Видит насквозь

Фото: Владимир Нефёдов

Династия
— Я происхожу из семьи врачей. Медициной был окружён с детства — различные сложные случаи дома обсуждались постоянно! Нам с братом это тоже было интересно. В старших классах приобщился к профессии поближе: работал санитаром у отца в операционной.
Мой отец — Фаузей Садреевич Юсупов — заведовал отделением травматологии в профильном научно-исследовательском институте на улице Горького. Это учреждение было лидером во многих направлениях, а Казань — одним из ведущих центров ортопедии и травматологии в стране. Врачи под руководством моего отца выполняли сложнейшие вмешательства — например, восстановительные операции на суставах и костях, многие из которых делались впервые в стране…

Адиля Хусаиновна и Фаузей Садреевич на берегу озера Лебяжье. 1957

Основным методом работы в травматологии был компрессионный остеосинтез со спицами с упорными площадками. Вместо гвоздей и пластин он использовал конструкции по типу аппарата Илизарова, устанавливая их не  только на ноги и руки, но даже на челюсти и другие кости, что позволяло пациентам быстро восстанавливаться. Эта методика стала темой его докторской диссертации.
Увы, отец рано ушёл из жизни — в неполные 54 года. Он много работал под рентгеном в неэкранированном кабинете, что и стало причиной его раннего ухода из жизни. Несмотря на тяжёлую болезнь, папа до последнего продолжал оперировать... 
А мама, Адиля Хусаиновна Мещерова, работала в Республиканской клинической больнице. Я в детстве часто болел, и она уделяла много внимания моему здоровью, тщательно следила за тем, чтобы я «перерос» все болезни! Так оно и вышло.

Хусаин Мещеров с кузеном Арифом. Касимов. 1913

— Но корни Вашей династии ещё глубже, так ведь?

— Да, её основателем можно назвать маминого папу — Хусаина Халимовича Мещерова (1895–1979). Но начиналось всё отнюдь не по-медицински! В молодости дедушка оказался в Харькове — его отец занимался экспортом хлеба через Польшу, а Харьков был перевалочным пунктом. Там он проходил стажировку в конторе отцовского приятеля и встретил мою бабушку — Маршиду Атаулловну, которая происходила из татар-мишарей Даугавпилса. Её дед служил войсковым муллой (капелланом) в Лифляндской губернии, а отец, Атаулла Тукузин, занимался ресторанным бизнесом.

— Как интересно! Как сложилась их судьба после революции?

— Они поженились в 1915 году. Дедушка учился на медицинском факультете Харьковского университета. Когда грянула революция, прадед вызвал дедушку обратно. Имение было разорено, дом сожжён. Умирая, прадед взял с сына обещание поставить на ноги всех сестёр и дать им высшее образование. И дедушка с честью выполнил этот наказ!
В Казани он учился у Викторина Сергеевича Груздева — работал его ординатором, затем успешно защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Стал профессором, заведующим кафедрой акушерства и гинекологии.

Маршида Тукузина (слева) с кузиной Алиёй. Харьков. 1912

— Чему были посвящены его научные труды?

— Одной из основных тем было исследование лечения рака шейки матки с помощью лучевой терапии. Результаты этой работы были доложены в Женеве на Всемирном конгрессе по акушерству и гинекологии и признаны одними из лучших в мире.

— В чём была уникальность метода?

— В Казани использовали радиоактивный препарат, полученный от Марии Кюри. Его ещё профессор Груздев купил на свои деньги и привёз в город. Во время Великой Отечественной войны активность препарата снизилась, но находившийся здесь в эвакуации профессор Капица провёл перерасчёт его эффективности. Благодаря этому работа гинекологов в клинике медицинского института снова стала высокоинтенсивной. Так продолжалось до  конца 1970-х годов.

— А дальше?

