Минтимер Шаймиев: от Хрущёва до Путина

«Спасибо за добрую оценку поступ­ков, больших и малых дел, реализован­ных в очень и очень непростое время. Всё же скажу: я неплохой, но не на­столько хорош»,- напечатано на первой странице книги «Минтимер Шаймиев»из серии «Жизнь замечательных людей: Биография продолжается…», вышедшей в свет накануне юбилея Минтимера Ша­риповича. Очень к месту, между прочим, строки: достаточно написать от руки имя того, кому даришь книгу,- и человек растаял, ведь надпись и книга адресова­ны лично ему.

- Минтимер Шарипович, юмор, само­ирония сразу настраивают на добрый лад, неказённое общение.

- Тут дело вовсе не в юморе. Это по сути так, как я написал. Когда‑то Ники­та Сергеевич Хрущёв сказал, причём публично: «Быть хорошим для всех - значит быть плохим».

Шурале в овраге у родной деревни, папоротник в лесу и мальчик‑невидимка, кусок сахара и хлыст на стене

- Книга жизни любого человека на­чинается с детства. Всё закладывается в нём. Что вспоминается из детских лет чаще всего?

- В детстве впитываешь впечатления как губка. В сельской местности ты дитя природы. Через неё жизнь познаёшь: эти овраги, тропинки, ручьи… Лес, в котором водятся шурале… Мы из‑за них боялись одни в лес ходить, там был овраг большой, покрытый травой, балка, где могли по­явиться шурале. Это на полном серьёзе было! А очень хотелось ягоды пособирать, орехи. Тем более что в татарских деревнях фруктовых садов не знали, не до них было. Да и овощи не выращивали, в лучшем слу­чае зелёный лук или огурцы.

Когда я научился читать, узнал из кни­ги Аделя Кутуя «Приключения Рустема»: если увидишь цветущий папоротник - всё задуманное сбудется. Можно даже стать невидимым! Мы, дети военных лет, мечтали превратиться в невидимок, чтобы мстить фашистам.

У мамы главной заботой было на­кормить нас, десятерых детей, я девятый ребёнок. И если ей удавалось наполнить чем‑то наши желудки, у неё лицо светле­ло… Счастье, у кого была корова: семья жила. Лакомились катыком, смешивали его с зеленью, ягодами. Катык, между прочим, уникальный продукт: даже если перестоял - не портится, может только стать кислее.

Есть хотелось всё время, полной сы­тости не было никогда. Зато если свадьбу у кого‑то играли, чак‑чак появлялся. Праздник! По деревне слух проходил: «О, это состоятельная семья, родители же­ниха (или невесты) приехали с чак‑чаком из семидесяти яиц!» А ведь для чак‑чака требовались ещё пшеничная мука, мёд, масло. Неслыханное богатство. Блины из нормальной муки или досыта хлеба на­есться - это тоже событие, на всю жизнь воспоминание.

Но праздники случались редко. При­вычнее были другие лакомства. Когда начиналась уборка, положим, пшеницы, шли на поля, размалывали руками колосья и набирали пшеничку, потом мама поджаривала её немного на сковородке, без масла, и вкуснее этого до сих пор ни­чего не знаю. Как будто сейчас тает на кон­чике языка… Не говоря уже о стручках зе­лёного гороха! Поля охранялись от полу­голодного народа, но кто‑то из мальчишек отвлекал охранника, а другие в это время наполняли карманы, потом собирались, делили всё и уплетали за обе щёки. Такое удовольствие!

Перекапывали борозды, чтобы найти мёрзлую картошку. Весной мама дела­ла из неё лепешки, маслом немножко подмазывала. Однажды, не успела она ещё маслицем лепёшки сдобрить, стар­ший брат изрядную часть их унёс на улицу и проглотил, очень голоден был. Наконец сели за стол, а брат рта не открывает. Мама спрашивает: «Что не кушаешь, Хантимер?» Тот заплакал: «Не могу…» Ему обидно стало: подмасленные лепёшки в него не лезут…

В десятом классе я с утра собирался на экзамен. Отец достал кусочек сахара, мама ему побольше откалывала от цель­ного куска, и положил мне. Сахара же мало было. Это было счастье. Разве такое забудешь?

А ведь отец не всегда гладил по голове. Строгий был. И хлыст ещё висел на стене. Без строгости невозможно воспитать мальчиков.

Как запрягали женщин и коров, мольба свиноматок и готовый сценарий для фильма о конце света

- Когда мы стали постарше, днём работали, а ночью готовили уроки. Ещё ру­гали нас, что керосин много расходуем.

Работа в деревне не переводится с утра до ночи. В военные годы это был тяжкий, изнурительный труд. Так было тяжко, что приходилось слышать: «Лучше бы на фронт отправили!» Почти всё на плечах женщин. Как они выдерживали?!

Из нашей и соседних деревень по­сылали девушек и замужних женщин за семенами на челнинский элеватор, это километров шестьдесят, двое‑трое суток в один конец. В самую распутицу. А загодя семена не давали, чтоб не израсходовали, не съели. Женщины возвращались с двух­пудовыми мешками на плечах, не случай­но говорили о таких: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик».

Лошадей и быков было мало, часто запрягали коров пахать землю. Много ли бедняжки могли дать молока? Когда пада­ли без сил, их поднимали, иначе бы ноги навсегда протянули.

