участием совершались полезные и благие дела.

- Расскажите подробнее о вашем паломничестве в Мекку, разве возможно такое было в советские времена?

- А вы как думали? В хадж во все времена отправляли - советской власти тоже нужно было отчитываться перед мировой общественностью. Я вообще считаю, что коммунисты погорели исключительно по причине множества крайностей и перекосов. Прояви они большую лояльность в отношении религии, не допусти брежневского бандитизма в Афганистане - глядишь, могли бы и избежать краха системы.

До 1990 года в паломничество отправляли не больше двадцати человек в сопровождении ещё двадцати кагэбешников. А в апреле 1990 года Горбачёв издал указ о прямых чартерных рейсах к святыням ислама и христианства, и только в Казани после этого собрали рейс из трёхсот человек. В тот год Курбан-байрам пришёлся на июль, когда температура в Саудовской Аравии ниже пятидесяти градусов по Цельсию вообще не опускается. Но оказалось, те, кто держит уразу, в состоянии перенести такое испытание.

- Отправиться в паломничество и сегодня довольно дорого. Насколько это было доступно для советского человека?

- Если бы не мой тогдашний шеф в НПО ВТИ, где я работал после телевидения, покойный ныне Амир Хабибович Гисматуллин, я бы не мог себе это позволить. Это стоило пятнадцать тысяч советских рублей - немыслимые по тем временам деньги! И вот Амир Хабибович как-то заметил моё удручённое состояние и поинтересовался, что случилось. Выслушав причину, спросил, действительно ли для меня это так важно - отправиться в хадж? Я ответил, что ещё мой отец мечтал об этом, Амир Хабибович немного подумал, и вдруг велел писать заявление на предоставление средств для паломничества. А когда деньги поступили на счёт в банке, цену поездки снизили настолько, что я смог отправиться в хадж вместе с братом Шагидуллой. Это стало первым выездом за границу. С тех пор я более пятнадцати стран объехал, был даже на мысе Доброй надежды в Африке.

- Не типично для российского пенсионера…

- Да, но ведь я и не прошу ни пособий, ни помощи. С 1999 года я очень активно занимаюсь изданием книг, альбомов, открыток. В этом для меня не только коммерческий интерес. Я считаю, что собиратель не должен держать свои приобретения под спудом, как скупой рыцарь. Всё, что собрал у народа - народу и верни. Счастье в том, чтобы давать, а не брать.

- Для непосвящённых - что такое процесс коллекционирования?

- Прежде всего, необычайно захватывающее занятие. Гёте не зря говорил, что коллекционеры - самые счастливые люди. Раньше мы, собиратели, общались через журнал «Филателия СССР». На этом пути случались не только приобретения, но и немало потерь, но без потерь не бывает достижений. Случалось, собирал все виды подряд - Москву, Харьков, Одессу, и отправлял бандероль с запросом: жду Казань и Астрахань… И многих ответов жду до сих пор. В Казани в пятнадцатом книжном магазине, где я обычно вешал свои объявления, был замечательный директор, бывший военный моряк, коллекционировавший открытки с военными кораблями. Я ему в этом помогал, а он снабжал меня книжным дефицитом. Книги я в свою очередь обменивал на открытки, интересные мне. В общем, так собрал солидную коллекцию. И, как оказалось, в виде изданий она очень востребована. Приятно, что много заказов поступает на приобретение альбома, посвящённого родной Астрахани.

- Сегодня человечество пребывает в массовой депрессии. Услуги психологов очень востребованы. Но не могу представить, чтобы хаджи Абдулла Дубин обращался к таким душевным эскулапам. Что же помогало вам во все трудные времена?

- Религия - формула нравственности, и лишь духовная красота спасёт мир, - говорил Фёдор Михайлович Достоевский. Сегодня его слова искажены, а ведь между духовной и штукатурной красотой - большая разница. Так вот, не побоюсь сказать, что на многие вопросы в жизни для себя я нашёл ответы, обратившись к вере. И теперь, будучи уже зрелым человеком и посещая проповеди в мечети, я делаю для себя потрясающие открытия.

Бывая в Астрахани, я всегда хожу на могилу родителей. Между прочим, знайте - посещение погоста предков продлевает жизнь, потому что там - они за нас молятся. Мёртвые не исчезают, лишь рядом быть перестают.

Мне очень повезло с моей супругой Оксаной, деятельной и умной женщиной. Между нами тридцать четыре года разницы. Божьим даром стало рождение нашей дочки Мярьяммиям, которой три года. Я специально дал ей необычное имя - ведь в нём сочетание четырёх букв «м», трёх «я», символизирующих трудолюбие и творческие способности. Этот дар считаю наградой за победу над собой, над искушениями, над модой. Вы посмотрите - сколько вокруг курящих людей! И никто тому не препятствует - государству словно выгодно, чтобы люди не доживали до пенсии… А курящий мужчина - угроза потомству.

А ещё отдельное спасибо сказал бы врагам! Да-да - я так и предваряю волжский альбом: своим учителям, наставникам, ВРАГАМ коленопреклоненно посвящаю… Многие спрашивают: Абдулла, может - врачам? Нет, не врачам, именно им - врагам! Друг льстит - враг растит. Если бы не «съели» меня на телевидении в 1984 году, не знаю, что бы теперь и было. Бог посылает трудности тому, кого любит.

- Спасибо, Абдулла Ибрагимович, за искренность!

Ну, и читатели, думаю, пожелают герою и его семье доброго здоровья и будут ждать его нового альбома «Старая Казань и её окрестности», выход которого планируется в марте.

С Абдуллой ДУБИНЫМ беседовала
Айсылу МИРХАНОВА