— Позже радиоактивные препараты изъяли из-за потенциальной радиационной опасности, ввели новые правила. Их вывели из практики акушерско-гинекологической клиники, которая к тому времени носила имя профессора Груздева. Сейчас подобными вопросами занимаются онкологи — появились другие методики. Но результаты тогда были очень хорошими.

Халим Фатхисламович Мещеров (в центре). 1912

— Вы упомянули, что Ваш дедушка дружил с эвакуированным в Казань профессором Петром Леонидовичем Капицей. Но в те годы в нашем городе работали многие выдающиеся учёные, приехавшие сюда с Академией наук СССР. С кем-то ещё сложились тёплые отношения?

— Да, дедушка поддерживал дружеские связи со многими специалистами, эвакуированными в Казань. Даже лечил их жён, в том числе продлил жизнь супруге академика Алексея Николаевича Крылова более чем на десять лет! Они стали близкими друзьями, часто ходили друг к другу в гости.
Обратите внимание на эту книгу воспоминаний. Она была издана в 1942 году в Казани эвакуированным издательством Академии наук. Академик Крылов лично подарил её моей бабушке, Маршиде Атаулловне (которую гости называли Марья Антоновна), с дарственной надписью.
Эта автобиография написана прекрасным языком, читается на одном дыхании. Алексей Николаевич Крылов был единственным советским членом Британской академии кораблестроителей. Его имя до сих пор хорошо известно в Санкт-Петербурге, и это издание считается настоящим раритетом.

Участники труппы театральной самодеятельности. Казань. 1926

— Чем занимался Ваш дедушка в военные годы?

— В годы Великой Отечественной войны Хусаин Халимович был главным хирургом эвакогос­питаля № 1665, начальником эвакогоспиталя № 1669 Красной Армии, оперировал раненых солдат, в то же время не прекращая трудиться на кафедре. Работать приходилось до двадцати часов в день. Особенно трудной была зима 1941–1942 годов, когда не работало отопление и не хватало лекарств и инструментов, по пять-шесть тяжёлых операций проводились ежедневно. За спасение раненых и внедрение новых методов лечения Хусаин Халимович был награждён орденом Ленина. Вместе с тем дом Хусаина Халимовича был центром притяжения для многих интеллигентов Казани: частыми гостями были эвакуированные в Казань учёные, включая академика, математика, механика и кораблестроителя Алексея Николаевича Крылова и академика, физика, инженера и новатора Петра Леонидовича Капицу. За свой труд он был удостоен ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени и многих медалей. Неоднократно избирался депутатом Верховного Совета ТАССР. Хотя он был беспартийным, но представлял медицинское сообщество и активно занимался общественной деятельностью.
Вместе с другом — кардиологом доцентом ГИДУВа Александром Иосифовичем Голиковым — они организовали медицинский пункт на базе своего домоуправления. Он располагался на углу тогдашней улицы Студенческой (позже переименованной в улицу 50 лет Октября, а затем — в Академика Кирпичникова) и улицы 8 Марта. Жителей микрорайона там консультировали профессора и доценты медицинского института и института усовершенствования врачей — совершенно бесплатно, на общественных началах. Они проводили там приём по несколько часов в день!

— Видно, что дед Ваш был человеком очень увлечённым! А Ваш отец?

— Мой отец был не только выдающимся врачом, но и спорт­сменом. Он серьёзно занимался фигурным катанием — стал одним из основателей казанской школы фигурного катания. Выступал как в одиночном, так и в парном разряде, его высшим достижением стала победа на Спартакиаде народов Севера. Летом увлекался альпинизмом — облазил весь Кавказ.

Коллектив клиники профессора Груздева. 1932

— Какие ещё у него были хобби?

— Он профессионально занимался фотографией и сам раскрашивал чёрно-белые снимки! Позже увлёкся киносъёмкой. В интернете можно найти фрагмент документального фильма «На Волге широкой», где рассказывается о его увлечениях.

— Вы упомянули о его киноработах?