И такая печаль длилась ещё и после войны. В начале шестидесятых довелось побывать в колхозе, который к весне остался без кормов. Солому с крыш ферм снимали, чтобы кормить скот. Мужики председателя колхоза крыли на чём свет стоит: врун, приписчик. А он, кстати, орде­ноносец, как уж довёл до такого состояния хозяйство? Страшную картину я увидел там. В жалком коровнике скотина была подвешена на верёвках, чтобы не слегла. А когда заглянули в свинарник, свиномат­ки встали на ноги, привалились к прутьям клетки. Орут от голода и смотрят на нас жалобно. Что там Франц Кафка с его аб­сурдом и чувствами тревоги, страха перед жизнью!

На кого надеяться человеку на земле?

Суры Корана и принципы Морального кодекса строителя коммунизма

- Сельский труд особенный. По­чему человек издавна верит во Все­вышнего, кто в Аллаха, кто в Христа? Потому что люди на земле испокон ве­ков надеялись только на Всевышнего и на себя да на то, что небо вовремя про­льёт дождь и согреет солнцем, и будет урожай для большой семьи. Вот человек и смотрит на небо и молится. Ладно ещё, когда колхозы организовали, государство хоть как‑то могло наших людей поддер­жать. А вообще‑то на кого крестьянину уповать? Вот откуда вера! С возрастом, смотришь, люди более религиозными становятся: и здоровье уже не то, и мысли разные в голову лезут. Так и идёт из века в век. Всё равно человек к вере приходит, к размышлениям о своём предназначении на белом свете, о нравственных ценно­стях. Это философия самой жизни.

Нравственные ценности, конечно, формирует окружение. Прежде всего семья.

Когда мы вылетели из родительского гнезда, папа стал приглашать уже взрос­лых детей вместе обедать по выходным. Я работал директором «Сельхозтехники» в сорока пяти километрах от родной де­ревни, самый дальний, но всё равно каж­дое воскресенье со своей семьёй должен был являться. Ничего особенного на стол не ставили, что есть, то мама и приго­товит. Но важно было вместе собраться за этим столом.

Иногда папа предлагал немного вы­пить. Мы отказывались. Смотрю, у родите­ля лицо довольное: дети не позволяют себе при отце.

А вообще‑то многодетная семья сама себя воспитывает. Каждый знает своё ме­сто не только за столом, но и в жизни.

- Вы ведь тогда не ведали Мораль­ного кодекса строителя коммунизма, и вряд ли все суры Корана знали наизусть. Но вот так, примером родителей, видимо, и создавался внутренний стержень у каж­дого в семье.

- Морального кодекса строителя коммунизма тогда ещё не существовало, он был подготовлен позднее по поруче­нию Никиты Сергеевича Хрущёва. Причём в него осознанно заложили религиозные элементы.

А с Кораном в нашей семьебыло не­просто. Нас ведь, так сказать, раскулачи­ли, хотя и не выслали, знаю со слов деда, папа на эту тему практически не говорил. Но наш род в деревне очень уважали. Когда колхоз организовывали, отца из­брали председателем, и он должен был стать коммунистом. Дед, отец моего папы, не согласился с этим. Не по нраву было деду, что сын в партию вступил, советскую власть поддерживает, которая семью лишила всего. Дед был человек с характером. Ушёл он от моего папы, вместе с которым жил, к старшей доче­ри, там оставался до конца своих дней. А отцу каково было вкалывать всю жизнь председателем колхоза?! Дамоклов меч всё время висел над головой, тогда ведь и без вины виноватыми часто станови­лись. Он и до войны работал председате­лем и после возвращения с фронта.

А младший брат мамы был муллой. Приезжает в гости, и ему молитву надо читать. Ну, мы охраняли его. Смотрим в окно, папа возвращается на тарантасе или санях из райцентра - дядя сразу свёртывает намазлык, прячет. Мы пони­мали: раз при папе ничего такого нельзя делать, значит, и говорить об этом не сле­дует: опасно… У нас заведено было самое простое: произнести перед едой «Бисмилля…».

Мама терпела все противоречия в от­ношениях родных, хотя сердце, наверное, разрывалось. Безграничное терпение жен­щины, матери…

Папа ни в санаторий, ни ещё куда‑ли­бо отдыхать ни разу в жизни не ездил. Когда он безнадёжно заболел, у него был рак пищевода, не захотел лежать в больнице. Помню, я приехал из Казани. Из окна отцовского дома видно кладбище, папа показывает туда: я скоро уже уйду, берегите маму…

У меня не возникало никогда сомнений, что семья - самое дорогое, что может быть у человека.

Демократия и гласность задолго до Горбачёва, как можно не потерять своей должности да ещё подлечиться за счёт колхоза

- Когда в стране началась пере­стройка, заговорили о гласности, я ска­зал: это как в нашей деревне. Ведь де­мократичнее деревни ничего нет. Это община. Там всегда была гласность: всё друг о друге знали.

Времена до перестроечных лет были строгие, дисциплина, каждое указание сверху всегда выполнялось. А вот пред­седателя колхоза иногда по двое суток избирали, упрямились, даже когда на­чальство колхозников склоняло под­держать какую‑то кандидатуру. И это не единичные случаи, я когда был членом бюро Мензелинского райкома партии, присутствовал на отчётных собраниях и навидался многого.

