По обе стороны жизни

«Напишете о мистике — в жизни, в театре?» — попросила меня Альбина Абсалямова, главный редактор журнала.

Я согласился с какой-то дерзкой радостью. Не, не детской. Но радостью. Подумав (точнее, не подумав) о последствиях данного обещания. В последующие несколько дней в голову не приходило НИЧЕГО, связанного с моим представлением об этом щекочущем нервы слове.

«Мистика какая-то», думал я, пытаясь вспомнить и нанизать какие-нибудь события моей жизни, как ключи на кольцо, как фанерные кольца на древко напольного кольцеброса, на это таинственное слово.

Я искал и напрягался, как геолог. Рыл и раскапывал, как шахтёр. Скакал по прериям моих житейских воспоминаний, как индеец, потрясая боевым топором... вот, вот они, мои родные, мистические. А как ещё назвать? СОБЫТИЯ... Вот, сейчас, я расскажу о них так, что дух захватит, и... Что дальше — я не знал. События не находились. Все истории, приключившиеся со мной когда-то, казались пресными и обыденными, как часы, проведённые в монастырской трапезной в рыбный день.

— А как же??? — спросите вы. — Неужели в вашей жизни никогда не случалось, ах, такого, что... понимаете?

Было. Случалось. Но, дорогие мои, это никак с мистикой не связано. Скорее, с чудом.

Что же касается магнетизма, с коим я тесно увязываю некоторые странные, не поддающиеся вначале нашему логическому объяснению, события, тут надо подумать...

...Думаю.

...Размышляю.

К слову сказать, себя я помню лет с трёх.

...И тут понимаю, что мистика, она, оказывается, разная.

Есть мистика «потусторонняя» и мистика «по эту сторону», если можно так выразиться. За разъяснениями обратился к самому себе и погрузился в воспоминания...

Квартира из двух комнат, в которой мы жили, тесновата для четверых — постоянно сталкиваюсь с кем-нибудь, и мне советуют не болтаться у взрослых под ногами и посидеть «в зале».

Мне года четыре.

Взрослые что-то готовят на маленькой кухне, в зале мне скучно и... страшно. Потому что в дальнем от меня углу нашей большой комнаты находится вход в «ту комнату», как её называли.

— Сергей, не мешай, иди в «ту комнату», поиграй там.

«Нет, ребята — не пойду», думаю я. В той комнате не горит свет, и в ярко освещённой «зале» особенно пугающе смотрится чёрный прямоугольник входа — или выхода оттуда. Даже с включенным светом находиться одному в той комнате как-то неуютно.

— Ну, тогда иди, посиди в зале. Не мешайся, нам тут и так развернуться негде, — голос мамы побуждает к каким-то действиям.

В зале одному скучно, да и страшновато — только отвернёшься, а за спиной чёрный проём, как будто смотрит на тебя чей-то огромный чёрный прямоугольный зрачок. И ощущение всё время такое, что либо он ждёт, когда я подойду поближе и загляну в его темноту и пугающую глубину, либо эта темнота, вязкая и почти физически ощущаемая мной, преподнесёт нечто, чего никто не знает, ну, а я — тем более. Я нашёл выход: пристроился поближе к кухне и людям в ней, на границе кухонной двери (так, чтобы не закрыли) и освещённого зала, чтобы постоянно держать под наблюдением чёрный прямоугольник.

...Они выскочили оттуда внезапно. Именно выскочили, слегка косолапя крохотными ножками, маленькие, чуть выше моего пояса, в доспехах терракотового цвета человечки. Похожие на гномов, с маленькими деловито-злыми коричневыми лицами, говорящими: «Ничего личного, ты отсюда, а мы оттуда. Просто делаем свою работу». Я разглядел и запомнил их мгновенно, в мельчайших подробностях: маленькие воины с раскосыми глазами, и у каждого за спиной колчан со стрелами, а в руках заряженные луки, и вот уже один молниеносно прицеливается и выпускает стрелу точно мне в грудь. Стрела пронизывает меня навылет.

