Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

КАЗАНЬ И КАЗАНЦЫ

Самый молодой!

Стоит ему появиться в коридоре 8 этажа, на котором по соседству располагаются редакции журналов «Казан утлары» и «Казань», навстречу с душевными приветствиями выходят коллеги-татарские литераторы, приглашая к общению, а лица сотрудниц (в том числе нашего издания) расцветают улыбками. В рабочие будни врываются обаяние, харизма и энергия аксакала!

Фото Гульнары Сагиевой

Стоит ему появиться в коридоре 8 этажа, на котором по соседству располагаются редакции журналов «Казан утлары» и «Казань», навстречу с душевными приветствиями выходят коллеги-татарские литераторы, приглашая к общению, а лица сотрудниц (в том числе нашего издания) расцветают улыбками. В рабочие будни врываются обаяние, харизма и энергия аксакала!

Почти четверть века народный поэт Татарстана Равиль Файзуллин возглавлял ведущее литературное издание на татарском языке, отметившее в прошлом году столетие. Но, передав бразды правления молодым, не оставил ниву публицистики и издательской деятельности и теперь работает советником генерального директора Акционерного общества «Татмедиа».
Нынешний год для него — юбилейный. Цифра — солидная. Начался он с очень символического события: в январе в селе Юлсубино Рыбно-Слободского района, на малой родине поэта, в местной школе открыли салон-музей его имени. Сама школа с 2003 года тоже носит имя Равиля Файзуллина, а на повороте к селу установлена стела с цитатой из его стихотворения.
Идея создания музея «имени себя», как шутит Равиль-ага, занимала его с самого детства. Но в этой шутке — лишь доля шутки. Ещё в юности он писал о том, как мечтал бы вернуться в родную деревню с собственной книгой, иначе говоря, — состоявшимся поэтом. Получается, что сбылось! 
За долгую жизнь накопились немалый архив, коллекция памятных предметов. До сих пор на писательской даче «Лебяжье» хранятся газеты с первыми печатными пуб­ликациями. Поколению Интернета сегодня, может, и не понять, что означал для молодого автора долгожданный экземпляр с напечатанным произведением. Но во времена, когда начинало творить поколение Равиля Файзуллина, печатное слово обладало Силой с большой буквы!

Событие юбилейного года — открытие в присутствии высокой общественности 
салона-музея Равиля Файзуллина. 

Фото Рифхата Якупова

Ценный артефакт музея — первая рукописная книга поэта.

Фото Альбины Абсалямовой
Каждая витрина музея посвящена определённому этапу жизни поэта; каждый предмет может рассказать о его времени, окружении, среде. Даже обычная чернильница способна пробудить воспоминания целого поколения людей, чьи школьные годы пришлись на послевоенное время.
Одно время была у поэта идея создать музей печатных машинок, он даже собрал было около десяти штук. И хотя тема экспозиции оказалась шире, один из предметов коллекции — печатная машинка «Эрика» — занял своё место в воссозданном рабочем месте литератора.
Но также в музее есть предметы, раскрывающие биографию поэта довольно неожиданно. К примеру, школьная характеристика, из которой можно узнать, что, будучи старостой, он якобы «дез­организовал» жизнь класса. Нетипично, согласитесь, для молодого человека, которому меньше чем через десять лет доверят возглавить работу Альметьевского отделения Союза писателей Татарии. И это — далеко не единственный «нестандартный» случай.
Познакомимся с некоторыми интересными экспонатами музея?