Анекдотичные случаи бывали. Как‑то в прошлые годы в колхозе «Кама» возник­ло большое недовольство председателем колхоза, требовалось его менять. Подо­брали кандидатуру, местного, уговорили, он вернулся из Казани в родную деревню, сидит дома, ждёт, что его пригласят и из­берут. Идёт обсуждение отчёта в клубе. Колхозникам говорят: председателя надо менять. Они вдруг возражают: «Зачем?». Объясняют им: «Вы же сами хотели! Есть подходящая кандидатура вашего земля­ка». «Нет, Салахов у нас хороший. Он нам нынче корма дал, хлеб дал». Объявляем перерыв, приглашаем Салахова: «Ты да­вай, скажи, что у тебя со здоровьем не­ладно, не можешь дальше руководить». Он выходит к трибуне, заявляет об этом. «Да‑да‑да,- говорят,- мы знаем. Каж­дый человек может заболеть, за счёт кол­хоза будем поправлять его здоровье. Пусть поедет, полечится».

Большей демократии я не видел, ка­кие бы должности ни занимал.

Беспроигрышный вариант для любого руководителя, люди без фальши на своём месте, польза «партийной сельхозкультуры» и орден Ленина на двоих с супругой

- Вы были руководителем на самых высоких должностях. Самое сложное в та­кой работе - ответственность за ре­шения, которые принимаешь. Можешь всех выслушать - решить должен сам. Только ты. А для этого нужно внутренние силы иметь, и не быть флюгером: сегодня - одно, завтра - другое, так из тебя ничего не получится.

- Да, верно. У меня получалось. Благодаря тому, что впитал от родителей, от окружения. И так сложилось, что я прак­тически всю жизнь - на руководящей работе. В Муслюмово начинал инжене­ром, через девять месяцев стал главным инженером ремонтно‑технической стан­ции. Когда начались реформы Никиты Сергеевича Хрущёва, меня поставили управляющим большим межрайонным объединением «Сельхозтехника» в Мен­зелинске. Мне было всего двадцать пять. В Москве не утверждали, звонили первому секретарю обкома Табееву: Фикрят Ахмед­жанович, слишком молод Шаймиев для та­кого дела. Он возразил: «Мы верим в него», после этого только утвердили.

В Мензелинске я понял то, что по­том не раз повторял: если ты пошёл во власть - люби людей. Все свои, с луны никого не подбрасывали. Это беспрои­грышный вариант для любого руководите­ля, независимо от того, большой коллектив или малый.

Не берусь осуждать руководителей, у которых не всегда получается работа с людьми. Они, значит, не готовы к такой работе, не тот жизненный опыт, не те цен­ности.

Не надо забывать, что идеальных людей нет, и каждый со своими особенностями. Не стоит пытаться мерить их только своим аршином, куда важнее понять.

Как ни странно, на первый взгляд, очень много талантливых людей встреча­лось среди пьющих. Иные руководители рубили с плеча: пьёт - немедленно на­казать! А нарушителями были мастера, потому и пили, что им преподносили. Если ты разбирался в их работе, искренне тебя уважали. Люди без фальши. Я к таким от­носился с уважением, не теряя строгости.

А когда уезжал из Мензелинска, со сле­зами на глазах весь коллектив вышел про­вожать. Неудобно о себе такое говорить, но это было. И перейти на работу в обком я не сразу согласился, вернулся в Мен­зелинск. Меня отругали: меняешь обком на «Сельхозтехнику»! Виктор Петрович Никонов, второй секретарь обкома КПСС, мощный, требовательный человек, врезал: ты что делаешь, кто тебя воспитал? Говорю: хочу остаться в районе, я инженер по при­званию, у меня получается.

В Мензелинске в двадцать девять лет я получил орден Ленина, не имея ни одной медали. Так хорошо дела шли, такие по­казатели были, что мне, пацану, высшую награду дали. Это, конечно, прежде всего заслуга нашего коллектива и руководства мензелинской парторганизации.

Ну, а я известным стал ещё с того вре­мени, когда кукуруза, которую Никита Сер­геевич Хрущёв внедрял, стала «партийной культурой». И молодец, что внедрял! Сей час без неё как бы жили? Я тогда придумал новый метод получения квадрата при по­севе кукурузы, он по всей стране пошёл…

- Минтимер Шарипович, заслугу в получении ордена Ленина вы разделили с супругой Сакиной Шакировной…

- Да, после вручения ордена при­ехал домой, открыл футляр и на белом атласе написал: «Дорогая Сонулька (тогда так к ней обращался), орден Ленина нам обоим в равной степени принадлежит». Оставил футляр открытым на столе. Потом узнал: она пришла, увидела и заплакала от счастья…

Мог ли я её не ценить? Вот одна только картинка из памяти, как фото. В Мензе­линске благоустроенных улиц толком и не было, и Сакина одного ребёнка - на грудь, другого - за ручку по грязи та­щит утром в садик. А до этого мне спозара­нок перед работой готовит завтрак. Никогда не провожала, не приготовив поесть, а нередко приходилось уезжать по делам в ночь. И на кухню с тех лет до недавнего времени никого не пускала.

