«Вишнёвый сад» Диляры Хусаиновой

Детство и юность исполнительного директора Качаловского театра Диляры Хусаиновой прошли на Кордоне, где её папа — преподаватель кафедры физической культуры КГУ Масгут Махмутович Сафин — более пятнадцати лет был начальником университетского лагеря. Под руководством Масгута Махмутовича лагерь строился, развивался, становился культовым местом отдыха как молодёжи, так и людей постарше… Увы, чуть больше десяти лет назад, в процессе слияний, поглощений и трансформаций казанских вузов, лагерь прекратил своё существование. Это невыносимо грустно, ведь студенческий лагерь КГУ (а ещё — лагерь для одарённых школьников «Квант», который размещался на этой же территории в июне, пока студенты сдавали летнюю сессию) был действительно знаковым явлением в жизни города.

Наша с Дилярой Хусаиновой ностальгическая прогулка проходит по местам, знакомым всем, кто хоть раз отдыхал на Кордоне. Смотреть на заросшие уже не только травой, но и высокими кустами любимые некогда места без слёз непросто (примерно так стремительно отвоёвывают джунгли остатки былых империй — только что здесь возвышался величественный храм, а теперь, поди ж ты, лишь непролазная чаща)…

Диляра с соседкой Наташей и сестрой Мариной (справа налево).

Мы стоим на поляне. С неё когда-то всё и началось: в первые годы лагерь был палаточным, и маленькая Диляра с папой тоже жила в палатке. Распорядок дня запомнился на всю жизнь: рано утром радист объявлял «подъём», день начинался с зарядки, потом все спешили на завтрак, а дальше — серь­ёзные тренировки: университет славился баскетбольной и волейбольной командами. Гребцы, стрелки, гимнасты, борцы, фехтовальщики — все поддерживали свою спортивную форму на Кордоне.

— Я дружила с девушками‑стрелками, которые научили стрелять и меня, — вспоминает Диляра. — Уже потом, в школе, так поразила всех своим умением, что меня отправили на городские соревнования по стрельбе из пневматической винтовки, где я заняла второе место…

Масгут Махмутович Сафин комментирует футбольный матч.

Но особенно тесно мы общались с культоргами: они отвечали за культурную жизнь лагеря, всё время что-то придумывали, сочиняли, а мы им помогали. Был у нас и свой театр, который мы организовали с детьми сотрудников КГУ и примкнувшими к нам дачниками. Репетиции проходили в гладильной, её остов сохранился до сих пор… Спектакли играли на поляне. Это был такой уличный, площадной театр. Костюмы, реквизит — из старых запасов дачников. За час до премьеры радисты давали анонс, и зрителей (а это были и студенты, и профессорско-преподавательский состав) на спектакли приходило очень много.

Готовились серьёзно: весь год отсматривали «В гостях у сказки» и записывали, какие из них могли бы поставить. «Морозко», «Горя бояться — счастья не видать», «Сказка о потерянном времени», «Три орешка для Золушки», «Приключения Маши и Вити». Роли распределялись просто: поскольку у меня были длинные волосы и коса, мне доставались «красавицы».

Наши премьеры проходили до ужина, после которого наступало время развлечений: в клубе дни дискотек чередовались с днями кино, которое показывал киномеханик через окошко кинобудки. Был и красный уголок с единственным на весь Кордон телевизором, транслировавшим один канал. В те вечера, когда показывали «ТАСС уполномочен заявить», в этой комнатке было не протолкнуться. Были и творческие встречи, и концерты бардовской песни, и КВН, и лекции знаменитых профессоров, отдыхавших здесь же на Кордоне на университетских дачах… Приезжали ребята из университетского «Снежного десанта» и рассказывали о своей поисковой работе, пели песни. Работала замечательная библиотека, специально собранная для отдыхающих из фондов университетской «лобачевки». Жюль Верна, Майн Рида, Дюма я прочитала впервые именно на Кордоне.

...На Кордоне прошли детство и юность Диляры. К тому моменту, когда она сама стала студенткой, лагерь перестал быть исключительно спортивным. Строгого режима больше не было, все существовали в свободном плавании… Это были лихие девяностые годы, когда Кордон стал очень модным местом, попасть на отдых в которое стремились студенты всех без исключения вузов…

Ежедневно на Кордон стремились городские тусовщики и неформалы, которые приезжали практически в никуда и сами искали, где и у кого переночевать. Это было несложно, ведь все были между собой знакомы… Популярным времяпрепровождением были и походы к соседям — в студенческие лагеря КАИ и медицинского института. В день, когда на Кордоне не было дискотеки, отправлялись в Голубой Залив, к «каистам» в их «Икар». Случалось, что на обратном пути, поздней ночью или уже на рассвете, забредали совсем не туда, откуда пришли, ведь ни сотовых телефонов, ни навигаторов тогда ещё не было…

Особыми моментами в жизни обитателей Кордона тех лет были прибытия на пристань «Ракет» из города. Водное судно приходило семь раз в день, все знали расписание и ходили на пристань встречать-провожать близких и смотреть, а кто ещё приехал сегодня.

Последняя ракета ночевала на Голубом Заливе, а в Казань отбывала около шести утра. Это было очень удобно для тех, кто ходил на работу.

— Однажды, уже будучи студенткой, после поездки в город утром обнаружила, что оставила дома карандаш для глаз, — с улыбкой рассказывает наша героиня. 

— Меня так разозлил этот маленький дискомфорт, что я села на «Ракету» и отправилась за своим карандашом. Вернулась следующим рейсом. Этот малоразумный поступок вызвал неожиданный резонанс: неформального вида высокомерный парень, поклонник группы AC/DC, пожал мне руку: «Мне тут рассказали, что ты за карандашом ездила, уважаю!» Наверное, после этого я начала понимать, что такое пиар.

В середине 90-х водное сообщение полностью прекратилось, и добраться на Кордон стало возможным только с помощью автобуса или личного транспорта, которым тогда обладали немногие.

— Папа всё это время был начальником лагеря, — вспоминает Диляра, — именно он отвечал за строительство «нового» лагеря, когда на смену палаткам пришли комфортабельные домики для студентов и преподавателей. Он был не просто хозяйственником, все организационно-воспитательные функции, организация всей жизни лагеря тоже лежали на его плечах… Пока студенты не уснут, ходил, следил за порядком, понимая, что это чьи-то дети, за которых он отвечает…

Он пользовался небывалым авторитетом и у простых рабочих (строителей, электриков), и у студентов, и у профессоров. Не было и до сих пор нет человека, который бы хоть раз сказал о нём плохое слово… У него были какие-то не сдвигаемые ни временем, ни меняющимися обстоятельствами жизни принципы. Он фанатично был предан спорту, как одной из наивысших форм совершенствования духа, воли, характера. И  для него идеалом спортсмена было сочетание физической подготовки и духовного развития. Он сам много читал, был и журналистом — спортивным обозревателем газеты «Ленинец», писал стихи, играл на аккордеоне, часто сам комментировал матчи на Кордоне и вёл праздники…

Когда спортивная составляющая жизни лагеря постепенно сошла на нет, папа мечтал перестать заниматься лагерем и наконец-то летом отдохнуть, но окончательно расстаться с лагерем так и не смог… Несмотря на то, что он безумно уставал, очень любил эту работу.

Кордона моей юности больше нет. Время идёт, всё меняется: дома, люди вокруг. Это не хорошо и не плохо. Это жизнь. Не меняются только Волга, лес, поляна. Каждый раз приезжаю сюда, как в параллельную реальность, где вокруг меня совсем другое время и люди, которых я знала, любила, с которыми вместе росла и дружила. Когда я вспоминаю о 70-х, 80-х или 90-х, представляю себе именно Кордон. Палатки, гитары, ветровки, студентов, которые сначала были для меня дядями и тётями, потом старшими товарищами, потом ровесниками, потом стали детьми… На Кордоне всегда было весело, шумно, и в год, когда лагерь закрыли, у меня было ощущение катастрофы — пустота и тишина... Наш скромный домик всё ещё стоит, навещаю я его всё реже, но представить, что его нет, не могу. Это мой чеховский «вишнёвый сад», без которого живёшь уже давно, но продав или сломав который, лишишь себя связи с самой собой.

 Фото Гульнары Сагиевой и из семейного архива