Первый

Журнал "Казань", № 8, 2011

Скоро уже двадцать лет с тех пор, как вышел в свет первый номер журнала «Казань». Среди тех, кто первым поддержал редакцию в изломное время, когда создавался журнал, был депутат Верховного Совета Татарстана Борис Дмитриевич Леушин.
Редакция помнит это и ценит.

…Мы впервые встретились с ним в сентябре 1988 года в его служебном кабинете первого секретаря Вахитовского райкома КПСС. Поводом для встречи послужила жаркая предвыборная борьба, которая разгорелась между ним и заведующим кафедрой охраны природы Казанского университета Юрием Степановичем Котовым - кандидатами в депутаты Верховного Совета Татарской АССР. Это была процедура «довыборов» - требовалось заполнить в высшем органе власти республики место выбывшего депутата. Право назвать кандидата по Вахитовскому округу было предоставлено коллективам хлебозавода и двух школ. На прошедших там собраниях прозвучало имя Бориса Дмитриевича Леушина.

Всё обещало протекать в привычном русле, с классическим итогом голосования - 99,9 процента «за».

Однако у Леушина неожиданно появился конкурент - Котов. Его кандидатуру выдвинул коллектив преподавателей, инженерно-технических работников и служащих Казанского университета. В аппарате Президиума Верховного Совета ТАССР долго выясняли: имеет ли право университет, находящийся вне территории десятого округа, выдвигать своего человека? Вначале было решили не регистрировать альтернативного кандидата, которого подняла на щит инициативная группа университета. Но когда собрания, прошедшие в двадцати четырёх подразделениях вуза, дружно решили бороться за Котова, работникам Президиума стало ясно: выдвижение заведующего кафедрой - не чья-то прихоть, а воля многотысячного коллектива.

Притягательная сила «внепланового» кандидата заключалась, по сути дела, в его специальности. Он был экологом, активно боролся за оздоровление окружающей среды, которая в последние годы в городе серьёзно ухудшилась. У него были десятки научных работ, он являлся членом секции по экологическому образованию Госкомитета по науке и технике Совета Министров СССР. Его деятельность была заметна и в области международного сотрудничества по проблемам окружающей среды. Ему ставили в заслугу начало работ по очистке внутренних водоёмов Казани - озера Кабан и протоки Булак, отмену решения о строительстве биохимического завода вблизи зоны массового отдыха казанцев…

Свою тревогу за экологическое здоровье городов и сёл республики университетский кандидат отразил в предвыборном заявлении. Оно, конечно же, затронуло чувства горожан. Котов обещал: если они проголосуют за него, он будет добиваться полной информации о загрязнении воды, воздуха, почвы, продуктов питания, обязательной экологической и общественной экспертизы всех новых проектов и действующих предприятий. Выноса за черту города наиболее вредных производств.

Кого не подкупит подобная программа!

Но и Леушин не одним титулом «первый» был силён!

- Наш секретарь - не белоручка, - говорил мне один из ветеранов. - Парень (тогда Борису Леушину было тридцать шесть лет) - трудяга в полном смысле слова. Район меняется на глазах…

На встречах с избирателями приводились такие факты. За два первых года секретарства Леушина в Вахитовском районе Казани построено сорок тысяч квадратных метров жилья, около десятка объектов социально-культурного назначения. Заметно улучшился облик улиц. Особенно благодарили «первого» жители посёлков Калуга, Ометьево, улиц Овражная, Заовражная… Он появился там сразу же, как только возглавил район. Леушин пришел в ужас от увиденного: чёрные от времени покосившиеся деревянные хибары, вода по колено, грязь, в которой во время своей «экскурсии» он не раз оставлял то одну, то другую туфлю, своры собак на улицах, куры, копошащиеся в кучах золы и мусора…

Чтобы поскорее избавиться от ветхого жилья, в районе ввели в строй новую базу жилищного треста.

В гору пошли экономические показатели, улучшились дела в сфере торгового и бытового обслуживания. Этому способствовала деятельность сотни кооперативов.