Как не любить мне такую жену?

Кто не рискует, тот не выигрывает, почему президента Татарстана не отдали под суд и кто подал гениальную идею, осуществлённую с великолепным результатом

- Минтимер Шарипович, какими ещё качествами должен обладать ру­ководитель, политический деятель? И что в первую очередь требуется от со­временного руководителя?

- Сложный вопрос. Всё имеет зна­чение. Но прежде всего - знание жизни, знание людей, где бы ты ни работал. Ну и, конечно, характер. Нам же приходилось очень много самостоятельных шагов делать.

- Жизнь подбрасывала вопросы…

- Так судьба распорядилась, что мне довелось руководить Татарстаном на таком большом и болезненном историческом изломе. Перестройка в национальной республике со сложной историей, много­образным политическим, экономическим, социальным наследием. Со своей госу­дарственностью в прошлом. Требовался учёт характера народа, традиций. Под­нялась национальная интеллигенция. А как не подняться, когда одна непол­ная татарская школа осталась в Казани? Куда уж дальше? Что, люди лишнего тре­бовали? Горечь в семьях накапливалась. А в сознании народа глубоко сидела память о своей государственности.

Сделанное в перестроечные годы мне непросто как бы изнутри критически оценить, но я не вижу глобальных ошибок с нашей стороны. Ведь Декларацию о госу­дарственном суверенитете первой приняла Россия. Она тоже оказалась бесправной в СССР! А над нами были и Госплан СССР, и Госплан РСФСР. И нам требовалось в свою очередь о своих правах заявить.

При всех трудностях мы продолжали созидать. Чего стоит одна только програм­ма ликвидации ветхого жилья! Люди её оценили, я видел, как со слезами на глазах новоселья справляли. Ведь коренные казанцы и коренные жители других горо­дов республики были обречены ютиться в лачугах.

А мы только в Казани построили более тридцати тысяч квартир, а по республике - около пятидесяти пяти тысяч. Все, кого взяли на учёт по ветхому жилью, бесплатно получили квартиры. Это - 48 576 семей! Да, мы нарушали закон, один процент от реализуемой продук­ции предприятий брали в специальный фонд. Меня даже судить хотели. «Тогда открытый суд!» - говорю. Никто не ос­мелился. Наоборот, когда к руководству страной пришёл Владимир Владимирович Путин и я ему всё объяснил, он заметил: полезное дело сделали, надо будет рас­сказать премьеру Фрадкову. А то Михаил Ефимович говорит, что Татарстан свое­вольничает. И когда в Казани накануне моего семидесятилетия президент России собрал губернаторов, мы делились опы­том и обсуждали проблемы капитального ремонта домов.

Ещё одно масштабное достижение - сплошная газификация Татарстана, до сих пор нет ещё такого ни в одном регионе России. Идею подготовила группа Равиля Фатыховича Муратова, и гениальное реше­ние дало великолепный результат благода­ря поддержке председателя Газпрома Рема Ивановича Вяхирева и повседневной ти­танической работе Рафката Абдулхаевича Кантюкова - руководителя Таттрансгаза.

Можно ли быть вне России, находясь в её центре, и как использовать исторические шансы для блага республики и страны

- Когда Владимир Владимирович по­сетил Татарстан перед первым избранием президентом России, мы с ним беседовали в этом кабинете, где сейчас разговарива­ем. Он говорит: «Минтимер Шарипович, надо же входить в единое финансовое и правовое пространство». А мы действительно вне России на какое‑то время ока­зались, в Совете Федерации у нас не было представительства, депутатов парламента не избирали. Ну, в правовое простран­ство мы политически вошли при Борисе Николаевиче Ельцине в 1994‑м, когда уже после подписания Договора между Рос­сией и Татарстаном избрали президента страны. А вопросы по экономике, фи­нансам и бюджету надо было тщательно проработать.

Я не против, отвечаю Владимиру Вла­димировичу, время пришло. Но при на­шей самостоятельности мы в последние годы федеральным бюджетом не поль­зовались, давайте примем программу развития Татарстана на ближайшие пять лет. Мы договорились и вышли к собрав­шемуся в зале республиканскому активу, сообщили о нашей договорённости. И вскоре в Татарстане проголосовали за Владимира Владимировича Путина лучше, чем в большинстве субъектов федерации.

Потом была разработана программа развития Татарстана. Вот так республика использовала исторические шансы и в пе­реговорах с Борисом Николаевичем Ель­циным, и в новых условиях. Ведь Договор между Россией и Татарстаном 1994 года действовал с тринадцатью экономически­ми соглашениями, по сути дела, предо­пределившими судьбу всей собствен­ности в Татарстане, кроме оборонной промышленности. До этого республика распоряжалась всего двумя процентами собственности, не могла же она в новых условиях так жить! И взаимопонимание с президентом Путиным с первых же дней его деятельности позволило Татарстану не снижать темпов развития.

- Минтимер Шарипович, куда ни кинь, вы везде нарушитель. Решали жилищную проблему - законодательство нарушали. Боролись с преступностью - то же самое.

- Однажды Ельцин приехал в Челны, и я сказал ему: «Борис Николаевич, бес­предел в стране. Медлить нельзя. Расстре­ливают милицейские посты, а мы на три дня только можем их задержать (закон такой был). Власти нет, страна валится под откос.

