Вокруг кошек и собак

Надя Рыбак. Рисунок Натальи Васильевой-Ботвиновой

Мы жили вшестером: бабушка, дедушка, мама, папа, моя младшая сестра и я. Такая, как говорят, «итальянская», довольно эмоцио­нальная семья. Начало восьмидесятых, мне около десяти лет. Моя мама, Надежда Рыбак, работала в «Татбытрекламе» ещё в те времена, когда реклама не была вездесущей. Папа, Борис Рыбак, работал адвокатом (и до сих пор работает, уже более 50 лет). Вдруг мама приносит чёрного котёнка.

Все против, потому что в своё время бабушку сильно изодрал огромный кот Женька. Мама говорит: «Я не могла не взять, потому что он совсем слабый, некрасивый и больной, может погибнуть. Я его пристрою». Котёнок живёт под ванной или в диване. Он совершенно дикий и его почти не замечают. «Это кошка», — говорит мама. Так и прожила эта кошка по имени «Кошка» у нас всю жизнь. Жила достаточно параллельно в силу своей природной интровертности. Потом папа привёз из Москвы абрикосового пуделя. Джина до сих пор остаётся для меня лучшей собакой в мире, потому что она была умная, красивая и с идеальным характером. Мы переехали в квартиру побольше — и тут понеслось. Мама с детства была собачницей и кошатницей, всегда их лечила, приносила домой, строила им будки, пристраивала всевозможных животных и птиц. Собаки, которые жили у неё на работе, в выходные приходили проведать её домой, сидели и смотрели на окна. Откуда они знали, где она живёт, где наши окна, я до сих пор не пойму. Работа была на Гагарина, а жили мы на углу Чернышевского и Кирова (сейчас Московская). У нас дома стояли огромные кастрюли с едой для бездомных кошек и собак. Это уже 90-е, еду найти достаточно тяжело, о специальном корме даже не слышали. Для собак она резала рубец, чуть ли не в промышленных масштабах. Если вы знаете, как выглядит и особенно как пахнет желудок коровы с ошмётками налипшего сена, вы поймёте. Потом варила тоже с какими-то крупами или дешёвыми макаронами.
«Мама! — кричит моя младшая сестра. — Почему картофельное пюре так рыбой пахнет?» — «Это я кошкам манку с килькой сварила», — отвечает мама. У нас дома всегда было большое количество людей, собак, кошек. Мама — огромной души человек. И эта душа вмещает всех, кому она может помочь: это и животные, и люди. Несколько лет у неё в подъезде жил бомж. Она его кормила, вынесла кресло, столик. Папа всегда делал вид, что ему это всё не очень нравится, но, думаю, втайне гордился своей сердобольной и милосердной женой.
Мама бы хотела помочь вообще всем. Но поскольку оказать помощь каждому невозможно, она помогает тем, кто без неё точно не может, пропадёт. И поэтому по своей собачье-кошачьей почте казанские животные передавали наш адрес друг другу, приходили и садились под окнами по устоявшейся традиции и смотрели грустными глазами, следили за красивой стройной блондинкой. Некоторые прорывались в квартиру хитростью, некоторые чуть ли не с боем. Папа никогда не был горячим поклонником животных, всё время сначала возражал против очередного питомца. Мама говорила: «Сам выгоняй». А папа и привык уже: «Что мы ему тарелку супа не нальём?»
Например, помню, в конце девяностых около двери жила такая дворняжья болонка Малышка. Папа категорически был против, чтобы появилась третья собака. У меня были гости, папа неожиданно приехал из командировки, увидел, что Малышка у нас дома в его отсутствие, и ушёл, хлопнув дверью. Молчание. «Приехал Борис Семёнович и застал свою жену с собакой», — вдруг произнёс коронную фразу мой друг. Мы так смеялись, что Малышка всё‑таки начала жить у нас. Их было много, такие дворовые полусумасшедшие собаки-аристократы. Гелла — названа в честь булгаковской героини — любила сесть, когда все беседуют, и начать произносить свою горячую собачью речь. С выражением выводила рулады, а посадкой головы и осанкой напоминала Анну Ахматову. Кошка Зуля попадала в дом, прыгая с верхних ступенек на ручку двери. Дверь открывалась, и она спокойно заходила в квартиру. Легендарный пёс Чёрный, похожий на скотч‑терьера, фанатично любил маму, сопровождая её абсолютно везде — невозможно было прогнать. Чёрный карликовый пудель «Карай», которого предыдущие хозяева оставили на даче одного. Он немного сошёл с ума и всё время трясся. В «лучшие времена» у моих родителей жили по четыре‑пять кошек и собак (всего 8-10 животных). Мама была создателем одного из первых приютов для животных, но не смогла продолжать, потому что им несли и несли новых животных, и сил смотреть на них и не мочь помочь  всем она в себе не находила. Мама не смогла стать зоозащитником, она всегда была просто зоопомощником. Она проводила благотворительные вечера, искала спонсоров, чтобы продолжать помогать приюту хотя бы деньгами. Зная мамину любовь к животным, «доб­рые люди» часто подкидывали ей новых кошек или собак, она их пристраивала, следила потом за их судьбой. Оставляла себе только тех, кого точно не возьмут.
Сейчас у родителей «только» две собаки и три кошки. Многие удивляются: зачем такое количество животных в квартире, это ненормально! Люди все разные, моей маме самое большое удовольствие доставлял тот факт, что она кому-то может что-то отдать — ей это приятнее, чем взять. И, кроме того, животные ведь не просто требуют что-то: еду, внимание, уход. Но они и отдают тебе всю возможную концентрацию любви и надёжной преданности, беззаветности, радости быть просто рядом с тобой.