Адиб МАЛИКОВ и Сажида СУЛЕЙМАНОВА. Станция двух судеб

Адиб Маликов и Сажида Сулейманова.

Станция двух судеб

28 декабря 1951

Анвар МАЛИКОВ

В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения писателя-фронтовика Адиба Маликова (1921–2009) и 95 лет — Сажиды Сулеймановой (1926–1980), «татарской Анны Ахматовой». И ещё: прошло 70 лет с момента женитьбы этих двух замечательных людей с необычной судьбой.

Танцовщица, физкультурница, певунья…

В 1934 году многодетное семейство сельского учителя Малика Гарифуллина переехало в Аксаитово (ныне Татышлинский район Башкортостана). Там их встретил и разместил в пустовавшем доме председатель сельсовета Гадельша Сулейманов...

В клубе 13-летний Адиб обратил внимание на голубоглазую с волосами цвета подсолнуха девочку, танцующую так, что глаз не отвести. Это была Сажида, восьмилетняя дочка Сулейманова...

В школьном физкультурном кружке Адиб снова увидел её. Она вставала «мостиком», пальцами касаясь ступней. Подошла к нему и говорит: «Будешь "конём", попросила встать на колени, а затем с разбегу, оттолкнувшись руками от головы паренька, перепрыгнула…

Сержант Адиб Маликов,
младший сержант Петров,
старший сержант Шведов. Сахалин. Май 1943

Вскоре Сулеймановы переехали в Татышлы, где Гадельша возглавил райисполком. А Адиб со станции Куеда уехал в другую сторону, чтобы учиться в Пермском татарском педучилище.

В 1939 году дипломированный учитель приехал в Верхние Татышлы. В школе для него нашлись только часы физкультуры, пения и рисования.

Первым уроком оказалось пение. Начинающий учитель петь толком не умел, зато принёс семикнопочную гармошку... В классе увидел знакомое лицо — Сажида! За эти годы она заметно изменилась, формы слегка округлились. Да и степеннее стала. Когда встретились глазами, у девочки порозовело лицо...

— Какие песни знаете? — спросил у класса.

— «Ак каен»! Эту песню пусть Сажида заводит — у неё голос мя‑я-ягкий, как заячий пух...

Она, прикрыв лицо ладошками, немного помедлила, затем запела нежным мелодичным голосом:

«У берёзы листья зелены,

Словно бархатом покрыты

обе стороны…»

Песню подхватил весь класс. Потом все аплодировали.

На второй день был урок физкультуры. Турник оказался высоким. Когда дошла очередь Сажиды, она с надеждой в глазах посмотрела на Адиба. У того как-то ёкнуло в груди. Поднял её на снаряд. Она заулыбалась, довольная...

Сахалин — Казань — Москва

В этой школе пришлось поработать лишь три дня. В мире пахло порохом, и в армию стали забирать даже сельских учителей. Сборы оказались скорыми. Родители еле поспели к военкомату, и поговорить с ними толком не удалось. «Не подведи, сынок!» — только и сказал отец.

Когда на повозках, запряжённых лошадьми с колокольчиками, проезжали мимо школы, среди тех, кто вышел провожать, была Сажида. Её грустное лицо, лёгкое помахивание рукой Адиб видел, пока школа не скрылась за поворотом. Поезд со станции Куеда увёз его на Дальний Восток.

Встретились они снова лишь через 12 лет...

Военная служба затянулась почти на семь лет. В кровопролитные бои с японцами на Южном Сахалине комадир отделения разведчиков Адиб Маликов вступил в числе первых, зайдя ночью в тыл врага.

Демобилизовался в 1946 году и — в Казань. Работал на республиканском радио. В 28 лет стал студентом Литературного института им. Горького в Москве. До этого из татарских писателей в этом вузе учился лишь Абдурахман Абсалямов, позже прославившийся на всю страну.

На крайний восток Башкирии

...А что Сажида? Тяжёлый труд на колхозных полях военных лет лёг на плечи 14-15-летних девчушек. В 1943 году началась чёрная полоса в жизни Сулеймановых. Гадельшу объявили врагом народа, дали 8 лет. Семью, в которой было шестеро детей (Сажида — старшая), да ещё мать Гадельшы, выпроводили не только из служебной квартиры, но и из района. Мама Сажиды даже не получала пенсию. Выжили благодаря помощи старшей дочери — она устроилась учительницей в отдалённой деревне...