Я знал об этом и от самих милиционе­ров. Собрал личный состав МВД республики и увидел растерянные лица. Мне рассказали: задержанных бандитов вы­пускают, они уходят и смеются в лицо людям в погонах. Стало очевидно, что так не может продолжаться. Революция идёт, и без рычагов диктатуры в ней делать не­чего. Когда сообщил об этом, как милици­онеры воодушевились!

В кратчайший срок появился Указ «О чрезвычайных мерах по борьбе с преступностью», вскоре подкреплённый за­коном республиканского парламента. Нас критиковали: нарушаем права человека, российское законодательство. А преступники разве не нарушали права граждан на безопасную жизнь? И Ельцин, надо от­дать ему должное, спустя некоторое время подписал подобный Указ, действовавший на территории всей России.

Завотделом обкома товар в своём кабинете делил, во всём плохом обвиняли Советы, а партиявсегда была хороша, как девушка на выданье

- В эпоху перемен на историческую авансцену выдвигаются яркие, незауряд­ные фигуры.

- Я и моё поколение оказались в гуще реформ Никиты Сергеевича Хрущёва. Не посягнув на шестую статью Консти­туции, он по сути действовал так, будто её нет. А то ведь партия всеми делами заправляла, в том числе хозяйственными. Завотделом обкома по торговле в своём кабинете товар делил! Без партии шагу нельзя было ступить, во всём, что плохо было, обвиняли Советы и исполнитель­ную власть, а партия всегда была хороша, как девушка на выданье.

Поэтому реформы Никиты Сергеевича Хрущёва я оцениваю выше всего. С него начались перемены, их необходимость он вложил в наше сознание. И очень много успел сделать, да не всем это нравилось. А для того, чтобы спокойнее жилось в вы­соких кабинетах, его и сместили.

Время Леонида Ильича Брежнева, ко­торое кто‑то назвал застоем, тоже требует более точных оценок, надо ещё посмо­треть показатели развития страны того времени.

Борис Николаевич Ельцин мужествен­но нёс свой крест, как и Христос. Я и рань­ше такое сравнение использовал. Он имел право сказать: люди, вы не ведаете, что творите. Он провозгласил свободу, люди её получили, и многие накину­лись на него, прежде всего журналисты. Кто из членов Политбюро решился на та­кой вызов системе, как Ельцин? Разве можно это забывать!

Первый и последний президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв - тоже не­заурядный человек, реформатор. Но ему, видимо, не хватало опыта работы с про­стыми людьми, на производстве. Увы, не хватало и решительности идти в за­теянных реформах до конца, хотя пере­стройка раскрепостила сознание наших сограждан. Можно было бы и Советский Союз сохранить без прибалтийских стран, но верного решения руководство страны вовремя не нашло…

Эти фигуры к руководству страны пришли не случайно. Скажем, Ельцин воз­главлял крупнейшую в СССР строительную организацию, прежде чем началась его партийная карьера. Пробивался наверх не­смотря на то, что отец был репрессирован, сослан, поработал и в Казани, где несколь­ко детских лет провёл и Боря. Был харак­тер! И когда Бориса Николаевича взяли в Москву - это ведь по выбору. Слабых людей не брали, по блату во власть в тот пе­риод СССР не проникали. Это при Брежневе такое наблюдалось.

Система подбора кадров в советское время была отлажена великолепно. Такой системы нигде в мире нет, она разрушена и у нас в стране. Ведь рядовые инструкто­ры обкома партии только этим и занима­лись. Ездили, смотрели: кто как учится, ра­ботает, в чём сильные и слабые стороны…

Когда началась перестройка, отменили 6‑ю статью Конституции СССР о руково­дящей и направляющей роли КПСС, был выдвинут лозунг «Вся власть Советам!» Он быстро стал популярным в демократиче­ских кругах взбудораженного общества.

Перестройка, гласность, Советы - это всё становилось понятиями одного поряд­ка, новой политической силой. Осознав положение, я собрал всех первых секре­тарей райкомов, горкомов - в то время, по инерции, это была ещё сила, личности незаурядные! Сказал: основной лозунг перестройки - «Вся власть Советам». Значит, передать реальную власть им. Я об­ратился к собравшимся: «Если мы хотим поддержать всем своим опытом и знания­ми перерождающуюся страну - особенно сейчас, в крайне опасный для неё пери­од, то пришло время выбора. Решайте, кто останется на партийной работе - здесь я никому ничего запрещать не могу, а кто желает - может идти в Советы».

Наступило тревожное молчание, ко­торое никогда не забуду. Мне казалось, что многие из них увидели во мне уже не соратника, которого уважали и под­держивали. Скорее, меня обвиняли, кто как мог, в глубине души. Но я про­должал, прямо глядя им в глаза, и повто­рил: «Ребята, решайте. Я же для себя всё решил. Ни на кого не обижаюсь, но пер­вым секретарём больше не буду. Партию надо освобождать от хозяйственных дел, власть нужно давать Советам. А партия пусть занимается политической деятель­ностью».

