Сеть ветвей в оконной раме

Журнал "Казань", № 10, 2013

Размышления о старой Казани и проблемах сохранения духовных ценностей Отечества

Я родился и вырос в старом деревянном доме в центре города. До сих пор перед глазами изразцы печей, высокие потолки, ветки деревьев в высоком окне…

Когда размышляешь о сохранении зданий, представляющих архитектурную, а шире - культурологическую и историческую ценность, всегда возникает грусть, как у Раневской в «Вишнёвом саде» Чехова, возникает желание удержать красоту, хотя бы в её фрагментах.

Отеческие предания даны нам не только в слове, но и в музыке, изобразительных искусствах и, в особой форме,- в архитектуре. К сожалению, формы культуры могут изменяться в течение жизни одного поколения. И получается, что старшее и младшее поколения в одном и том же месте, в одно и то же время не понимают друг друга из-за несовпадения смыслов, обозначаемых одними и теми же словами одного и того же языка.

Казань - один из символов Родины для всех жителей России, то есть имя её имеет значение и смысл большие, чем сам город. Значение и смысл символа не присваиваются (как знаку), а складываются исторически постепенно, отсюда ширина значений и глубина смыслов символа.

О символе российской государственности Пушкин написал:

Москва… как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нём отозвалось!

В свою очередь, Казань - один из символов России и основополагающий символ Республики Татарстан. Перефразируя слова Пушкина, думаю, можно сказать и о Казани - для российского сердца. Поэтому закономерно, что историко-архитектурный облик Казани вдохновил многих российских художников и запечатлелся, выразился в их творчестве.

История Среднего Поволжья являет много примеров дружбы народов и взаимообогащения национальных культур. Достаточно посмотреть на декор деревянных домов Академической и Старотатарской слобод Казани. Другой показательный пример - многие мечети в восемнадцатом-девятнадцатом веках были построены по проектам российских (в том числе и русских православных) архитекторов. Среди них Сенная мечеть - А. К. Ломан, мечеть Марджани - В. И. Кафтырев, Апанаевская (северный пристрой) и Галеевская (южный пристрой) мечети - П. И. Романов, Иске-Таш (перестройка) - А. К. Шмидт, Бурнаевская - П. И. Романов и Ф. Н. Малиновский, Первая Пороховая - Артамонов. Это свидетельствует о глубоких корнях дружбы народов и веротерпимости в Среднем Поволжье.

Культурное взаимообогащение народов - естественное и нередкое явление. Например, стены и башни Московского кремля, существующие и теперь, были возведены в конце пятнадцатого века итальянскими архитекторами. В начале шестнадцатого века итальянский архитектор Алевиз Фрязин возвёл Архангельский собор.

Архитектура создаёт материальный мир человека, отвечающий утилитарным, эстетическим, душевным и духовным потребностям людей. Это средство и способ существования человека, среда реализации человеческих взаимоотношений. Архитектор выражает эстетические идеи языком души, то есть архитектура не предстаёт в форме некоей предельно абстрактной сущности, к которой часто стремятся другие виды искусства. Архитектура являет избрание народом в конкретное время и конкретном месте того или иного типа бытия (архитектура может, конечно, являть и самодурство власть и деньги имущих, но не о такой архитектуре здесь речь). На этом основывается этнографический аспект архитектуры.

Архитектурные решения определяются жизнеполагающим понятием «жильё». Выбор типа жилья отражает понимание прекрасного и безобразного, жизнеутверждающего и угнетающего, свободы (в том числе пространственной и творческой) и закрепощённости. Всё это в целом вмещается в понятие «экология человека» (здесь «экология» берётся в буквальном, этимологическом смысле как «учение о жилище»).

Обращаясь к архитектуре России, нужно в первую очередь сказать о деревянной архитектуре.

Осмысление деревянной архитектуры, особенно деревянного жилища, привело меня к предмету комплексных исследований, который можно назвать антропологической соразмерностью. Речь идёт о соразмерности человеку, или о приемлемости того, что связано с жизнью тела и души, вместе с творческим, интеллектуальным и духовным началами.

Понятие «архитектура жилища» имеет смысл не только технический, исторический, искусствоведческий, культурологический, этнокультурный, но и философ­ско‑метафизический. Все эти подходы можно совместить в ключе понятия «антропологическая соразмерность».

Деревянная архитектура России с разнообразной резьбой и растительным окружением - уникальное эстетическое явление культуры. В ней в гармонической целостности живёт красота природная и рукотворная, которую в каменно‑же­лезобетонной архитектуре двадцатого - двадцать первого веков вытеснил голый эстетизм в формах, характеризующихся такими понятиями, как «прагматизм», «утилитаризм», «конструктивизм», «функционализм» и т.п.

Есть простая истина: человек формирует среду, среда формирует человека. Человек может не ходить в театр, не слушать музыку, не посещать музеи, но ему не миновать жизни в архитектурном окружении. Российская деревянная архитектура с разнообразным резным декором - принципиальный фактор формирования российской ментальности. Дело в том, что если российская каменная архитектура так или иначе связана с каменной архитектурой других стран, то отечественная деревянная архитектура принципиально отличается от японских «бумажно-деревянных» строений, фахверков Западной Европы или финских домиков.

Дом, изба, избушка на курьих ножках, избушка лубяная (как противоположность избушки ледяной) и, наконец, домовина (гроб) - эти «древесные» понятия выступают как архетипы народного сознания, сформировавшегося в своеобразном природном месте - России. Лес и его умирание, деревянная постройка и её ветшание - явления цикличности природы, становления и разрушения, с которыми человек органично сочетается, с одной стороны, и противостоит им, создавая извечно прекрасное - с другой. Особый тип деревянного строения - баня, которая была неотъемлемой частью российской жизни, обычно у каждой семьи в селах и деревнях - своя.

Как человек видит мир, так он и строит своё жилище и организует пространство вокруг него. Достаточно сравнить принцип организации жилища, например, в Японии с деревянным жилищем в России, и становится понятным, что жилище выражает мировоззрение народа и его ментальность. Дерево - уникальный природный строительный материал, оно легко обрабатывается, относительно долговечно. В доме, построенном из дерева, летом прохладно, зимой тепло. Дерево не выделяет вредных веществ, поэтому в построенных из него домах легко дышится, и, говорят, его хозяева меньше болеют. Таким образом, дерево не просто совместимо с человеческим существованием, а благоприятно для него.

Мир деревянной архитектуры оказался миром вне господствующей «железно‑ка­менной» цивилизации. Но он остаётся наиболее естественной для тела и психологически благоприятной средой обитания человека. Помимо уже сказанного, оснований для такого утверждения много.

Хорошо организованное печное отопление деревянного сруба - это идеальный кондиционер. Из трубы вместе с дымом выходит прогретый воздух, который непрерывно вытягивается из жилых помещений (печь работает как своеобразный насос). При этом через щели в окнах в помещение взамен «старого» воздуха, обеднённого кислородом и содержащего различные испарения, затягивается свежий холодный воздух. Кто жил в хорошем срубе, знает это по ощущениям особого телесно-душевного комфорта. Помимо описанного физического комфорта, печное отопление - это и негромкий треск полыхающих дров, и чарующие красные блики пламени, и таинственно-успокаивающее мерцание углей, и вой ветра в трубе, когда в ночном тёплом уюте лежишь в постели. Это то, что нужно человеку для благоприятной телесно-душевной жизни, что почти ушло и вытеснено бетонными стенами и плоскими прагматическими «истинами». Деревянный сруб таит в себе архетип российской ментальности, не станет его - исчезнет нечто своеобразное и родное из жизни наших соотечественников.

Пространство российской деревянной архитектуры органично сочетает идею частной жизни и жизни в общении («на миру»). Одно- или двухэтажные здания, деревянный сруб с резными наличниками, карнизами, полотенцами, с яблонями, вишнями, рябиной и черёмухой вокруг - то, что нужно человеку. Дом-башня - это то, что нужно капиталу для экономии средств на строительство в центральной (разумеется, с потеснёнными истори­ко‑архитектурными ценностями) зоне городов. Словом, небольшой дом соразмерен человеку, а многоэтажная башня соразмерна не человеку, а экономике. Но душевно-духовные потребности человека и наилучшие условия обитания его тела плохо совместимы со страстью обладания большими вещами и большими денежными средствами.

Сейчас в Казани ведётся заметная работа по поддержанию облика старого города в центральной части, но, к сожалению, пре­имущественно возводятся новые дома, только стилизованные под архитектуру девятна­дцатого века. При этом облик старой Казани не восстанавливается уже по той причине, что новые (пусть и неплохо стилизованные по декору) постройки возводятся в четыре‑пять этажей, по сравнению с историческими зданиями в этой зоне в один-три этажа. Это сильно искажает среду обитания человека. Небесный купол значительно сужается, а красота узора из ветвей деревьев (преимущественно липы) на фоне неба пропадает на фоне больших зданий. Таким образом, одна из главных черт среды обитания городского жителя в смысле антропологической соразмерности главных составляющих городской улицы - «небо-дерево-дом» - пропадает.

Недавно, перечитывая сборник российских поэтов Серебряного века, я отметил, что какими бы разными они ни были и о чём бы ни писали, во многих стихотворениях присутствуют образы вечера и ночи, берёзы, ароматной черёмухи, шума ветра и дождя. Вот строки из сонета Иннокентия Анненского «Ноябрь»:

Как тускло пурпурное пламя,

Как мёртвы жёлтые утра!

Как сеть ветвей в оконной раме

Всё та ж сегодня, что вчера...

В тумане солнце, как в неволе

Скорей бы сани, сумрак, поле,

Следить круженье облаков

Да, упиваясь медным свистом,

В безбрежной зыбкости снегов

Скользить по линиям волнистым...

В каменно-железобетонной высотке мы не увидим «сеть ветвей в оконной раме», не услышим шелеста листьев и постукивания веток о стекло. Такое жильё более или менее удобно для тела, но оно - не лучшее обиталище для души.

Общеизвестно, что человек часто понимает, что был в какую-то пору своей жизни счастлив. Бывает, что порой человек считает себя вполне счастливым, будучи глубоко несчастлив - это и неосознаваемое моральное падение (жизнь в нравственных сумерках без божественного света), и довольствование некими суррогатами в силу незнания жизни в её подлинной природной красоте.

Городская культура меняется постепенно и, к сожалению, неотвратимо. Приведу два стихотворения о Казани: одно написано Вероникой Тушновой в первой половине двадцатого века, другое - Вилем Мустафиным в начале двадцатого. Мы ощущаем, как исчезает доброе лицо деревянного дома, сеть ветвей в оконной раме, как буквально уходит почва из-под ног вместе с травиночками, закатанными асфальтом, как в итоге изменяется вся городская среда вместе с её обитателями.

Вероника ТУШНОВА

Стихи о доме

Косое деревянное крыльцо,

облитое зелёным светом.

У дома было доброе лицо,

и дом всегда встречал меня приветом.

И ничего, что он в сугробах дрог,

что лёд с крыльца

рубить случалось ломом,

он мне в ту пору помогал как мог,

он был тогда мне настоящим домом.

Какой суровый, необычный быт!

Здесь всё не так, всё трудно по-иному…

Но здесь мой кров.

Здесь мой ребёнок спит.

Здесь мы живём.

За все спасибо дому.

***

Дым ел глаза...

Но то был добрый дым,

Дым очага! Добра не позабудем.

Спасибо стенам, тесным и простым,

Теплу, огню, хорошим русским людям!

Виль МУСТАФИН

Уходит город мой…

Уходит город мой, уходит,

уходит прочь и навсегда...

Лишь тень его - как призрак - бродит

ночами по чужим садам.

За ней брожу я, как по следу,

хоть нет от тени и следа,

веду с ней тихую беседу

о том, что к нам пришла беда.

Хочу понять, что происходит,

ответов сам не нахожу:

то ль старость так ко мне приходит,

то ль я из жизни ухожу?..

Но я теряю милый город,

теряю родину свою...

Бывало, песни пели хором,-

теперь лишь соло - плач пою.

Душа болит и тихо стонет,

но боль не умаляет стон.

В рассветной дымке призрак тонет

и тени тают, словно сон...

Уходит город мой, уходит,

уходит прочь и навсегда.

И даже тень его не бродит

по обезлюдевшим садам.

Судьба распутинской Матёры

накрыла город, как беда...

Но там - вода селенье стёрла,

а здесь - матёрая орда...

Куда же мне-то подеваться?..

Родился здесь и здесь я рос...

В изгои силы нет податься,-

корнями крепко в землю врос...

Я тихо-молча наблюдаю,

как тает город дорогой.

И со щеки слеза сбегает,

как будто хочет стать рекой...

Я здесь умру - в родной чужбине,

чужды мне лица и дома...

Под злыми взглядами чужими

не дай, Господь, сойти с ума...

***

Без памяти невозможно ни самосознание народа, ни его психическое здоровье. В альбоме «Архитектура России. Казань деревянная», изданном в 2010 году московским издательством «Книжный дом "Университет"», составителем которого я являюсь, есть раздел «Казань деревянная в живописи и графике». Фотографии старых домов и улиц Казани, дополненные выразительными средствами художественного творчества, позволяют нам не только зрительно, но и душевно воспринять городскую среду обитания старой доброй Казани. Сейчас подготовлен к изданию альбом «Размышления о старой Казани: живопись и графика», в котором реализуется эта идея. Дружными составителями «Размышлений…» являются вместе со мной члены Союзов художников Республики Татарстан и Российской Федерации М. А. Вагапов и Е. Ю. Баймяшкина.

Картины в альбоме - преимущественно не исторические домыслы, они написаны с натуры. Образы в изобразительном искусстве несут в себе больше смыслов и значений, чем образы фотографические, поэтому художественные представления - это в буквальном смысле мышление в образной форме. Образы дорогих сердцу мест есть основы благоприятного состояния души народа.

Не всем в силу возраста и места проживания известно то, что изображают картины в альбоме. Но не это важно. Картина тогда становится тебе близкой, когда ты понимаешь: такого в твоей жизни не было, но это стало частью твоей жизни.

Курашов Владимир Игнатьевич - доктор философских наук.