Сажида. 1943

Истфак Башкирского пединститута... Отличнице Сулеймановой дали право выбрать место для распределения. И она избрала не Татышлы, не места поближе к городам, а село Аскарово на самом востоке Башкирии. Объяснила это желанием увидеть новые края, новых людей. Но всё оказалось далеко не романтично.

Как бы дальше сложилась судьба сельской учительницы из глубинки, если бы?..

...Адиб после первого курса Литинститута поехал к родителям. В августе 1950 года на станции Куеда, где поезд стоял лишь две минуты, его встретил отец.

— Э-эх, уехала... — сказал он. — Дочь Сулейманова на Урал работать уехала.

Оказалось, что в этот же поезд, с которого сошёл Адиб, села Сажида, но в следующий вагон. Если бы поезд постоял ещё пару минут!

Москва — Аскарово

Адиб написал Сажиде. Через девять дней пришло тёплое ответное письмо. Красивый ровный почерк, буква в букву. Мысли связно перетекают одна к другой. Так завязалась переписка, которая велась то по-русски, то по-татарски, с обращением то на «Вы», то на «ты».

Они делились своим сокровенным, интересными моментами из жизни. Не всегда всё шло гладко. Ведь Сажида, оказавшаяся в глухой деревне, отдававшая всё своё время работе, предавалась педагогическим размышлениям, а у Адиба в Москве совсем другой круг общения и иные помыслы. Поэтому они время от времени начинали выяснять отношения...

Сажида Уфа. 1948

Адиб Казань. 1948

И в то же время эта переписка стала моральной поддержкой для обоих — Адиб время от времени впадал в депрессию из-за подорванного в армии здоровья, а Сажида иногда высказывала сомнения в своих педагогических способностях.

Жизнь их стала измеряться периодами от письма до письма. Вот некоторые фрагменты этой переписки (полностью письма опубликованы в новой книге «Адиб Маликов: записки солдата эпохи»).

Сажида: «...За целый месяц не получила ни единого письма. А очень хотелось. Ведь здесь у меня нет ни близких, ни знакомых. И вот вхожу в учительскую: «Сажида, пляши, тебе письмо! Да ещё откуда — из Москвы!»

...Район довольно-таки глухой. Электричества нет. Одолевают тоска, грусть.

...Я Вас помню по спектаклю «Пионер Павлик Морозов». Вы там играли Павлика. А потом в Нижнетатышлинской школе в пятом или шестом классе однажды к нам вошёл молодой учитель. Это были Вы. Но на другой же день Вы уехали, кажется, в армию. Мне было очень жаль. Хорошо помню Вашу внешность: бледный, худощавый, в тёмно-синем пальто».

Адиб: «...Говорите, грустно у вас там. Такое чувство и мне очень знакомо. Кажется, в Москве всего хватает, есть где развернуться, с кем отвести душу. Но нет самого главного — настоящей любви». 30/IХ-50.

С.: «...Сильно расстроил меня случай в школе. Приехал к нам новый завуч, и ему понадобились часы. Проблему решили за счёт моих уроков в классе, к которому я сильно привязалась. Расскажу с самого начала.

Первого сентября захожу в 7 класс на свой первый урок. Вижу, ученики ходят чуть не на головах. Я стою, никем не замеченная, как девчонка. Как мне захотелось тогда превратиться в здоровенного мужчину с громовым голосом!

Первым делом, выгнала из класса четверых. Других нужно было заинтересовать чем-то. Начала с середины программы: с рассказа о столетней войне и Жанне д'Арк. Ученики стали слушать...

Ох, сколько было неприятностей, пока в классе установился порядок. Я даже плакала ночами. Но через полмесяца всё пошло хорошо. И вот сейчас этот класс у меня отбирают. Сегодня попрощалась с ними. Вначале все молчали. Потом вдруг заговорили: не уходите от нас, нам не надо никого другого… Одна девочка даже расплакалась. Я скорее вышла из класса».