Я помню, как стоял, ощущая неизбежность в тот момент, когда тетива была спущена, и стрела была уже в полёте. Словно в каком‑то трансе, или сне, когда хочешь убежать, но ноги, словно из ваты. Время растянулось, как тетива стрелявшего. Я словно прирос к месту. Когда шевельнулся — человечки исчезли, словно и не было. Словно пробежали сквозь меня или рядом куда-то в сторону.

Я стоял на пороге кухни, за­дохнувшись, как от ожога электрическим током, а рядом, всего в нескольких сантиметрах, были люди. Взрослые.

Они должны были видеть, как всё произошло.

Они не видели.

Я не спал.

...Снова вспомнился мне друг мой, Саша Плетнёв. Оторванный наживую лоскут моего сердца и души. Создавший мою память «на будущее», и оставшийся жить там. В памяти.

Он был невысок, а поэтому необыкновенно подвижен. Ничего не мешало ему летать по этажам и коридорам Калужского драматического, в котором мы тогда служили, и ничто не мешало мне следовать за ним в этом увлекающем беге, начинающемся ещё на улице, на выходе из дома утром, в сторону театра. О месте, где этот бег закончит день, и времени финиша не мог предположить никто из нас и бежавших рядом друзей. Это мог быть театральный кабинет, или цех театра, или сцена, или дача местного депутата, который посчитал, что мы непременно должны увидеть и оценить его коллекцию охотничьих трофеев, а там и ознакомиться с рецептом божественного нектара, одному ему известного. Нет, не это было конечной целью прожитого дня. Но мы были молодыми, дерзкими и вездесущими, а главное — любознательными. А Саша горел жизнью, движением, он хотел и умел быть везде и со всеми (чего это ему только ни стоило!)

— Это же Театр, Серёга! Театр жизни, такой яркий, заманчивый, абсурдный и жестокий одновременно, такой ЖИВОЙ.

Горел Саша, горел я, горел «нектар», проверяемый нами на крепость и, соответственно, проверяющий нас на нашу крепость тоже. Жизнь кипела и буйствовала вокруг нас всеми красками, опьяняя и наполняя нас силой и вдохновением. И как здесь не быть «поэтусто­ронней», «понашусторонней» мистике?

Это ли не странно-забавно, когда необходимы сто рублей, чтобы встретить и накормить гостью, едущую к нам с детьми из другого города. И полуголодные вчерашние студенты, коими мы были в девяносто шестом, не желая ударить лицом в грязь, храбро идём встречать (а встретить было надо), и, постояв у платформы электрички («Эх, сейчас бы сто рублей!»), грустно отошедши к вокзальным продуктовым ларькам, находим тут же так необходимые нам (для гостей) сто рублей, ура!

Александр выхватил у меня из руки найденную бумажку и умчался за продуктами. Гостью встретили.

Саша обладал страшным, сногсшибательным обаянием, перед которым не мог устоять никто. Даже самые отъявленные циники, в конце концов, искали его дружбы, а самые неприступные и манерные дамы — внимания. Творилось что‑то невообразимое. Маленький, пострадавший в детстве от сильнейших ожогов, человек с открытым, добрым, иронично-стеснительным и глубоко проникающим взглядом притягивал к себе всё живое, как магнит.

— Это животный магнетизм, Саш, — говорил я ему. — Как у доктора Дорна в «Чайке».

Мы смеялись. А дамы разных возрастов стрелялись из-за него на своих дамских дуэлях, друзья и знакомые спешили в гости для общения, зажав под мышкой нектары разных рецептур. Город полыхал добротой и любовью, и собаки бросали все свои собачьи радости и швыряли хозяевам в лицо намордники и поводки разной длины.

«Я пришёл дать вам волю»...

А Валерий Золотухин, игравший в поставленном Сашей «Ревизоре» Городничего, очень любил сидеть после репетиций у него в кабинете, и они подолгу разговаривали сразу обо всём.

И у обоих блестели глаза.

Кто-то скажет: И ШТО? Где за всем этим, скажем, мистическое нечто? Где, скажем, явления???