Первый самиздат
В одном из стихотворений он написал: «Два дара драгоценных сохрани — кладбище предков и собранье книг!..» (Перевод Вячеслава Баширова. — Ред.) В его собственной библиографии — более пятидесяти изданных книг, переводы поэзии на десятки языков, публикация стихов в 200-томовой «Библиотеке всемирной литературы» — среди советских литераторов, включённых в это издание, он был самым молодым. 
Один из оригинальных экспонатов музея — первая рукописная книга школьника Равиля Файзуллина. Обыкновенная с виду тетрадка, исписанная чернилами. 
Книга — предмет, свято почитаемый с детства. В школьной библиотеке была прочитана вся детская литература, переводившаяся на татарский язык. Произведения Каверина, Жюля Верна, Дюма, Горького, Дефо. Работа по переводам была поставлена тогда на поток, открывая сельским детишкам горизонты нового мира больших людей. Ступить на их стезю — являлось заветной мечтой.
Но даже самую возвышенную мечту могут, порой, олицетворять вполне себе земные вещи. Однажды в село Юлсубино с концертом приехали артисты — Джаухария Салахова и Рашит Вагапов. Народу в клуб набилось уйма! Запустили в конце концов и деревенскую детвору. Малыши стояли в самом проходе перед сценой, утыкаясь носами в её край. Перед глазами маленького Равиля оказались роскошные концертные туфли Большого Артиста! Блестящие ботинки были из какой-то иной жизни, связанной с талантом, творчеством, величием и исключительностью! В душе шевельнулась мечта — вырасти и стать таким человеком! 
Однажды от взрослых он услышал о Сергее Михалкове, авторе гимна страны. Говорили, будто за эту работу он получил очень большие деньги — назывались баснословные цифры. Творчество поэта, конечно, было хорошо знакомо по детским стихотворным сборникам, и писательство с тех пор стало представляться тем самым занятием, которое выведет на путь к мечте.
Но не нужно думать, что деревенским малышом двигало исключительно тщеславие. Он не ленился осваивать и «матчасть», прочитав с подачи директора школы, друга отца Гарифа Шайдуллина «Историю и теорию литературы» Габдрахмана Сагди, изданную ещё на латинице. Ему же — Гарифу абый — он первому показал и свой рукописный сборник, который представлял не иначе как книгу. 
Семья Файзуллиных, глава которой Габдрахман Файзуллин работал председателем колхоза, составляла сельскую элиту. Равиля часто просили декламировать стихи перед уполномоченными из районов. Однажды он читал длинное сатирическое стихотворение «В Белом доме — переполох», опубликованное в журнале «Чаян». За высту-
п­ления юный чтец получал и первые гонорары — конфеты, пряники, а то, бывало, и целый рубль!

Коллаж художника Эрота Зарипова «Вакыт» («Время»)...

Фото Рифхата Якупова

... и каждый экспонат передаёт дух своего времени.

Фото Рифхата Якупова

Дерево и клад
Равиль-ага рассказывает, что его родная деревня корнями уходит ещё в далёкий XIII век. В нескольких километрах от неё ко-
гда-то находилась крепость Калатау, куда бежали многие казанские татары после завоевания города войсками Ивана Грозного.
Составленная братом поэта Рафаэлем Файзуллиным родо­словная семьи уходит на девять колен вглубь. Из своих предков Равиль-ага хорошо помнит деда и бабушку, о более ранних знает по их рассказам. Бабушка рассказывала, что они имели магазин и лавки в Старо-Татарской слободе Казани, а её отец владел в своё время пасекой. В зажиточной семье было и золото, которое во времена революционной смуты закопали в саду под яблонями. Пасеку прадед вынужден был сдать колхозу, чтобы избежать переселения. 
Дед и бабушка жили на другом конце сада. Когда дед обезножел и только лежал, маленький Равиль часто исполнял в семье роль «мальчика на побегушках», относя старикам еду. Те, в отличие от строгих родителей, как могли баловали внука. В районе в те годы работал функционер по фамилии Вафин. Для сельчан он обладал таким же авторитетом, каким был для всей страны «отец народов» Иосиф Сталин. «Райком едет!» — раздавался иной раз крик на главной улице. В чёрно-белом кино деревенские мальчишки часто видели, как подобные Вафину, олицетворявшие власть люди, употребляют пенистый напиток — шампанское. Маленькому Равилю тоже очень хотелось попробовать шампанского, «как Вафин». Любящая бабушка по просьбе внука делала ему такое угощение, добавляя в катык соду. А лежащий на саке дед читал. Часто — Коран, написанный непонятной вязью. 

Уголок, посвящённый активному отдыху.

Фото Айсылу Мирхановой
В некоторых деревенских домах ещё сохранялись религиозные традиции. Иногда в дни мусульманских праздников старики совершали шествие с молитвами. В деревне было две мечети — каменная и деревянная. В 1951 году на глазах у всех сельчан сносили минарет деревянной. Срезавший его человек, приняв водки, забрался на высоту и пилил ярусы, которые падали вниз. Старики плакали, мальчишки разгоняли кур и гусей, чтобы их не подавило.
Во второй, каменной, мечети после закрытия разместили школу. Сегодня это здание признано памятником. 

Фото Айсылу Мирхановой

Рабочее место литератора.

Фото Айсылу Мирхановой

Портсигар отца
Равиля-ага часто спрашивают: как вышло, что год его рождения — 1943-й? В самый разгар войны, когда был провал рождаемости; ведь, понятное дело, — мужчины на фронте.
Отец семейства, Габдрахман Файзуллин, ушёл воевать в 1941 году. Скоро он получил ранение, восемь месяцев лечился в Новосибирском госпитале, был признан негодным к строевой службе и демобилизован. В конце 1942-го вернулся в родную деревню, стал работать председателем колхоза, а в августе 1943-го в семье Файзуллиных родился второй сын — Равиль.
Уезжая из дома на фронт, отец взял с собой портсигар. С ним и вернулся. Теперь он хранится в музее.