А.: «...Беру вашу карточку, ищу прежние черты. Те же чуть упрямые губы, немножко грустное, открытое лицо, доверчивый взгляд...

Не падайте духом, Сажида. Всё встанет на свои места». 23/Х-50.

С.: «…Фотокарточку Вашу получила. Представляла Вас совсем другим. В моей памяти Вы остались, каким я Вас видела последний раз: скромный, застенчивый (немного), с такой доброй и мягкой улыбкой. А тут — сама неприступность, гордость, строгость… Возможно потому, что Вы ушли в свои мысли и, кажется, что окружающие для Вас не существуют...»

С.: «…С одной стороны, хорошо быть учителем. А с другой… ученики следят за каждым шагом. Пройдёшься по улице с молодым человеком, это уже кажется преступлением. В прошлую субботу впервые пошла на танцы. Весь вечер танцевала с молодым человеком. Он меня провожал. И вот сегодня везде слышу разговоры о себе…» 25/ХII-50.

С.: «…Сегодня целый день с физруком катались на лыжах. Когда скатывалась с горки, зацепилась за дерево, сломала лыжу и немного поранила лоб». 7/I-51.

В двух письмах подряд Адиб прочитал слова, которые словно укололи в сердце. Или Сажида испытывает его, придумав эти сюжеты про танцы и физрука?

А.: «...Я вас понимаю, Сажида. Чувства свои не помешает ещё раз осмыслить холодной головой. Нас разделяют две тысячи километров и 12 лет. Увидеться и поговорить у нас возможности нет. Если в дальнем углу Башкирии вы можете благополучно решить свою судьбу, не надо этого бояться! Но я предлагаю, давайте встретимся летом, если можете ждать — ждите». 19/I-51.

С.: «...С холодной головой ещё раз осмыслить», пишете Вы. В тот раз хоть и была у меня ранена голова, я не писала необдуманно. ...Тому «роману» я и не собиралась придавать значения. Но то, что я дала ему повод для надежды, — вот здесь допустила ошибку».

«Никому не подчиняюсь, никого не слушаю»

А.: «…Мне поставили диагноз: «переутомление нервной системы». Как будет дальше, не знаю, возможно, придётся перевестись на заочную учёбу… Скрыться от суматохи, уединиться в каком-нибудь спокойном районе, побыть в объятиях природы, а потом — снова в город...

Сегодня весь день бродил по Москве и всё время думал о тебе: «Вот бы учителю истории всё это увидеть...»

Поделился с вами, вроде полегчало на душе. Всё сильнее хочется повстречаться с вами. Только боюсь, буду выглядеть перед вами мальчишкой. Ведь москвички все рослые, привыкнув к этому, мню себе, что и вы выше меня». 7/III-51.

С.: «…Иногда так расстраивают ребята, что хочется уехать куда‑нибудь. Но они же и выводят из упадочного состояния. Вот и вчера набезобразничали. Накричала на них, сама расстроилась. А к вечеру мои ребятишки пришли ко мне домой. Я рубила дрова. Ребята отняли у меня топор, притащили пилу — и закипела работа. Напилили, нарубили дров на целых две недели. Я гляжу на них и чуть не плачу.

…Адиб, я хочу Вас поблагодарить. Ваши письма мне стали моральной опорой. Они меня связывают с большим миром, спасают от чувства одиночества. Мне, как человеку слабой воли, нужна поддержка. Даже можно иногда ругать. Надо мной нужна власть, а её давно нет. Никому я здесь не подчиняюсь, никого не слушаю, даже директора с завучем». 10/IV-51.

А.: «...Сажида, у меня к вам такое предложение: в конце июня приезжайте в Москву. А на родину поедем вместе через 8-10 дней». 21/IV-51.

С.: «… Адиб, не рано ли ещё принимать решение? Ведь Вы меня ещё совершенно не знаете. У меня, вероятно, ужасный характер. Со всей мужской половиной человеческого рода я здесь поссорилась... А так, было бы очень интересно, если б мы встретились в Москве. Представьте: приезжает деревенская девушка, на каждом шагу спотыкается, заглядываясь на высокие дома, и Вы её водите за руку, а то того и гляди — заблудится». 30/IV-51.

«...Вчера в первый раз надела шляпку. Мои пятиклассники, завидев меня в окно, развеселились и выбежали навстречу. Даже забыли поздороваться. Я себя почувствовала Миклухо-Маклаем среди дикарей... А ведь за них я душу готова отдать. И на танцы не хожу, и провожать себя никому не позволяю». 11/ V-51.

А.: «...Да, о твоём «ужасном» характере. Если у тебя действительно такой характер, я даже ни минуты бы не выдержал. Слишком люблю свободу, но никогда не злоупотребляю этим». 17/V-51.

С.: «...Вы обиделись на моё письмо? А я на Ваше очень разозлилась. И написала скорее, пока злость не прошла. А потом самой стало так больно, что чуть не расплакалась. Что бы Вы там ни писали, нужно было сдерживать себя, по крайней мере, в тот день не писать».

А.: «...К вопросу, куда мне возвращаться... Давай, пока оставим его открытым. Думаю, решим вместе. А уж в Москве и не такие вопросы решаются!» 11/VI-51.

С выпускниками. Аскарово. 21 июня 1951

Мензелинск — Альметьевск

Они встретились как старые друзья, сразу приняли друг друга. Мечтавшая учиться всю жизнь, Сажида посетила исторические места Москвы, получила массу впечатлений.

Из столицы они отправились поездом вместе. Адиб вышел в Казани, Сажида поехала дальше, к родителям. Он прямиком отправился в редакцию «Яшь сталинчы», где ему предложили работать собкором в Мензелинске.

...В Татышлах сразу пошли в ЗАГС и расписались. Свадьбу праздновать не стали — не было денег.

Уехали они с той же памятной станции Куеда. Из вещей на двоих был один большой фанерный чемодан, который отец Адиба привёз в 1917 году из Китая. Этот «экспонат» послужил молодой семье и столом, и кроваткой для первенца.

Так судьба, наконец, свела две неординарные личности, которые стали не просто прекрасной парой, но и коллегами, единомышленниками, первыми читателями и рецензентами друг друга. Он — добрый, спокойный, справедливый, немного медлительный. Она — лёгкая на подъём, эмоциональная, певунья...

«Корпунктом» в Мензелинске служила крохотная комната в деревянном доме, в которой поселилась молодая семья. «Удобства» были во дворе, а по воду ходили с коромыслом за полкилометра.

В 1955 году Адибу сообщили о сокращении штатов. Вместо трёх собкоров оставляли одного — в Альметьевске, недавно названном городом, но которому предстояло стать столицей нефти всесоюзного значения.

Сажида, узнав об этом, по‑дет­ски захлопала в ладоши: «Едем, Адиб, едем!»

Возродились в песнях

Так начался главный этап в жизни семьи. Адиб стал очевидцем и летописцем грандиозных событий. Он основал литературное движение в городе, и в последующем многие молодые писатели называли его своим учителем. А Сажида проложила себе дорогу в волшебный мир поэзии. Она считала себя ученицей Пушкина, Блока, Цветаевой, Есенина, Тукая, Туфана, Гафури, Такташа, Джалиля и... своего мужа. Слава о поэтессе вышла далеко за пределы респуб­лики. В её честь и сегодня пишут свои посвящения поэты.

Прожили они вместе 29 лет — до безвременной кончины Сажиды. Предчувствуя скорый уход, она написала:

Бесполезно нам о каменную стену,

Бегу времени сопротивляясь,

биться…

Но однажды в волнах вечности

исчезнув,

В песнях родины мы сможем

возродиться.

(Перевод Олеси Аверьяновой)

Сажида получала кипы писем со всей страны, на все старалась отвечать. Когда уже не осталось сил, показала мужу заваленный конвертами секретер: «Это дело теперь уж останется тебе...» Он жил после неё еще 29 лет. Всю оставшуюся жизнь собирал, публиковал её творческое наследие. Ответ на многие вопросы читателей из писем дал в посвящённой ей книге «Гомер мизгелләре» («Мгновения жизни»). На стихи Адиба и Сажиды созданы десятки песен...