Через небольшой промежуток време­ни более семидесяти процентов наших первых секретарей райкомов и горкомов партии возглавили районные, городские Советы, освободившись от партийных по­стов. Те же, кто не пожелал обновляться, не передал имевшуюся в их руках власть Советам, скоро убедились в бесперспек­тивности партийного руководства. Так произошло в большинстве регионов стра­ны, где полные составы бюро обкомов, райкомов, горкомов ушли в небытие. А мы сохранили костяк кадров, большую цен­ность, человека ведь не сделаешь за один день руководителем.

- Я правильно понимаю, что вы считаете: в любые времена для руково­дителей важны человеческие качества и подготовленность, а не то, что для од­них времён - один тип руководителя, для других - непременно другой…

- Конечно. И надо уметь правильно оценить происходящее и сделать реши­тельный единственно верный шаг. Не про­сто было мне было выйти к партийной элите и заявить о своём выборе. Но про­медление могло обернуться политическим самоубийством. Примеры были: Волго­градский обком полностью смели, всех членов бюро, а во главе его сильный был человек, Владимир Ильич Калашников, я работал с ним как с министром мелиора­ции и водного хозяйства РСФСР.

Орден Ленина в придорожной канаве, как оказался на броневике вождь и для чего нам нужна правоцентристская партия

- Минтимер Шарипович, мы вспо­минали о вашем ордене Ленина. А вот мой коллега журналист рассказывал мне, что его мама, колхозница, труженица, когда получила орден Ленина, не осме­лившись отказаться, выбросила его по пути домой в придорожную канаву. Думаю, это отношение не к награде, а к тогдашней жизни, довели просто. Сын же стал собкором «Правды».

Имя Ленина возвращает нас к семнадцатому году, к столетней годовщине произошедших в нём событий. Они по­влияли на ход мировой истории и продол­жают влиять. Как вы считаете, удастся нам извлечь уроки из произошедшего тогда и позднее? Или новым поколениям суждено пройти свой путь и учиться на собственном опыте?

- Начнём с того, что Октябрьскую революцию никто не экспортировал, считать так значит мыслить очень поверх­ностно. Ситуация ведь назревала. Стрем­ление к созданию более совершенного общества в умах людей тоже всегда было. Так что не просто вот приехал вождь, встал на броневик и перевернул Россию.

А революция в нашем огромном ев­роазиатском пространстве, как и любая революция, открывает путь к назревшим изменениям. Вот почему многие поэты революций ждут и воспевают их. Возь­мите хотя бы Маяковского или Такташа.

- А вся дальнейшая крайне проти­воречивая советская история? Как её оценивать?

- Так получилось, что за короткий период времени наш народ натерпел­ся. Значит, не тот режим установили, не так управляли, с отставанием идём за прогрессом в истории человечества. В семнадцатом хотели как лучше, боль­шевики победили, а дальше ведь самое сложное: удержать власть и обустраи­вать жизнь. Удержали, да. С лозунгами: землю - крестьянам, фабрики - ра­бочим. Кому отдали фабрики? И что сде­лали с землёй? Отобрали её. Посулили, что коллективный труд даст результат. Может, такое и возможно было, но экс­перимент неудачным получился. Кро­вавая коллективизация. Репрессии, никакого инакомыслия. Потом война, да какая ещё страшная! Затем - вос­становление страны. Только‑только на­чали кое‑как глаза открывать, на ноги вставать - перестроечные годы, новая революция.

Я не обвиняю наш народ. Может, мы не такие хорошие, как хотелось бы, не такие добрые, ругаемся между со­бой. Я не случайно говорю: если с женой утром не поругался, значит, совершил благотворительность. Так ведь в том дело, что потери были велики. Мы потеряли духовность. Её надо вновь обрести и обо­гатить.

Только вот не получается у нас пока построить общество вековой мечты. Но­вое пробивается очень тяжело. И ведь каждый этап мы так проходим. С над­рывом.

- Но это неизбежно, на ваш взгляд? Больно ведь. Могло быть иначе, как вы считаете?

- Я не считаю, что все наши потери были неизбежны. Могло случиться иначе, хотя историю, как известно, не перекро­ишь задним числом. Но простого ответа на этот вопрос нет. Можно так сказать: мы не имеем ещё устоявшегося пути раз­вития.

Меня потрясла глубина мысли Сергея Михайловича Соловьёва, когда удалось ознакомиться с его трудами в начале перестройки. В частности, с его утверждением о необходимости создания крепостного права в тогдашней России. В школе ведь нам закладывали в головы только то, что это была бессовестная эксплуатация. Соловьёв прав, когда го­ворил, что бедное, малонаселённое го­сударство не могло содержать большое войско для защиты огромных границ, по­этому раздало военным служилым людям земли и прикрепило к ним работников, это был «вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвы­ходном экономическом положении». Если бы за помещиками не закрепили землю и людей, что бы от России оста­лось?

И перестройка как предтеча совре­менной революции произошла по исто­рической необходимости. Появилась возможность, пользуясь событиями того времени, сделать очень большой шаг в партийном строительстве и совершен­ствовании управления страной. Но опять мы не довели дело до конца, рискуя по­терять доверие к власти. Есть ведь опыт стран, которые уже доказали, что их путь государственного и общественного раз­вития наиболее привлекателен. А по­пытались ли мы по‑настоящему его использовать? Увы, как сказал Виктор Степанович Черномырдин, что бы мы ни делали - опять КПСС получается.

