Жизнь стремительна, как танец

Последний раз мы виделись с ней в 1991 году, тогда она подписала мне книгу о своей маме Саре Садыковой «Сагыналар сине якын дуслар» («Вспоминают о тебе близкие друзья»). А в этот день Альфия Айдарская подарила мне сразу пять своих книг с фотографиями, стихами и воспоминаниями о себе и своих родителях. «Здесь вся моя жизнь», — сказала она.

Листая одну из них, водила по фотографиям позолоченным маникюршей ногтём, поясняя, кто есть кто. Называла своих учителей и известных артистов по имени‑отчеству. Помнила даты, события, все свои спектакли и роли…
Смотрю на чёрно-белые снимки, где она перебирает пуантами, а затем оттягивает ножку в сторону, похожую на лебединое крыло, и слышу «браво», летящее из зала. Огромная люстра звенит подвесками, из темноты к балерине тянутся цветы.
— Впервые в жизни я вышла на сцену, когда мне исполнилось десять лет. Танцевала Белочку в «Сказке о царе Салтане» Римского-Корсакова. И было это в прославленном Кировском театре! Так мне повезло…
Воспитанники Хореографического училища имени Вагановой, где училась Альфия, принимали участие в спектаклях Ленинградского академического театра оперы и балета имени Кирова, бывшего Мариинского. Обычно это была массовка — миманс. 

Оперный театр на улице Горького. Из коллекции Искандера Камала.
— По-русски я тогда совсем не говорила. Поначалу было трудно… — признаётся Альфия Газизовна. — А когда вернулась в Казань, то уже все татарские слова позабывала. Я плакала от того, что ничего не понимаю. И мне по новой пришлось учить татарский.
Осенью 1944 года Айдарская была приглашена в труппу Татарского государственного театра оперы и балета. В то время он располагался на улице Горького в здании нынешнего Театра имени Карима Тинчурина.
— В перерывах между спектаклями мы давали концерты для бойцов Красной армии, прибывших в Казань на излечение. Там я иногда встречалась с мамой — она тоже выступала перед ранеными. А вскоре в нашем театре разместили госпиталь, и артистов временно распустили. Я пошла на военный 543-й завод, который был эвакуирован с Украины и находился в Адмиралтейской слободе. Меня определили в цех, где делали пули. В пять утра я вставала и бежала на работу. Опаздывать нельзя — контроль строгий! По 12 часов в день работали, но, правда, выдавали по 700 граммов хлеба.

«Бахчисарайский фонтан»
День Победы запомнился на всю жизнь. Я осталась ночевать у тёти на Баумана. Утром надо было идти в театр. И вот я два часа шла от «Кольца» до Горького, пробираясь сквозь толпу. Казалось, что вся Казань на улицы высыпала. Никто дома в такой день не мог усидеть. Все вышли! Иду, а люди вокруг — знакомые и незнакомые, старые и молодые, женщины и мужчины, военные и гражданские… — обнимаются и целуются. Я никогда не видела такого, чтобы одновременно и плакали, и смеялись. Это было что-то непередаваемое! Наконец добралась до театра, а он — гудит! Но мы ничего не могли делать в этот день. Сердце переполняла радость. Репетиции отменили.
После войны на площади Свободы пленные немцы построили храм с колоннами, позднее названный именем поэта-героя Мусы Джалиля. Фронтон венчает муза танца и пения Терпсихора с лавровым венком в руке. И каждый артист, при входе поднимая голову, мысленно примеривал его на себя. 