— Да, он снимал фильмы о своих пациентах, чтобы наглядно показывать результаты лечения. Один из таких фильмов даже занял третье место на Всемирном конкурсе медицинских фильмов в Париже. Самого отца, конечно, не выпустили за границу, но бронзовую медаль прислали.
У него было множество учеников по всему СССР — от Риги до Благовещенска, много патентов. Очень разносторонний был человек!
В последние годы жизни он страстно увлёкся цветоводством. На шести сотках в саду работников РКБ, полученных мамой (на берегу Казанки, у платформы «Новаторов», так называемой «Русской Швейцарии»), он выращивал удивительные растения. В то время как другие сажали картошку, он разводил цветы — крокусы, прививал яблони (у него было более пятнадцати видов с разными сортами на одном дереве!) Активно переписывался с селекционерами по всему Союзу, получая редкие сорта из Казах­стана, Киргизии. Был членом Респуб­ликанского общества цветоводов под руководством доцента сельхозинститута Натальи Александровны Магнитской.
Ещё отец коллекционировал бабочек. К слову, одним из лучших коллекционеров бабочек в городе был наш сосед — профессор Казанского университета Ливанов. Сейчас в университете хранится коллекция бабочек, собранная в основном им.

Елена Горбунова и Фаузей Юсупов 
на первенстве РСФСР. Казань. Чёрное озеро. 1953

Кубок первенства РСФСР. 1953

— Вы выросли в интересном окружении!

— Да, наша семья жила в коммунальной квартире напротив Лядского сада (улица Муштари, 20, раньше — улица Комлева). В том доме жили пять профессоров. Мы делили квартиру с семьёй Ливановых — удивительными людьми.
Ещё в царские времена профессор Николай Александрович Ливанов (1876–1972) ездил в командировки в Европу и Америку, путешествовал по России, собирая коллекцию насекомых. В его комнате лежала шкура медведя-шатуна, который напал на него в тайге — проломил череп, но профессор смог заколоть зверя медицинским скальпелем.
Он очень тепло относился ко мне и брату, угощал нас M&M's (тогда это было редкостью — конфеты присылали его друзья из-за границы). Его жена, Надежда Николаевна Ивановская-Ливанова (1880–1963), дружила с художником Николаем Фешиным и сама прекрасно рисовала, была организатором детского художественного воспитания в Казани. Один из их детей, Михаил Николаевич Ливанов, стал известным биологом, академиком АН СССР в Москве.

— Расскажите о доме Вашего детства!

— Во дворе нашего дома стоял старый каретный сарай, там же были ледники — в те времена холодильников ещё не было, и продукты хранились в погребе со льдом, куда мы спускались по крутой лестнице.

— Кто ещё жил в этом доме?

— На этаж выше — профессор‑рентгенолог Моисей Исаакович Гольдштейн, профессор Залман Израилевич Малкин, а также сестра моего дедушки, Фарида Халимовна. Это был настоящий профессорский дом!

Предопределённый выбор
— А медицина, получается, в Вашей семье была чем-то само собой разумеющимся?

— Да, и выбор профессии для меня был очевиден. Помню, как половина комнаты была завалена рентгенограммами, фотографиями и различными деревянными брусочками — отец в тот период готовил докторскую диссертацию и отрабатывал на этих брусках биомеханику переломов и восстановления костей. Всё это я видел с самого детства.
Мой старший брат Равиль тоже пошёл по стопам отца, став травматологом-ортопедом. Однако после перелома позвоночника, который он получил во время сплава по реке Белой, его операционная активность значительно снизилась. Сейчас он работает в травмпункте при Седьмой городской больнице.

Адиля Хусаиновна Мещерова (справа), операция кесарево сечение. 1965

— Почему Вы предпочли именно акушерство-гинекологию?

— Наверное, под влиянием дедушки, мамы и дяди — Бату Садреевича Юсупова, брата отца. Он был прекрасным акушером-гинекологом, очень востребованным специалистом. Кстати, дядя был разносторонне одарённым человеком — он автор нескольких книг по монетам Российской империи, которые до сих пор популярны среди нумизматов.

— С чего начался Ваш профессиональный путь?

— Я окончил 18-ю английскую спецшколу и в 1985 году поступил в медицинский институт. После — ординатура по акушерству и гинекологии. И уже во время ординатуры я столкнулся с ситуациями, которые перевернули моё понимание профессии.

Судьбоносный поворот
— Что именно произошло?

— Я впервые увидел, насколько опасными могут быть жизнеугрожающие состояния у беременных. Речь шла о тяжёлом гестозе — позднем токсикозе беременности. Женщины лежали в отделении патологии Республиканской клинической больницы, и врачи старались максимально пролонгировать беременность, надеясь стабилизировать их состояние. 
К сожалению, в двух случаях время было упущено — погибли и матери, и дети.

— Как отреагировали на это старшие коллеги?

— После этих трагедий я пришёл к заведующему кафедрой, профессору Льву Александровичу Козлову, и мы подробно обсудили, почему нужно было действовать решительнее. Это был тяжёлый, но важный разговор. 

— Что Вы вынесли из этого опыта?

— Прежде всего то, что необходимо тщательнее изучать состояние пациентов и стараться использовать все возможности для их спасения.

— Что было дальше?

— После этих событий профессор Козлов направил меня на обу­чение по ультразвуковой диагностике в Центр охраны здоровья матери и ребёнка (сейчас он носит имя академика Кулакова, который тогда был его директором). Там я с огромным интересом погрузился в новую для себя специальность.

— Что стало для Вас ключевым открытием?

— Один из сотрудников Центра, очень опытный специалист, сказал мне: «Камиль, ту проблему можно было решить двумя путями. Либо посадить медсестру, которая бы каждые полчаса измеряла давление и пульс у пациенток, либо поставить мониторную систему с телеметрией, чтобы ты сам видел все показатели в реальном времени на экране». И добавил: «Один и тот же котлован могут вырыть 5000 солдат с кирками — или один экскаваторщик на современной машине. Результат будет одинаковым, но технологии меняют всё».

— Как это повлияло на Вас?

— Этот разговор стал для меня откровением. Я стал сторонником технологического подхода в медицине. Понял: точная диагностика рождает правильные действия. Как говорили древние: «Хорошо диагностируешь — значит, хорошо лечишь».
Вернувшись в Казань, начал внедрять эти принципы в свою работу. Ультразвук, мониторинг, телеметрия — всё это не просто «удобно», это спасает жизни.

— Как складывалась Ваша карь­­ера после обучения?

— Сначала я работал в ординатуре на кафедре акушерства и гинекологии КГМИ, затем перешёл в клинику имени Груздева на базе кафедры. А оттуда уже пришёл в МКДЦ на должность заведующего отделением ультразвуковой диагностики.
Перед тем как возглавить отделения, все будущие руководители подразделений МКДЦ были отправлены на стажировку в США — в госпиталь General Hospital системы Kaleida Health (Буффало). Хочу подчеркнуть: мы ехали учиться не профессио­нальным навыкам — все наши специалисты и так были очень высокого уровня. Главным уроком стало понимание того, как должны взаимодействовать службы в современной клинике.

— В чём это заключалось?

— В принципе взаимопомощи. Когда все подразделения работают как единый механизм: сегодня ты помог мне, завтра я помогу тебе. Именно такой подход позволяет достигать по-настоящему значимых результатов.
В своей работе я всегда стараюсь внедрять эту философию. Мы делаем общее дело, и слаженность действий разных служб позволяет нам оказывать пациентам всестороннюю помощь.

— Что Вам особенно ценно в работе Вашего отделения?