Я был одним из учредителей обще­ственно‑политического блока «Вся Рос­сия», преобразованного потом в движе­ние, позднее создали блок «Отечество - Вся Россия». В 2001 году движения «Единство», «Отечество» и «Вся Рос­сия» объединились в «Единую Россию», и я стал сопредседателем Высшего совета партии вместе с Юрием Михайловичем Лужковым и Сергеем Кужугетовичем Шойгу. На объединительном съезде за­явил, что партия должна быть правоцен­тристской. Обосновал. Мне возразили: нереально, рано об этом говорить. Спра­шиваю: «Когда реально?» У нас левые, го­ворю, надолго, это наше наследие. Но раз общество меняется, придут в движение мощные силы с правым мышлением. Продвинутые, мыслящие люди. Если они мыслят не так, как нам бы хотелось, вовсе не значит, что они плохие. Однако мою позицию съезд не поддержал.

В российском парламенте первого созыва взяли верх коммунисты, а потом «Единая Россия» начала побеждать. Мы уже давно имеем в парламенте консти­туционное большинство, но боимся создания конкурирующей с нами партии. Да, любая партия стремится к победе. Но если мы хотим, чтобы «Единая Россия» усилилась, надо иметь рядом сильную партию. И не коммунистическую, эта идеология себя не оправдала, несмотря на самые светлые помыслы.

Вот почему я со временем отошёл от руководства «Единой Россией», это осознанный выбор. Я остаюсь при своём мнении. Мы опять ищем «особый путь», но всё равно придётся вернуться к право­центристской позиции. Жизнь заставит.

Как решалась судьба современных Болгара и Свияжска, пророчество Тургута Озала и зачем нам свои исламские богословы

- Писатель Равиль Бухараев в своих книгах о «модели Татарстана» утверждал, что одно из главных свойств вашего политического опыта - это «здравый смысл», основанный на необходимости татарского народа сохранять себя в ве­ках в непростых исторических обсто­ятельствах. А истоки его - в вашем детстве и юности. Насколько часто вы опирались в важных государственных ре­шениях на глубокие народные традиции?

- Народная мудрость, конечно, от­ражает и вековые мечты, и опыт многих поколений. Без учёта этого нельзя строить политику, надо вглядываться в прошлое ради будущего. Тогда и интуиция, без ко­торой не обойдёшься, не подведёт.

Но никакой здравый смысл не заменит команду, мы уже давно совместно и разра­батываем планы, и организуем их выпол­нение. Без единомышленников большое дело не сдвинешь с места.

- Сейчас вы занимаетесь памятни­ками истории в Болгаре и Свияжске. Все понимают: если бы не ваша фигура, таких масштабов изменений там бы не было. Звёзды, что ли, так встали: совпала пора, когда можно было собрать и вложить огромные деньги, и чтобы вы к этому вре­мени оставили пост президента. Вот те­перь, в кризисное время, ваши воля и опыт всё равно помогали бы находить деньги, но уже намного сложнее было бы…

- Звёзды не звёзды, но я осознанно шёл к тому, чем сейчас занимаюсь. Исто­рия всегда жила в душе. А нас учили в шко­ле: татаро‑монгольское иго - вот и вся история татар. Меня это не устраивало. То, что удалось сделать в Болгаре и Свияжске, надо ещё осознать. Удалось восстановить справедливость, снять злосчастный ярлык с истории моего народа.

Когда планы возрождения памятников стали обретать более‑менее конкрет­ные очертания, пришло время действий. На юбилее Евгения Максимовича Примако­ва я напомнил Владимиру Владимировичу Путину, что оставляю пост президента Татарстана, и мы договорились встретиться. Он назначил встречу на восемнадцать часов под самый Новый 2010‑й год, когда я при­шёл, уже министры собирались в фойе для поздравлений. Я сказал, что хочу восстанавливать исторические памятники, прежде всего Болгар и Свияжск. Пятнадцать‑двадцать миллионов федеральный бюджет и раньше давал, но этого не хватало даже на латание дыр в разрушавшихся памятниках. Мы заранее решили предложить пари­тетное финансирование: сколько выделят из федерального бюджета, столько же будет из республиканского бюджета. Говорю, каждый год хотя бы миллионов по пятьсот с каждой стороны. Да, немало, приза думался Владимир Владимирович. Решили по четыреста миллионов рублей. Кому поручить? Алексей Леонидович Кудрин, министр финансов и Александр Алексее­вич Авдеев, министр культуры были тогда в приёмной. Вот так ударили по рукам минут за двадцать. И до сегодняшнего дня всё идёт по договоренности.

И вот памятники нашей истории уже признаны всемирной универсальной ценностью, прошлое, благодаря исследо­ваниям, археологии возвращается к нам таким, каким оно было. Раньше ведь никто и слышать не хотел о том, что Болгар - место добровольного принятия ислама на нынешней территории России. А ведь это так. В Дербенте ислам был принят рань­ше, но там - путём завоевания. Здесь же произошло добровольно, жизнь сама диктовала: надо было развивать торговлю, через Каспий продвигаться дальше…

Теперь мы воссоздаём собор Казанской иконы Божьей матери с сохранившимся пещерным храмом, это большая редкость. Одновременно создаём Болгарскую ислам­скую академию.