«Иван Сусанин»
— Как нелегко мне давалась работа над моей первой партией на сцене нового театра! Образ Мирты в «Жизели» требовал и лёгкости, бестелесности, и внутренней силы одновременно. Очень хорошо помню день премь­еры, свою радость от того, что получила тёплый отклик зрителей, а ведь сколько на репетициях было слёз и огорчений… 
Превозмогая мучительную боль, надо было бегать на пальцах, прыгать или «плыть». Бесконечно приходилось повторять каждое па много раз, прежде чем получится то, что ищешь. А дома, видя стёртые в кровь пальцы на моих ногах, мама вздыхала и говорила, что мне надо бросать балет! 
В 1951 году в Казань на гастроли приехала великолепная Галина Уланова. На неё смотрели как на божество! Если в советском кино царствовала Любовь Орлова, то в балете блистала Уланова. Один из столичных критиков писал: «Её героини нестыдливы и в то же время целомудренны, и, как у древних скульптур, у них радость не разражается смехом, но проявляется в бесконечной улыбке от полноты внутреннего счастья. Уланова танцует любовь! Нет у неё и той возбуждённой порывистости, которая иными танцовщиками выдаётся за темперамент и даёт им право не считаться с точными формами танца, с его техникой. Уланова говорит шёпотом». 
— Моё счастье, что все три спектакля «Бахчисарайского фонтана», которые прошли в Казани с участием Улановой, я танцевала с ней! — восклицает Альфия Газизовна. — Я ужасно волновалась. Но познакомившись поближе с Галиной Сергеевной, увидела бесконечно доброжелательного человека удивительной скромности. Её мастерство общения с партнёром, чувство локтя очень помогли мне. И даже когда, войдя в роль, я случайно поранила её бутафорским кинжалом, она за кулисами успокоила меня, сказав: «Ничего, на сцене ещё бывает и похлеще!» Галина Сергеевна скорее всего имела в виду тот случай, когда во время спектакля «Лебединое озеро», где она танцевала Одетту, у неё порвалась бретелька лифа и обнажилась грудь. Но Уланова как ни в чём не бывало дотанцевала до конца.

«Травиата»
Альфия Газизовна, вспоминая Уланову, даже привстала со стула. Глаза покрылись блеском: «Словно электрический ток пронзил меня, и передались её чистота, деликатность. На сцене на глазах совершалось чудо, и я прикоснулась к нему. Мною овладела какая-то неизъяснимая благоговейность!»
Листаю книгу-альбом дальше. Вот фотоснимки, сделанные в Бахчисарае. Айдарская стоит у «Фонтана любви», воспетого Пушкиным. Увы, не было ни журчания струй, ни брызг на солнце, а только слёзы, которыми «плакал» старый фонтан. Но такова сила искусства — опоэтизировать, возвеличить и подарить бессмертие.
Как-то в театре балерина встретила виолончелиста. И между ними, как говорят поэты, вспыхнула любовь. Всеволод Грекулов был концертмейстером виолончельной группы Театра имени Мусы Джалиля. В 1953 году у них родился сын Ростислав, который впоследствии руководил группой ударных в этом же театре. Их давно уже нет в живых. 
На стенах — фотографии в сценических образах её знаменитых родителей: актрисы, певицы, композитора Сары Садыковой и основателя первого татарского театра в Москве, главного режиссёра Газиза Айдарского. 
Альфия Газизовна после того, как оставила сцену, занялась педагогической деятельностью, стала биографом и хранителем семейного архива с богатым песенным наследием мамы. Она до сих пор устраивает вечера памяти, творческие встречи, издаёт книги. Благодаря её стараниям в селе Тутаево Апастовского района, откуда родом предок Ахмадиша, был открыт музей «татарского соловья» Сары Садыковой. 
Не сиделось прадеду в Тутаево, перебрался поближе к Казани и построил двухэтажный дом в Бишбалте. 
— Ой, а какой сад был у Ахмадиши бабая, — вздыхает Альфия Газизовна, глядя в окно, за которым щебечут птицы. — Это были заросли, настоящий лес. Там поспевала такая крупная малина. Я её собирала, надевая на свои пальчики, как напёрстки. 
Мы пьём чай. Она пододвигает мне вазочку с вареньем, предлагает козье молоко, и не позволяет за собой ухаживать — всё сама: и заварки налить, и лимон нарезать… 
Когда подписывала книги, в ручке закончилась паста. Дал свою. Она шутит: «Ваша ручка пишет быстрее, чем я соображаю». 
Внизу маленькое кафе, откуда доносятся французские мелодии. В город пришла весна. Официанты выносят столики. Зайчики бегают по фасаду. Зеленеет на глазах газон, а в тени за ёлками «умирает» последний сугроб… 

Фото предоставлены 
ТАГТОиБ им. Мусы Джалиля