Словом, Леушину было что говорить уже о реальных, а не о запланированных делах. Если его соперник во главу своей предвыборной платформы ставил экологию, то Леушин - вопросы жизнеобеспечения населения: улучшение снабжения продуктами питания, товарами народного потребления и услугами, укрепление правопорядка. Примечательно, что «первый» разработал свою программу действий после обхода домов своего округа, многочисленных бесед с людьми. Особенно много нареканий ему пришлось выслушать по поводу запущенности жилищно-коммунального хозяйства. И не случайно, что кандидат в депутаты пообещал: «Мне как выпускнику Казанского университета, прожившему пять лет в общежитии, близки и понятны проблемы жизни и быта студентов. Поэтому намерен оказывать всемерную помощь деятельности студенческих кооперативов и строительных трестов в ремонте общежитий университета».

Леушин обещал также позаботиться и об улучшении условий жизни инвалидов и ветеранов.

Были в его программе и другие привлекательные моменты. Так что, когда избиратели познакомились с платформами обоих кандидатов, им совсем не просто было сделать выбор. Определиться в своих симпатиях или антипатиях помогли живые контакты в аудиториях, на агитплощадках, в заводских цехах. Анализируя жаркие баталии, разыгравшиеся во время встреч с избирателями, прихожу к выводу: Леушину приходилось куда труднее, чем его сопернику. Судя по выступлениям, многие оказались под неким гипнозом «народности» Котова, которую, впрочем, был не против подчеркнуть и сам Юрий Степанович.

«Вот смотрите: я пришёл на эту встречу с вами пешком, отсюда поеду на трамвайчике, а товарищ Леушин разъезжает по городу на чёрной правительственной «Волге», - проводил выгодную для себя параллель Котов.

Агитаторы убеждали людей: Котов - кандидат от народа, Леушин - кандидат от партии. Первый станет истинным борцом за интересы масс, второй - формальным. На территории округа распространялись рукописные листовки: за партократа Леушина не голосуйте - он может только обещать.

Однако у оппонентов не было оснований обвинять руководителя района и в неверности слову: то, что когда-то обещал Леушин, выполнялось. В этом убедился даже корреспондент одной влиятельной зарубежной газеты, который проявил интерес к альтернативным выборам в Казани. Он попросил Леушина проехаться с ним по самым «глухим» закоулкам Вахитовского района - типа Овражной и Заовражной улиц и поговорить с их жителями. Со многими людьми побеседовал корреспондент, подолгу расспрашивал обо всём. Потом прислал Леушину газету со своей публикацией и сопроводил короткой запиской: «Видно, ты действительно что-то сделал для людей, раз их проняло. Хорошо о тебе говорили».

Уж западному журналисту не было никакого резону подыгрывать партийному кандидату…

В канун выборов прошла радиодискуссия между Котовым и Леушиным. Это был последний тур борьбы за голоса одиннадцати тысяч избирателей округа. Каждый высказывал мнение о своём сопернике и его предвыборной платформе.

Мне довелось слушать ту передачу, и я отметил такт, с которым соперники давали друг другу оценки. Например, Котов к достоинствам Леушина отнёс то, что он за короткое время успел в районе многое изменить к лучшему, а первый секретарь сказал, что программа, с которой выступил учёный университета, заинтересовала жителей всей Казани, и что независимо от исхода выборов он будет активно работать над проблемами экологии.

Но дипломатия дипломатией, а дело делом. Котов критиковал платформу Леушина за отсутствие масштабности, посчитал её «мелковатой», Леушин - «за оторванность от реальности».

Итоги голосования, оказалось, не привели к победе ни Котова, ни Леушина - ни один из них не набрал необходимого для избрания количества голосов (пятьдесят процентов плюс один голос).

Но, как ни трудно было Леушину в предвыборной борьбе, он вспоминает о ней с явным удовлетворением:

- Я впервые в практике своей работы так остро почувствовал настроение людей в районе. И ещё сделал вывод: плохо знают нас люди, неверно представляют нашу работу. Когда я рассказывал своим избирателям, что живу с семьей из четырёх человек
в обычной трёхкомнатной квартире, получаю триста тридцать рублей в месяц, не имею ни дачи, ни машины, а работаю по десять-двенадцать часов в сутки и, как правило, без выходных, - мне мало кто верил…

Предвыборная борьба также показала, что мы ещё не научились культуре дискуссий. Та кампания восемьдесят восьмого года, которую довелось пережить, стала полезным уроком демократии. Это были истинные, а не мнимые выборы…

Вот так проходили первые в стране альтернативные выборы в органы государственной власти.

