В мартовском номере журнала «Казань» Марк Шишкин рассказал открыл «слепые зоны»

Казань рассказывает о себе через небольшой набор приевшихся историй. Всё, что осталось за пределами этого скудного ассортимента, находится в «слепой зоне». Если вы считаете себя знатоком истории, то сможете вовремя ввернуть реплику про чебаксинскую ковку. Спасибо авторам книги «Художественные промыслы Татарии», Ниязу Халиту и другим исследователям, что обессмертили кузнецов деревни Чебакса. Но что мы вообще знаем, например, о жизни и быте кузнецов, работавших на Кузнечной площади, которая существовала на месте Ленинского садика до 1842 года? А в этот городской «водоворот» были вовлечены сотни и тысячи людей. 
Поэтому свою исследовательскую задачу я вижу в том, чтобы идти в такие «слепые зоны» и извлекать прошлое Казани из небытия. А возможностей распорядиться этими знаниями здесь — в нашей современности, есть превеликое множество. Достоверная история домов, улиц, площадей и других территорий, вошедших в тело города, нужна всем: муниципальным служащим, собственникам и жильцам домов, градостроителям, посетителям общественных пространств. Всем хочется испытывать чувство причастности к казанской старине, но без натужных гипербол, которыми пытаются компенсировать отсутствие фактов.
Моя любимая «слепая зона» — это наш Гостиный двор, который несколько веков служил главным экономическим центром городской жизни. Насколько значимым было это явление тогда, настолько же плохо мы понимаем его теперь. Работая с документами по истории Гостиного двора, каждое утро вместе с купцами и приказчиками я забираюсь с Хлебной площади на Осокинский бугор, где на самом верху ещё выше поднимается Петропавловский собор. Занимаю одну из бесчисленных тесных лавочек; вижу лица проходящих мимо покупателей, праздношатающихся и нищих; слушаю рассказы соседа, удачно вернувшегося «от святого Макарья»; чувствую запах чего-то пригоревшего с обжорного ряда, и иду обедать в тёмную залу Первотрактирного дома, где сейчас находится рыбный ресторан. Здесь каждый день заключаются сотни сделок, а нити экономических связей расходятся по всем слободам Казани, уездным базарчикам и крупным российским ярмаркам.
Другой сюжет, который интересен и сам по себе, и по возможности практического применения, это история тех районов Казани, которые принято считать новыми. Большинство казанцев сейчас живёт за пределами границ города на 1917 год, но это не значит, что многоэтажные дома и широкие проспекты возникли в чистом поле. У нас есть сведения о сёлах и деревнях, вошедших в черту Казани: где-то подробные, где-то самые элементарные. Но история «строек» — пригородных посёлков начала ХХ века, где тоже жили горожане, является совершенно не освоенной темой. Осенью прошлого года, в связи с вековым юбилеем включения «строек» в черту города в 1924 году, я погрузился в эту тему, и могу сказать, что почти каждый факт там можно подавать как сенсацию. Например, историю Советского района принято начинать с 1935 года, но первые упоминания о посёлке близ городских границ на земле клыковских крестьян относятся ещё к 1893 году!
Мог бы перечислить ещё несколько тем, но скажу кратко: практически все сюжеты по истории Казани имеют большой исследовательский потенциал, даже те, которые считаются уже изученными.