— Прежде всего, я искренне благодарен руководству Центра и лично генеральному директору Рустему Наилевичу Хайруллину за то доверие и свободу, которые нам предоставляют в нашей работе. В Центре мы ощущаем себя членами единой сплочённой команды. Возможность развиваться в тех направлениях, которые действительно нас вдохновляют — это бесценно.
Мы осознанно пошли по пути распределения специализаций между врачами. Каждый получил возможность глубоко погрузиться в своё направление, стать в нём настоящим экспертом. Такой подход позволяет достигать впечатляющих профессиональных высот.

— В чём сила такой организации работы?

— Главное преимущество — создание по-настоящему комфортной рабочей атмосферы. Когда у каждого своя область экспертных исследований, исчезает ненужная конкуренция, зато появляется настоящее профессиональное братство. Если мне нужен совет по смежному вопросу — я всегда знаю, к кому обратиться.
Кстати, многие наши коллеги, прошедшие эту школу МКДЦ, сегодня возглавляют подразделения в других медицинских учреждениях. Это — лучшее доказательство эффективности такого подхода.
Мы создали среду, где каждый чувствует свою значимость, а коллектив работает как единый организм — и это приносит прекрасные результаты.

На пути прогресса
— Какие технологические перемены произошли в ультразвуковой диагностике за время Вашей работы?

— Если говорить о главном прорыве — это, безусловно, компьютерная революция. Всего за два десятилетия вычислительные мощности выросли настолько, что полностью изменили саму суть ультразвуковых исследований.

— В чём конкретно это проявилось?

— Раньше мы работали с разрешением в несколько миллиметров — сегодня современные датчики позволяют различать структуры менее миллиметра. Совершенно новые горизонты открыли технологии объёмного сканирования. Теперь мы видим не просто плоское изображение, а полноценную трёхмерную картину, к которой добавилось четвёртое измерение — время. Это 4D-ультразвук, где можно наблюдать процессы в динамике. Внедрение искусственного интеллекта в диагностические системы снижает риск ошибки при исследовании.

— Чем принципиально отличается УЗИ от компьютерной томографии?

— Ключевое отличие — в операторозависимости. В ультразвуковой диагностике всё зависит от врача: как он поставит датчик, под каким углом, с каким усилием. КТ даёт стандартизированный результат, а УЗИ — это всегда было уникальное исследование, где качество напрямую определяется мастерством специалиста.

— Как современные технологии изменили работу диагноста?

— С одной стороны, новые аппараты дали невероятные возможности визуализации. С другой — они потребовали от врачей принципиально иного уровня подготовки. Сегодня хороший специалист по ультразвуковой диагностике — это и опытный клиницист, и технически подкованный профессионал, способный максимально использовать потенциал сложнейшего оборудования.
С появлением объёмного сканирования ультразвук приобрёл новое качество. Теперь мы можем сохранять полный объём данных и возвращаться к нему спустя время, анализировать в разных плоскостях, консультироваться с коллегами на другом конце света. Это принципиально изменило подход — из субъективного «искусства» ультразвук превращается в воспроизводимый научный метод.

— Какие новые диагностические возможности появились?

— Современные аппараты позволяют заглянуть глубже простой визуализации. Эластография позволяет «пощупать» органы и ткани. С помощью эластографии мы измеряем жёсткость тканей, вычисляем модуль Юнга, определяем плотность в паскалях. Это особенно ценно в онкологии — злокачественные образования обычно плотнее окружающих тканей. Но сфера применения очень широка — это и изменения внутренних органов, и даже стенки сосудов. Хотя важно помнить: повышенная жёсткость встречается и при доброкачественных процессах. Контрастные исследования — увидеть мельчайшие особенности кровотока.

— Какие исследования проводятся в Вашей практике?

— Наше отделение выполняет полный спектр ультразвуковых исследований — от стандартных органных исследований до сложнейших ангиологических исследований и таких экзотических во многих клиниках исследований, как исследования органа зрения, нервов, кишечника. Мы накопили богатый архив клинических случаев и всегда готовы поделиться интересными находками. 

Фотографии из архива Камиля Юсупова