Через два года Леушин будет участвовать в «полномасштабных» выборах в республике и войдёт в исторический состав Верховного Совета, который впоследствии примет Декларацию о суверенитете и Конституцию Республики Татарстан. Затем станет первым заместителем председателя Государственного (парламентского) контрольного комитета Республики Татарстан.

Какова же была та жизненная стезя, что привела сельского паренька из отшибной чистопольской деревни Старое Маврино, внука «врага народа» почти к самым вершинам власти?

Нет, он не катился колобком по ровной гладкой дороге, а подобно альпинисту упорно, шаг за шагом одолевал новые должностные высоты.

Вот, к примеру, как далось Леушину среднее образование.

Начальную школу окончил в родной деревне. Затем восьмилетку - в Новом Маврино. Это в часе ходьбы от дома. Примерно пять километров туда, пять - обратно. Ежедневно. В любую пору года, в любую погоду. Девятый и десятый классы оканчивал в селе Русский Акташ теперь уже за двенадцать километров от дома. Осенью и по весне ездил на велосипеде, зимой бегал в школу на лыжах. Разминка не для слабаков! Благо природа одарила Леушина ростом, и статью, и силой, ну, и, конечно, немаловажно - упорством. Его однокашники, с которыми Борис учился в восьмилетней школе, не выдержали таких испытаний, сошли с дистанции, и получилось так, что он стал единственным в Старом Маврино обладателем аттестата о среднем образовании. Так что лидерство Леушина обозначилось ещё в школьные годы.

После десятилетки как на крыльях орла прилетел поступать в Казанский университет. Разбежался. Ждали его тут, как же. Приёмная комиссия отказалась принять у него документы, ссылаясь на то, что ему не было шестнадцати лет. Что поразительно, не хватало до начала первого вступительного экзамена всего одного дня жизни!

Так он впервые столкнулся с проявлением бюрократизма, который на год отсрочил его учёбу в университете. Занимая потом руководящие посты, Леушин никогда не забывал тот вопиющий случай бессердечия и дуроломства и старался видеть в человеке не отражение удостоверения личности, а саму живую личность.

Вернувшись домой после неудачи с поступлением в университет, Леушин стал работать учителем физкультуры. Приняли шестнадцатилетнего юношу преподавателем в виде исключения - из-за уважения к матери Анастасии Кузьминичне, которая учила старомавринских ребятишек более четырёх десятков лет. Взяли учителем физкультуры, а вскоре Борис доказал, что он способен вести также и уроки физики и химии. И ему доверили преподавание сразу трёх предметов. Его зарплата сравнилась с зарплатой матери. После школы Борис практически никогда не просил у родителей деньги. Поступив на истфак Казанского университета, после лекций разгружал на железнодорожной станции вагоны или баржи в речном порту, каждый год работал в студенческом стройотряде (здесь он начинал бойцом, затем стал бригадиром и, наконец, комиссаром зонального штаба стройотряда Казанского университета).

Успешному выпускнику университета предлагали продолжить учёбу в аспирантуре. И в глубине души он загадывал стать в будущем учёным-историком. Но пришлось учитывать семейную ситуацию: в Казанском университете уже учился младший брат Бориса Володя, оканчивали школу Саша и Юра - на всех четверых родительской поддержки явно недоставало, и Леушин-старший решил пойти в армию, на солдатский паек.

Попал во внутренние войска. «Наша служба и опасна и трудна…» - эти строчки к Леушину относились самым непосредственным образом. Об этом говорило только одно название его воинской должности: командир взвода по розыску и задержанию бежавших заключённых. «Прикиньте», что это означает!

При наших встречах (к сожалению, не таких уж частых) Борис Дмитриевич много рассказывал мне о буднях своей двухгодичной службы. Боевик можно снимать, детективный роман писать по его рассказам!