«Спокойно, господа», — скажу я. Этот человек и есть явление. Разве не помните вы, как жили до появления этого человека? Как по осеням начинался период приёма нектара, и тянулся до весны — безрадостно и уныло? Аки пчёлки....

И как Он сумел взьерошить, взлохматить этот сонный пчелиный мир своей кудлатой головой, словно пасечник, тряхнувший над ульем кудрями. И зажужжало над полем "ПЛЕТНЁВВ, ПЛЕТНЁВВ...» И тянулись люди, ищущие не забвения, но памяти, отовсюду. Шли, ехали, летели. Короткие встречи. Посылали весточки. Короткие встречи. Расставания. И снова.

Вот такое вот нечто приключилось с вашим городом. Магнетизм...

А если интересует мистика «оттуда», то и оно ведь было, случалось. И вот...

Однажды под дверью моей комнаты в общежитии сидел и ждал маленький котёнок-девочка. Я поссорился в этот день со своей знакомой, тоже особой юной и вспыльчивой, чем-то котёнок мне её напомнил, или ситуацию... Пару дней котёнок жил у меня, и даже лакал из бокала шампанское, доставшееся мне по случаю. Потом исчез — комендант общежития не жаловала в нашей вотчине животных. Разладилась и дружба со знакомой.

Буквально через день опять под дверью кошка, постарше. Ближе к вечеру знакомят меня со взрослой девицей.

Она увидела у соседей в комнате мой рисунок, который был подарен им когда-то, и спросила об авторе. Меня позвали. Девушку кто-то обидел, и пришлось успокаивать её разными рассказами и показать ей мои работы. Ушла успокоенная. Исчезла и кошка. Практически сразу.

Через пару дней ситуация повторилась. Вернувшись с занятий, я застал у своего порога кошку постарше. Совсем, можно сказать, взрослую.

«Ничего себе, интересно проверить», думаю я.

И в тот же вечер знакомлюсь со взрослой дамой, зашедшей в гости в общежитие к друзьям. «Серёга, пойдём, там хотят с художником познакомиться», — обычно так и начинались зазывания на наши скромные московские вечера.

Пришлось срочно избавляться от последней кошки.

Странных случаев, которым сначала не найти объяснений, в нашей жизни достаточно. Бывали случаи, когда из пальцев моих во время работы выскакивали карандаши и кисти. Буквально, выпрыгивали, словно сами по себе. Это значит, надо собраться. Значит, что мысли и чувства бродят где-то в стороне, и энергия, проходящая через меня, вытворяет что хочет, лиясь стихийно. Тогда я пытаюсь вспомнить что-нибудь хорошее и успокоиться. Вникнуть в тему целиком, как нырнуть с головой в реку.

Полное погружение, без дураков. Ведь энергии путешествуют всюду между мирами и людьми, вся наша жизнь — это обмен энергиями.

С людьми, с животными, с природой. Со всем, что находится снаружи нас и внутри нас.

«А где мистика, в конце концов?!» — скажете вы.

Да это она и есть — противостояние и взаимодействие энергий. Возникновение новых. Из этого всё и состоит. Вся мистика.

...И только один случай хорошо запомнил до сих пор.

Половина хлебной буханки, лежащая передо мной на столе.

Время голодное, и хлеб как нельзя кстати. Я сидел перед столом, погружённый в себя, в свои мысли и переживания.

Полбуханки хлеба лежали передо мной. Я очень чётко запомнил этот момент: половинка хлеба внезапно сдвинулась с места, проскользила полтора десятка сантиметров до края стола и упала вниз.

Я поднял её, отёр руками и вернул на стол, подальше от края.

Так что, ребята, следите за реальностью, живите здесь и стройте реальную жизнь. Она прекрасна, эта сторона.

Путешествовать в другие миры вы можете всегда — достаточно лишь настроиться на них, но живите и творите здесь, пока есть время. Есть жизнь, которую так любил мой друг, живая и терпкая, как хорошее вино.