Отчислить 
из числа студентов…

Характер — это судьба, а герой наш, как мы поняли, с детства был честолюбив. Стать большим поэтом, как Михалков, носить шикарные туфли, как Вагапов, и если учиться, то, как Ленин, — в Казанском университете!
Невзирая на неоднозначную характеристику, Равиль Файзуллин выдержал экзамены и был зачислен на историко-филологический факультет. Группа собралась сильная. Только будущих докторов наук, как оказалось, было в ней четверо. В числе отличников и подающих надежды был и студент Файзуллин, получавший за успехи повышенную стипендию  — 22 руб­ля, против обыкновенных 12-ти. 
Будучи на хорошем счету, он добился возможности учиться по индивидуальному плану, не посещая некоторые лекции. Но степень предоставившейся свободы, как выяснится позже, несколько переоценил, не появляясь на занятиях вовсе. Пришла пора написания дип­лома, тема которого звучала, как «Свободный стих и фольклор». Созвучно ей, при написании работы юноша также проявил некоторые отклонения от общих правил академического письма, на что ему указали научные руководители — Нил Юзеев и Хатип Госман. Они вызвали дипломника на собеседование, отправив уведомление по почте. Вместо улицы Тихогорской, где жил тогда поэт, почтальон доставил уведомление на улицу Тихомирнова, и на разговор с наставниками студент не пришёл. Это расценили как игнорирование преподавателей и проявление заносчивости со стороны восходящей «звезды» молодой поэзии. В итоге появился приказ об отчислении Равиля Файзуллина из вуза прямо на завершающем этапе учёбы.

Во дворе отчего дома с братом Ильдусом Файзуллиным и младшим сыном Газизом.

Фото Рифхата Якупова
Для «звёздности» к тому времени, действительно, были основания. На страницах журнала «Казан утлары» вышла подборка его модернистских коротких стихов — этюдов и философских эскизов «Мир нюансов», которые произвели эффект разорвавшейся бомбы как в среде читателей, так и литераторов. Посыпались рецензии — от восторженных до разгромных, в которых молодого поэта обвиняли в порче поэтических традиций. Так или иначе — всё в итоге работало на его растущую популярность.
В возрасте 23 лет с рекомендациями Рафаэля Мустафина и Сибгата Хакима Равиля Файзуллина приняли в Союз писателей СССР. До него «самым молодым» кандидатом, прошедшим в СП, был только Евгений Евтушенко.
Сразу после отчисления Равиль Файзуллин участвовал и победил во «Всесоюзном фестивале молодой поэзии», проходившем во всех регионах страны и союзных республиках. Центр Приволжского этапа был в Казани, в нём также участвовали современники Файзуллина поэты Гарай Рахим, Николай Беляев, Ренат Харис. 

Дом детства украшает орнамент, сделанный руками отца. 

Фото Рифхата Якупова
Выступление победителей фес­тиваля транслировалось по Центральному телевидению. В исполнении Равиля Файзуллина на всю страну по-татарски звучало стихотворение «Полощут девушки бельё». Сегодня, пожалуй, такой триумф можно сравнить с победами участников телевизионного шоу «Голос»…
Равиля Файзуллина всё же восстановили в университете, разрешив вместо защиты диплома сдать государственные экзамены. Когда на одном из них подошла его очередь вытягивать билет, по комиссии пронёсся шёпот: «Вот этот парень, читавший по телевизору стихи на татарском языке»…
Выдержав остальные экзамены, он окончил университет. 

Поэт, язык и время
«Копируешь хокку», — указывали поэту многие после того, как вышли его «Нюансы». Поколение, к которому принадлежит Равиль Файзуллин, ворвалось в поэзию с амбициями покорить мировую литературу, или, как он сам шутит, — «шагнуть из феодализма в коммунизм, минуя капитализм». Так же, как и взрослевшие и творившие в столице современники, молодые люди увлекались японскими трёхстишьями, верлибрами, поэзией Уолта Уитмена, Назыма Хикмета.

Родня! 