И вот погони за беглыми остались позади. С чего начать «гражданку»? Идти учительствовать - другой мысли у парня не было. Но в Альметьевском горкоме комсомола, куда он пришёл вставать на учёт, оценив его послужной список, решили: такому бравому да образованному прямая дорога на комсомольскую работу. Трепыхнулся было Леушин, материнскую линию жизни хотел продолжить. Но первому секретарю горкома всё же удалось уломать-уговорить парня.

В горкоме его направили освобождённым секретарём комитета ВЛКСМ в трест «Татнефтепромстройматериалы».

Вхождение в эту должность проходило по классическому сценарию партийно-советского строительства. Зачислили формально слесарем на автобазу треста, организовали отчётно-выборное собрание и «предъявили» кандидатуру Леушина в комсорги: «Товарищ с высшим образованием, отслужил в армии, передовой рабочий треста».

Ребята, что работали в автобазе, глянули на него, пожали плечами: вроде бы не видели его там. Но все дружно проголосовали «за». Начальство знает, кого надо избирать. А комсомольцам всё равно за кого руку поднять - лишь бы поскорее кончилось собрание.

Бориса, конечно, покоробила эта процедура внедрения в должность, но в душе чувствовал: плеть обухом не перешибешь. По таким правилам живёт вся государственная система власти.

Однако избранный по тогдашним стандартам комсорг стал работать далеко не стандартным образом. В своём скромном кабинетике почти не сидел, большую часть дня проводил на предприятиях, разговаривал с ребятами; в повестку собраний, количество которых сократил до минимума, вносил только те вопросы, которые по-настоящему заботили молодёжь. Новый комсорг сумел приобщить её большую часть к спорту. В тресте появились первые комсомольско-молодёжные бригады, которые работали куда лучше, чем обычные, по той простой причине, что Леушин при разработке положения об этих бригадах ввёл в него весьма выгодный для их членов пункт о материальном поощрении. «Пробить» тот пункт помогли хорошие отношения комсорга с управляющим трестом Иваном Александровичем Новиковым (Леушин дружил с ним до конца его жизни, они вместе работали в парламенте республики). При помощи управляющего Леушин создал вокально-инструментальный ансамбль треста. По его предложению коллектив назвали «Диссонанс». Можно догадаться, что горком комсомола не был в восторге от такого названия. Но публика «клевала» на оригинальный бренд. Собственно, разочарования у неё не было: ребята давали замечательные концерты.

Анализируя работу Бориса Дмитриевича в ранге «первого» в партийно-советской иерархии - первым секретарём Альметьевского горкома комсомола, первым секретарём Татарского обкома ВЛКСМ, первым секретарём Вахитовского райкома КПСС, я понял: да ведь «Диссонанс» - глубоко символичное название! Напрямую относящееся к стилю работы комсомольско-партийного деятеля Леушина. К его характеру. Поведению в партийно-советской общине.

Суконного правильного партаппаратчика из него не вышло. Не сумел, да и не захотел вписаться в однородную массу тех, кто стройным хором исполнял на торжественных собраниях гимн под названием «Одобряем». В общем, пел в диссонансном ключе. Смел иметь личное мнение. Позволял себе совершать поступки, казалось бы, не совместимые не только с должностью первого секретаря партийного комитета, но и просто рядового коммуниста.

Примеры? Вот первое, что всплыло из хранившегося на дальней полочке моей памяти.

Казань, март 1984 года. Я только-только приехал из Москвы и начал работать собкором «Правды» в Татарии, как меня вскоре пригласили на собрание партийно-хозяйственного актива республики. Сижу, слушаю ораторов. Сплошное «ура-ура». Всё хорошо, все хороши. В блокнот записывать нечего.

Но вот, как говорится, оживление в зале. На трибуну вышел первый секретарь Вахитовского райкома КПСС Борис Леушин и начал не с парадного отчёта об успехах коммунистического строительства в руководимом им районе, а… с критики работы аппарата Татарского обкома КПСС. Это мне понравилось, точнее, этот оратор.

За что критиковал? Да за то, о чём знал каждый сидящий в зале, знал, да сказать духу не хватало: бюрократизм, волокита, оторванность от жизни, бумажно-телефонный стиль руководства, безграмотное вмешательство в дела хозяйственников…

Из президиума на оратора смотрели не очень ласково. Аплодисменты по окончании выступления были не очень громкими.