Зачем нам нужна эта академия? Дело в том, что никто не ожидал, что ислам­ский фактор приобретёт такое значение на планете. Хотя один человек мне сказал однажды о том, что так может случиться. Это был президент Турции Тургут Озал. Мы встретились, когда только началась перестройка, я был в гостях у турецкого коллеги. Он тогда ещё поделился своим мнением: «Господин президент, исламский фактор может в будущем играть очень серьёзную роль в мировой политике».

У нас должны быть свои богословы, которые понимают, что значит жить в еди­ном обществе, на одной земле людям разных национальностей и конфессий. В России у православных система обра­зования не была потеряна, а у мусульман её не осталось. Хорошо, что сохранилось наследие, благодаря нашему университе­ту, живы традиции. Мы и здесь не должны останавливаться на полпути. Продолжим быть примером того, что в этом мире можно и нужно находить согласие.

- Да другого пути и нет.

- Действительно, нет. Но нам ведь не­гоже сложить руки и ждать: всё, мол, у нас хорошо, а если не всё ладно, само собой образуется… О будущем нельзя переста­вать заботиться.

Подвал на улице Волкова, ставший уютной квартиркой, Национальная галерея на месте «свинарников» и любимое место в Казани

- Вы уже давно казанец, при всём том, что не утеряли своих корней. Какие места в Казани вам особенно дороги, с чем это связано?

- Вот лишь сейчас пришло в голову, что семнадцатый год для меня - не только год столетия революции, исполняется пол­века, как я живу в Казани.

Первую квартиру здесь получил на Бо­лотникова, 24, улица Светлая сейчас, на выезде из Кировского района. Где «Пельменная», там панельные дома стоят. Потом дали квартиру на улице Гагарина, 14, потом - на Шмидта. Выезжали с семьёй на озеро Лебяжье, тогда дач сегодняшних не было и в помине. Жизнь улучшалась, и мы были довольны.

Первые десятилетия жизни моей жены Сакины Шакировны связаны с тихой ули­цей Волкова. Её родителей Шакирзяна и Гульсум Ахуновых, больших тружеников, в 1931 году объявили «кулаками», всё у них отобрали. Однажды ночью супруги из родной деревни Кун (теперь она в Пе­стречинском районе) тайком отправились пешком в Казань вместе с новорождён­ным сыном - боялись преследования. В тревожном пути едва не потеряли сына, помогли спасти его добрые люди. В городе им удалось поселиться в подвале дома на улице Волкова. Там были голые стены и пол. Спустя годы золотые руки главы се­мьи превратили подвал в уютную квартир­ку. Там и родилась Сакина и жила до нашей свадьбы.

А самое любимое место в Казани у меня - Кремль. Я всю жизнь работаю тут. И министром в старом корпусе, и руководителем правительства, Верхов­ного Совета и президентом республики. Вот судьба! А в том здании, где сейчас Государственный Совет и Кабинет Мини­стров, где‑то в общей сложности лет пять располагался мой кабинет, когда я воз­главлял Верховный Совет. Проектировал здание, между прочим, Павел Алексеевич Саначин, талантливый архитектор. Он мне нравился.

- И сын у него талантливый, тоже архитектор, Сергей Павлович Саначин.

- Я знаю…

Хорошо, что мы смогли «Хазинэ» в Кремле создать на месте неприглядных солдатских казарм. И мечеть Кул Шариф поставили, и Благовещенский собор от­реставрировали, кремлёвские стены, корпуса…

- Посетители Кремля, туристы и представить не могут, что тут было ещё не так давно.

- Я рад, что столько удалось сделать при жизни одного нашего поколения, когда мы вырвались из самых трудных лет. А сейчас сколько делается! Рустам Нургалиевич Минниханов, сегодняшний президент,- человек очень энергичный и современный, новое схватывает на лету и много трудится. Душа радуется, что это на нашей родной земле. Разве мог я когда‑то подумать, что доведётся участвовать в таких грандиозных делах?! Мечтал иметь гектаров двести‑триста своей земли, ку­пить трактора и обрабатывать землю с сы­новьями. Только о частной собственности тогда и сказать‑то было нельзя, в кулаки бы сразу записали.

- Наверное, можно вас назвать счастливым человеком. А есть что‑то, чего вам не хватает, как говорится, для полного счастья?

- Я всегда говорю: счастье - это со­стояние души. Моё состояние души меня устраивает. Даже больше скажу. Когда ра­ботал президентом, в моём кабинете таких шкафов с книгами не было. Каждое утро с чего начиналось? Сводки происшествий, неотложные вопросы, на которые надо было реагировать. И день за днём про­ходили в решении сложных повседневных проблем. Теперь времени больше на чте­ние, и появились книги, которые я не могу от себя отпустить. А взять в руки хорошую книгу - это действительно счастье.

- Минтимер Шарипович, редакция журнала «Казань» поздравляет вас с юби­леем! Благодарим за доброе отношение к журналу, за поддержку в самые трудные годы.

- Спасибо за поздравление. Ваш журнал мне нравится, он содержатель­ный, серьёзный. Нет никаких сенсаций, всё разумно и жизненно. Я, как читатель, с удовольствием буду открывать страницы новых номеров «Казани».

Беседовал Юрий БАЛАШОВ