Фото Рифхата Якупова
«Нами двигал юношеский максимализм. Мы были уверены, что пишем гениальные сочинения. Не было только площадки, где могли бы печататься. В журнале «Казан утлары» можно было опуб­ликовать максимум пять-шесть стихотворений в год, напечатать пару в газетах. Выходил альманах «Үсү юлы». На этом всё. Поэтому мы были одержимы идеей создания татарского молодёжного литературного журнала. Она воплотилась намного позже —  с появлением журнала «Идель».
В отличие от ровесников, пишущих на русском языке, выйти на широкую аудиторию татарским поэтическим бунтарям было непросто.
Конечно, в ранних стихах Файзуллина было влияние образцов мировой поэзии — японских трёхстиший, рубаи. Но в их основе, прежде всего, формы татарского фольклора. Это способны прочесть те, кто хорошо знаком с татарскими пословицами и поговорками. Большое влияние на поэта оказало знакомство с Наки Исанбетом — легендарным учёным, собирателем устного народного творчества татар. 
Древние корни родного языка поэт изучал, исследуя влияние на литературу национального песенного фольклора в аспирантуре Института языка и литературы Казанского филиала Академии наук СССР. Много позже он стал почётным членом Академии наук Татарстана.
«Могу сказать, что мы не понимаем даже многих произведений Тукая, за исключением некоторых хрестоматийных вещей. Так изменился наш язык. Я переводил стихи турецкого поэта XIII–XIV веков Юнуса Эмре. Мне было совсем не трудно это сделать, так как в средневековье тюркские языки имели общую основу. А сегодня «разошлись» в разных направлениях».

Кредо
Среди фотоколлекции поэта — совместные снимки с выдающимися современниками. В том числе с патриархом татарской живописи Баки Урманче, который в своё время писал его портрет. Также рисунок с дарственной надписью от композитора Назиба Жиганова, о котором Равиль-ага когда-то замышлял написать книгу серии «ЖЗЛ». Правда, не сложилось. 
Самый молодой член Союза писателей СССР быстро вошёл в круг великих деятелей татарской культуры. Судьба ввела его в «обойму», в которой, как известно, не без искушений и не без зависти. Членство в Союзе писателей СССР давало преференции — поездки в Дома творчества, из которых любимым был «Коктебель». Там он проводил время дважды в год — в апреле и сентябре. В эпоху «железного занавеса» были поездки за рубеж. В 1984 году он возглавлял делегацию советских писателей в Италии. Артефактом тех времён является Дипломатический паспорт СССР, позволявший без задержек проходить через «зелёный коридор». 
Пришлось ли платить за дорожку по такому «зелёному коридору»? Случалось ли отступиться от себя? Идти на компромисс? Уступать цензорам?
«Власть меня не притесняла, — признаётся поэт. — Мне доверяли. В возрасте 25 лет поставили руководить отделением Союза писателей ТАССР в Альметьевске. Опасности в моих стихах не видели, точнее — не искали. Думаю, в них просто глубоко не вникали. Но внутри у меня были вопросы к системе, касались они прежде всего национального самосознания. Я не отчаянный бунтарь, но на всё всегда имел свой взгляд. Считаю, что криком можно нанести больше вреда, нежели пользы. Знаешь «как»? Попробуй, убеди. С приходом эпохи перемен в моём творчестве мало что изменилось. Я продолжал с тем, с чего начинал. В 90-е годы многие крупные поэты были дискредитированы, как авторы стихотворений о партии, Ленине и прочем. Нашлись люди, которые пытались искать «красный след» и в моих стихах. Не нашли. Я и завершаю с тем, с чем начинал. Я не пророк абсолютной истины, а просто человеческий сын. Моя цель — разбудить читателя. Посеять искру. Не согласен — ответь, но только не оставайся равнодушным. Сегодня поэзия должна умиротворять, нежели потрясать. Не хочется на рану сыпать соль». 
Покинув пост в Альметьевске, более 10 лет Равиль Файзуллин занимался исключительно творчеством, живя на гонорары от издававшихся книг, был заместителем председателя Союза писателей Татарстана. В 1990-е на волне идей о суверенитете пошёл в политику — стал депутатом Верховного Совета Татарстана. Однако быстро понял, что главное дело жизни для него всё же — литература.

Стихи и стихия
Татарстанские литераторы сегодня чаще задают вопрос: «А когда будет очередной заплыв Файзуллина?», нежели: «Когда состоится очередной писательский съезд?» Знаменитые «файзуллинские» состязания по плаванию проходят уже более 45 лет. За это время его участники проплыли дистанции на Казанке, Каме, Вятке. В прошлом году в заплыве участвовало уже целых три поколения семьи Файзуллиных: «старый волк» — как он себя называет — Равиль Габдрахманович, его старший сын Алмаз Равилевич, внуки.
Более 20 лет Равиль-ага увлекался игрой в большой теннис. Любовью к аристократическому виду спорта проникся, проводя время в Домах творчества писателей. Правда, как признаётся, всегда играл на свой манер, минуя каноны, которые его столичные коллеги в силу биографии постигали с самого детства. Это, впрочем, давало ему свои преимущества, и часто он у них выигрывал. 
Из видов спорта он любит те, в которых остаётся один на один с соперником. Либо — со стихией. Как в плавании. Во многом это напоминает процесс творчества, когда ты остаёшься один на один со своим читателем. 

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев