Танго не танцуют в одиночку

О парадоксах лжи

В этом номере мы говорим с читателями на важную тему: жизнь «без розовых очков». В том числе рассказываем реальные истории — как давние, так и не очень, великих обманов и обманщиков.
Возможно ли прожить в современном мире без лжи? 
Любовь и деньги — где наиболее вероятен обман?
Почему мы сами «рады обманываться»? 
О корнях человеческой доверчивости, парадоксальных аферистах и «целительной» силе заблуждений мы беседуем с психиатром, директором Института исследований проблем психического здоровья, профессором Владимиром МЕНДЕЛЕВИЧЕМ.

— Владимир Давыдович, c вами, как с профессионалом, хочется поговорить, прежде всего, о природе таких явлений, как человеческая склонность обманывать, с одной стороны, и доверять разного рода аферам, с другой.
Не зря ведь говорят «патологический обманщик» — в этом действительно есть место некой девиации?

— Патологический лгун это — психотип, который был описан психиатрами и психологами приблизительно 100 лет тому назад. В России это сделал выдающийся Пётр Борисович Ганнушкин, выпустив книгу «Клиника и динамика психопатий». В ней он обозначил такой патологический тип человека, «как клинический лгун», имея в виду то, что есть определённые особенности характера, которые могут создать доминирующий облик человека, склонного во всех областях жизни проявлять обман. У психиатров патологическая ложь называется псевдологией, и она отличается по ряду характеристик от лжи здорового человека. Основными отличительными чертами являются вера самого обманщика в то, что он говорит правду, и отсутствие очевидного и даже материального умысла лгать.
Но есть огромное количество других различных форм отклонений от нормы — если мы принимаем за неё честного, искреннего, справедливого человека. Помимо патологических, немало и обычных лгунов. Вопрос в том, каким образом формируется в человеке это качество? Насколько оно является востребованным? Какую роль играет в его формировании воспитание?
К большому сожалению, мы сможем сделать вывод, что, стремясь изначально воспитать в ребёнке честность, на определённом этапе мы неизбежно учим его и врать: например, держать язык за зубами, или говорить полуправду, или даже в некоторых случаях прибегать ко «лжи во спасение». Качества неправдивости формирует в человеке сам социум, потому что в этом далеко не честном и далеко не самом справедливом мире они востребованы. У большинства из нас имеет место устойчивое представление о том, что лгать это, может, и плохо, но в условиях реалий — вполне нормально. 
Теперь обратите внимание: несмотря на то, что слово «лгун» практически всегда имеет негативную коннотацию и отторжение, когда речь идёт об аферистах, такие персонажи часто вызывают первоначальную реакцию улыбки. Это парадокс, с моей точки зрения, — но посмотрите, как востребованы фильмы и произведения литературы об аферистах. Это, как правило, бестселлеры или высокорейтинговые картины, а симпатии читателя или зрителя часто именно на стороне отрицательного героя. Нам нравится наблюдать за игрой его ума, хитросплетениями и результатами обмана.
Довольно свежий и очень любопытный пример в этом плане — документальная лента «Аферист из Тinder», рассказывающая реальную историю любовного афериста, обманувшего на миллионы долларов сразу нескольких женщин из разных стран мира.

— Я знакома с этой картиной. Довольно тяжёлое впечатление. И там совершенно потрясающий финал — мы узнаём, что после выхода из тюрьмы проходимец предлагает в Сети услуги бизнес‑тренера. 

— Скажу больше, по свежей информации, он не просто живёт и здравствует — в качестве «звезды» его приглашают за басно­словные гонорары в элитные клубы. Финал фильма замечателен с точки зрения художественной, но с точки зрения реальности — очень печален. И этот фильм ярко демонстрирует парадоксальность аферизма, который может иметь самые разнообразные проявления и исходы.
Аферистами могут быть люди с разными мотивациями, принадлежащие к разным психологическим типам. Некоторую «классификацию» мы можем провести и среди тех же брачных или любовных аферистов. Чаще всего — в тривиальных случаях — это очевидные мошенники, желающие «поиметь» деньги с несчастных женщин. Но возьмём случай нетривиальный — того самого «Афериста из Тinder», который принёс огромные проблемы большому количеству женщин. Обратите внимание, каким образом герой фильма оправдывает своё поведение? Он искренне убеждён, что осчастливливает своих жертв. Это —  одновременно и его психологическая самозащита, и, в некотором смысле, правда. Взамен денег он создаёт своим жертвам яркую и эмоционально насыщенную жизнь, которой у них до того не было, даёт то, что они принимают за любовь. Была ли в его поступках корысть? Трудно сказать — у нас нет сведений, что он откладывал деньги, инвестировал, скупал недвижимость. Это, скорее, своеобразный «лёгкий» тип человека, понимавшего в то же время, что он несёт определённую миссию. Если у него не было корыстных целей, то можем ли мы приравнивать его действия к мошенническим? В юридическом смысле, конечно, да. Но в психологическом — это вопрос. 

— Получается, что любая афера — это игра двух сторон. Какие преимущества даёт участие в ней стороне жертвы?

— Как бы парадоксально и цинично это ни звучало, «таланты» аферистов действительно востребованы обществом. Не последнюю роль здесь играет то, насколько творчески себя проявляют ­обманщики. Они могут проявлять удивительный полёт ума, изобретательности, фантазии. Часто это довольно обаятельнейшие герои. 
Но всё-таки нельзя забывать: любой аферист в конечном итоге — личность опасная. Это вторая часть истории, в которой также велика роль жертв. Вместе с аферистами они создают неразрывную пару. Если бы человек не нуждался в тех «благах», которые сулит ему мошенник, он никогда не стал бы его зависимой частью. И подавляющее большинство — становится. Это ярко видно на примере финансовых пирамид. Их организаторы, несомненно, движимы корыстными целями. Они стремятся «снять» большие деньги, и при этом также дают возможность нажиться какому-то проценту «везунчиков», оказавшихся в числе первых, в практическом смысле — делают для них «благо». Именно по этой причине далеко не все считают себя обманутыми и не торопятся заявить на мошенников в полицию.

— Можно ли назвать в этом случае жертв, в каком-то смысле, сообщниками этих самых мошенников?

— Несомненно, они — со­общники, так как вступают в пирамиду на условиях, что приведут ещё несколько человек и будут иметь с них свой процент. В этом случае — жертва однозначно ответственна за то, что творит аферист. Все в этой «связке» мотивированы корыстью.

— Любой обман, каким бы красивым он ни казался в начале, приводит, как правило, к плачевным последствиям. Люди всякий раз якобы извлекают уроки, но, тем не менее, не перестают «вестись» на разного рода аферы. Что же в человеческой природе заставляет нас вновь и вновь наступать на те же грабли? В этом заложена какая-то наша базовая потребность?

— Прежде всего, желание без усилий добиться цели. Давайте посмотрим, в какие времена и в каких регионах появляются финансовые пирамиды? Они появляются в местах со специфическими психологическими чертами населения. В частности — отсутствием навыка планомерно выстраивать свою жизнь, копить деньги, экономить, думать о завтрашнем дне. Их девиз: «Хочу всё и сразу». Это, конечно, более выражено в культуре Восточной Европы. Вера в чудо здесь преобладает над рациональным мышлением, характерным для западноевропейского человека — он-то как раз хорошо понимает, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и что к успеху и достатку идут как правило долго и постепенно. 

— Сегодня мы видим много примеров, когда жертвами мошенников становятся люди старшего поколения, выросшие в СССР — в стране, где всё-таки главенствовало научное, рацио­нальное мировоззрение, а иррациональные вещи были не легитимны. Чем объяснить такой постсоветский синдром? Почему у нас в одночасье пышным цветом расцвели такие явления, как оккультизм, эзотерика, экстрасенсорика? Куда подевалось критическое мышление граждан? Почему люди поддались волне сомнительных явлений, от Кашпировского, до финансовых пирамид?

— Советское государство формировало людей скорее инфантильных, чем рациональных — ему (государству) советский человек делегировал все полномочия. Выражение «уверенность в зав‑
трашнем дне» — из советского прошлого. Кто гарантировал эту уверенность? Государство. Но оно же — надо отдать должное — поддерживало основы иррационального мышления. У нас, конечно же, была Комиссия по борьбе с лженаукой в РАН, и в Советском Союзе всякого рода оккультный дискурс не допускался ни на телевидение, ни в прессу. С этим боролись. Разного рода оккультные персонажи типа Джуны начали появляться в информационном пространстве в последующую эпоху социальных перемен. К нам не привнесли это извне. Так стало проявляться архаическое, ещё дорелигиозное осмысление мира. Одновременно пришло осознание полной ответственности за свою жизнь, с одной стороны, и неготовность брать эту ответственность, с другой.
Проблема сегодняшнего дня в том, что последние десятилетия государство не делало ничего, чтобы формировать и поддерживать у граждан научное мировоззрение. Начинать надо всегда со школы, с учителей. Это функция государства, я считаю. Возьмём простой пример с финансовыми пирамидами: человек, вооружённый научными знаниями, едва ли станет их жертвой. Он в состоянии взять листочек бумаги и посчитать, откуда что берётся.

— Что касается разницы мировоззрений Востока и Запада, то, возвращаясь к фильму «Аферист из Тinder», — там-то жертвами человека ближневосточной культуры были женщины европейского среднего класса. Это удивительно...

— А я как раз и говорил, что брачные аферисты — это совершенно другое. Там не включается дихотомия «Восток-Запад». Это вопрос из разряда «мужчина-женщина». Потребность быть любимой и опекаемой — одна из сильнейших среди прекрасной половины. Вот вы говорите: героини — западные женщины. А сколько наших девушек влюбляются в мужчин, находящихся в местах лишения свободы?

— Но ведь они отдают себе отчёт в том, с кем вступают в отношения?

— Отдают. Но не всегда, и не до конца. И обычно верят, когда им пишут: «я не совершал преступ­ления, меня подставили», верят в то, что их герой попал туда, где он находится, случайно, а они-то уж сделают его хорошим. Много таких случаев. Бывают, конечно, и исключения...

— Владимир Давыдович, хочется услышать рекомендации: как воспитать в себе критическое мышление? Как не попадаться на удочки аферистам? Какие вопросы стоит задавать самим себе, вступая в сомнительную коммуникацию? Надо ли слушать интуицию?

— Это очень сложно. Если бы я сам знал — шучу, конечно… В процессе воспитания мы идём, как правило, между двумя крайними стратегиями. Обе они — неадекватны. Первая — избыточная доверчивость, вторая — паранойя, когда нам во всём видится обман. Надо найти какую-то золотую середину. 
Думаю, что своим детям с ранних лет имеет смысл объяснять, что люди бывают разные, не все честны. Полезно приучать их не принимать скоропалительных решений, а взвешивать «за» и «против». Учиться видеть мотивы поведения другого человека. У меня две внучки 11-ти лет, которым когда-то предстоит выбирать спутников жизни. С одной стороны, мне не хочется формировать у них представление в духе «все мужики сволочи». Это утверждение неправильно, хотя и недалеко от истины в реальности мегаполисов. (Смеётся.) Но я бы хотел, чтобы они научились различать: кто из них — кто? Всегда дайте себе время получше узнать избранника, соберите информацию. Заметьте, все, кто обжёгся на этом мошеннике из фильма, всё равно потом вернулись в Тinder. Значит, вопрос не в нём. Вопрос в другом: почему мы так быстро принимаем решения, как только сталкиваемся с каким‑то необычным для себя хорошим отношением? 
Если дело касается финансовых операций, вспоминайте всегда про «бесплатный сыр». Если готовы рисковать, подумайте — для чего вы рискуете? Если уж приняли такое решение — не рискуйте сразу всем, не закладывайте дома, не берите в долг. Не храните яйца в одной корзине.
Когда дело касается возможного обмана наших пожилых родственников, можно проиграть все возможные сценарии их «развода» на деньги. Полезно устроить для них тренинг. Если человек информирован, то он вооружён. 
И последнее — включайте уже научное мировоззрение! Задавайтесь вопросом: что возможно, а что — нет? Ведь покупают же многие на последние деньги различные чудодейственные приборы, «исцеляющие от рака». Если бы они были эффективны, то давно бы применялись, поверьте! Но их продавцы продолжают рассказывать байки про «уникальность и засекреченность». Такие слова сразу должны вызывать сомнения. 

 
— Но я сама на личном опыте сталкивалась с тем, что профес­сиональные медики начинают внедрять в свою практику какие‑то вещи из разряда гомеопатии, антропософской медицины и прочего. И это — врачи с дипломами, принимающие в медицинских центрах с лицензией...

— Мы с этим боремся. В мировой практике, если ты не работаешь на основании доказательной медицины, тебя могут исключить из числа врачей. Если ты — врач, то не можешь рекомендовать использовать «фуфломицины». Гомеопатия, кстати, признана лженаукой. Но у нас это — чей-то бизнес, с попустительства власть предержащих. И это — катастрофа. 

 
— Почему же это происходит?

— В нашей стране сильно хромают система образования и аттестации медиков. Если говорить о порядке вещей в цивилизованном обществе, то там ты идёшь либо в медицину, либо в парамедицину. Парамедицина существует и в Америке, и в Европе, но там она не пересекается с медициной традиционной. Врач там — это человек с научным мировоззрением, принимающий диагностические и терапевтические решения исключительно на основах доказательной медицины, на качественных научных исследованиях, подтверждающих безопасность тех или иных методов лечения.

— Хотелось затронуть такую тему, как деятельность психологов. Ваш брат, экс-депутат Госдумы Российской Федерации Борис Менделевич, инициировал законопроект, который регламентировал бы их деятельность. Опять же по своему опыту знаю: на приёме у психолога иногда непросто понять — что за специалист перед тобой? В его арсенале можно встретить и карты Таро, и нейрографику, и расстановки по Хеллингеру, и другие «методы».

— Есть прежде всего научная психология. Проблема сегодня в том, как само профессиональное сообщество реагирует на то, когда смешиваются «жанры». Однажды я поднял эту проблему в статье «Доказательная психотерапия. Между возможным и допустимым». Публикация вызвала шквал негативных комментариев в соцсетях от практикующих психологов и психотерапевтов. Хотя я требовал-то всего ничего: определитесь, ребята, —  если вы наука, то работайте, опираясь на принципы доказательности; подтвердите исследованиями то, что предлагаемый вами метод самый лучший. А способов много предлагается — и гипноз, и когнитивно-поведенческая терапия, и гештальт-подход. Для того, чтобы утверждать, что ваш способ самый лучший, вы должны провести исследование. А вы не хотите их проводить, начиная рассказывать, что лечите не методом, а собственной личностью. 

— Более того, часто в рекламе психологических услуг нас «честно» предупреждают, что будет «дорого, долго, больно», гарантий не дают вовсе — что автоматически снимает ответственность.
На что надо обратить внимание, обращаясь к специалисту, чтобы уйти исцелившимся?

— К сожалению, простой человек зачастую в этом не разберётся. Диплом специалиста может ни о чём не говорить, кабинет может быть завешан различными сертификатами. Само образование психологов сегодня включает элементы иррационализма. У нас, например, даже НЛП преподают, хотя уже давно доказано, что это — антинаучный подход! Как и пресловутый психоанализ. Но есть, повторюсь, научная психология.

— Вы упомянули психоанализ, считаете, что и этот метод из разряда шарлатанства? А почему же у вас на стене висит портрет дедушки Фрейда?

— Это своего рода назидание самому себе, чтобы не скатиться в этом направлении. Что касается Фрейда — мы должны вернуться к началу разговора о парадоксальной природе человеческого аферизма. Меня всегда поражало: как этот аферист сумел завоевать в начале прошлого века весь мир?! Ведь его идеи охватили не только психологию и психиатрию, но и культурологию, искусство. И нет такого человека, который не знал бы фамилии — Фрейд! 
Но сегодня важно, чтобы читатели понимали: в мировой практике психоанализ уже давно не применяется так широко как прежде, а из психиатрии ушёл напрочь. Утверждение Фрейда о влиянии подсознательного не было подтверждено ни одним его исследованием. Да — подсознание и бессознательные процессы существуют, но не так, как они у него описаны. Банан, в конце концов, может быть просто бананом. Фрейд, несомненно, — яркий пример афериста (не хочу обидеть его почитателей). И в его концепции, очевидно, очень нуждались.

— Почему она оказалась востребована?

— Людям показалось убедительным его объяснение влияния скрытых сексуальных мотивов на поведение человека. Это очень увлекательно, на первый взгляд.

— А какую-то позитивную роль для науки Фрейд всё же сыграл?

— По моему мнению — нет. Более того, он сильно увёл психологию и психиатрию в ложном направлении. Вся его теория является мифологией. И мне, человеку рациональному, она не симпатична. Но для развития искусства она дала очень много, это — вне сомнений. Я сам с удовольствием смотрю фильмы, читаю книги, где есть влияние его идей. Но в это время я полностью выключаю в себе учёного и не задаюсь вопросами — правда это или нет. 

— Итак, резюме: обман, заблуждения, иллюзии — никуда не денутся. Следовательно, они для чего-то нужны? 

— Для успокоения. Это проявление нашей архаической природы.

— А какое место можно отвести религии в жизни современного общества?

— Религия, основанная не на знании, а на вере в высшие силы, — явление в некотором смысле также иррациональное. Есть вещи, которые наука в этом поле даже не хочет обсуждать. Но в целом, это важный институт, создание которого во многом было направлено на процесс умиротворения человека. В этом — большая позитивная роль религии, если не брать такие крайние её проявления, как фанатизм.

— А в вашем мировоззрении — есть место вере?

— Отвечу так: я — атеист. Но я верю. В науку!

— Спасибо большое за ответы на вопросы! Надеюсь, беседа с вами поможет читателям лучше понять себя, доверять себе. Жить с уверенностью в этом непростом мире.