Между тем Леушин, если хотел бы сделать себе карьеру (а его уже прочили в секретари Казанского горкома КПСС), мог бы, как другие коллеги, доложить о поистине замечательном деле: строительстве молодёжно-жилищного комплекса, идею которого он обосновал ещё в своём выступлении на XIX съезде комсомола. Казанский молодёжно-жилищный комплекс был третьим по счёту в Советском Союзе - после Свердловского, где занимался им Борис Ельцин, и калининградского в Московской области.

А какому лидеру коммунистов могло тогда придти в голову помогать церкви? «Правильному» и во сне не приснилось бы. У Леушина же на стене кабинета демонстрировалось благодарственное письмо настоятеля казанской церкви Святой великомученицы Варвары протоирея Виталия Тимофеева, в котором тот выразил сердечную благодарность за большой вклад в восстановлении храма. После революции он был обезглавлен, в нём в разные времена крутили кино, изготавливали протезы, а последние лет пятнадцать в бывшей церкви стучали компрессоры химико-технологического университета. Верующие целыми делегациями приходили к Леушину: помогите вернуть храм. Он и сам давно держал эту мысль в голове. Разговаривал о возвращении церкви верующим с тогдашним ректором вуза Петром Анатольевичем Кирпичниковым. Благодаря его мудрости и настойчивости Леушина благое дело сдвинулось с мёртвой точки. Сегодня храм, находящийся в самом центре города, сияет золотом куполов, после капитального ремонта выглядит нарядно, празднично - и внутри, и снаружи.

Конечно, помощь Леушина в восстановлении храма заключалась главным образом в организации этой помощи: звонил своим друзьям-товарищам, руководителям предприятий и организаций, просил сделать благотворительный жест. Мало кто отказывал пособить церкви. Кто грузовик подарит, кто пришлёт стройматериалы, кто рабочих направит на подмогу. Отец Виталий как-то полушутя-полусерьёзно заметил: «Я из протоиерея в прораба превратился…»

- А ты сам-то в каких отношениях с Богом? - спросил я Бориса Дмитриевича не так давно, когда задумал написать о нём.

Улыбнулся он, чуть призадумался. Видать, вопрос был для него щекотливым.

- Когда секретарствовал, занимал, так сказать, нейтральную позицию. Не был ярым атеистом, не был и глубоко верующим человеком. Помогал восстанавливать храм исключительно из желания сделать добро людям, особенно пожилым, тем, у кого в своё время насильно отобрали веру. А вот когда я оказался между жизнью и смертью (мне сделали шунтирование сердца), вспомнил о Боге, а не о коммунизме. Жена моя Люда - постоянная прихожанка Варваринской церкви, молилась за меня, и я считаю, что это меня и спасло.

- В какой-то газете в своём интервью ты рассказал о таком эпизоде: в дверь твоей квартиры позвонила цыганка, протянула руку для милостыни, ты вынес ей хлеба, а она кинула его тебе в лицо.

- Было такое…

- Так вот, не отбила та попрошайка у тебя охоту помогать людям, заниматься благотворительностью?

- Обидно было, горько, конечно… Не знаю, что она рассчитывала получить от меня: может, сторублёвку, может, круг копчёной колбасы… Не знаю. Но тот эпизод заставил меня глубже задуматься над тем, что люди нуждаются в разной помощи: кому есть нечего, кто собирает непосильную для него сумму для лечения смертельно больного ребенка, кому-то без поддержки не развить свой талант… Сам я не нажил богатства, и хотя приходилось не раз поддерживать кого-то и своими деньгами, в основном привлекал к благотворительству влиятельных друзей, фирмачей, банкиров. А когда в девяносто пятом году начал работать заместителем председателя Энергобанка, само собой получилось так, что стал курировать благотворительную деятельность этого банка. Пришёл к председателю раз-другой с просьбой помочь деньгами какой-то организации, а он и говорит мне: «Занимайся самостоятельно вопросами благотворительности». Помогали Раифскому монастырю, мечети Марджани, студентам, учёным-археологам, юным талантам. Сам я много лет являюсь председателем попечительского совета Малой академии искусств Казани, где обучают музыке, пению, рисованию ребят из разных семей - большей частью неблагополучных. Приятно сознавать, что «трудные» дети не будут колоться в подъездах, а возьмут в руки кисть или виолончель…

Борису Леушину довелось быть руководителем в застойные семидесятые, перестроечные восьмидесятые и сумасшедшие девяностые годы прошлого века. Если коротко охарактеризовать его жизнь в минувшие эпохи, можно сказать так: в застойную - не стоял на месте, развивался сам, развивал других, привносил свежую струю в застойное болото; в перестроечную - практически не пришлось перестраиваться, его стиль руководства вполне соответствовал горбачёвскому; в сумасшедшую горячую эпоху гражданского противостояния выполнял миссию миротворца.

Один только эпизод из последней эпохи.

Площадь Свободы в Казани запружена огромной толпой народа. Над головами - лозунги с решительными призывами «Долой!». Долой Шаймиева, долой коммунистический Верховный Совет, долой партократию. Ну, и тому подобные. Толпа бушевала, требовала выйти на площадь кого-нибудь из первых лиц республики. Это требование не выполнялось, толпа стала теснить милицейское оцепление, подвигаться к дверям здания обкома. Дело, как говорится, пахло керосином. Напугались крепко партаппаратчики. И тогда один из секретарей обкома (не стану называть имя покойного) позвонил Леушину: «Борис Дмитриевич, быстренько подъезжай к обкому, уведи людей с площади Свободы. Ты это сможешь сделать, мы на тебя рассчитываем…»

Примчался Леушин на площадь, поднялся на высокие ступеньки перед зданием обкома. Представился митингующим. Удивительно, но толпа встретила его появление без свиста, улюлюкания… Он говорил коротко, совершенно спокойно. Предложил для подробного разговора переместиться с площади Свободы на берег Казанки, чтобы освободить площадь для движения автотранспорта.

И люди откликнулись на просьбу Леушина!

Ему же пришлось блеснуть красноречием. Ораторским искусством Борис Дмитриевич владел весьма недурно. И от природы шло умение разговаривать с людьми, и опыт многое дал, и, наконец, лекции
в Академии общественных наук при ЦК КПСС не прошли даром.

Однако подкупили митингующих, скорее всего, не красноречие и эмоциональность оратора. Обезоружили его самокритичность, критика всей партийной системы, знание проблем общества.

Когда он сошёл с возвышения, на площади раздались дружные аплодисменты.

Был заслуженный авторитет в народе, была слава прогрессивного партаппаратчика, уже готовились документы на повышение, как вдруг, неожиданно для всех, и прежде всего для его коллег, Леушин подал заявление об отставке с поста первого секретаря Вахитовского райкома партии. Секретари обкома пытались отговорить его от этого, на их взгляд, «глубоко ошибочного» шага.

А подвиг Леушина на это решение XXVIII съезд КПСС. Он поехал на него в роли заместителя Минтимера Шаймиева - руководителя партийной делегации Татарстана. Однако Шаймиев в дни работы съезда постоянно находился в Ново-Огарёво, где шла работа над Союзным договором, и Леушину пришлось выполнять все функции руководителя делегации. После встречи с Горбачёвым, который принял руководителей делегаций и вёл себя с представителями регионов довольно грубо, покрикивал на них, порой унижая человеческое достоинство, после демонстративного выхода из ЦК КПСС Бориса Ельцина, который один писатель назвал «точно рассчитанным карьеристским ходом», Леушин глубоко разочаровался и в генсеке Горбачёве, и в руководимой им партии, и в её новом курсе.

Освободившись от обязанностей первого секретаря райкома партии, «партократ с большим стажем», как он любит говорить о себе, вспоминая об этом, «подался в управдомы»: занял пост председателя исполкома своего района, стал заниматься исключительно хозяйственными делами, вопросами жизнеобеспечения - теплом, светом, дорогами, протекающими крышами домов, торговлей, «бытовкой»… Хотя тем же приходилось заниматься и в роли «первого». Только теперь не было идеологии.

Полностью читайте текст в №8, 2011