Что думал о Первой мировой её ветеран Мухаммад Хафиз

Рано утром 11 ноября 1918 года в Компьенском лесу в восьмидесяти километрах к северу от Парижа на Поляне перемирия в историческом вагоне Главнокомандующего союзными войсками французского маршала Фердинанда Фоша было заключено соглашение, положившее конец более чем четырёхлетним военным действиям. С тех пор Франция ежегодно отмечает эту дату как день окончания Первой мировой войны.

Президент Франции Эмманюэль Макрон на нынешних мемориальных торжествах подчеркнул, что «помнить этот период в мировой истории - это моральная обязанность каждого». Одним из самых почётных гостей на встрече в Париже был президент Российской Федерации Владимир Путин.

В Первой мировой войне, которая стала одним из самых масштабных вооружённых конфликтов в мировой истории, Франция и Россия были союзниками. Российские солдаты воевали с присущей им доблестью. В боях под Реймсом русские пехотные полки ценой тяжёлых потерь преградили путь к французской столице отборным немецким дивизиям. «Если Франция и не была стёрта с карты Европы, то в, первую очередь, благодаря мужеству русских солдат»,- сказал в своё время маршал Фердинанд Фош.

В войне, по некоторым данным, участвовали более миллиона татарских солдат. Многие из них, как и русские солдаты, сложили свои головы «за царя и Отечество».

Я, сын имама Каляметдина хазрата, потомок славного татарского рода Гиреев, горд тем, что среди татар, сражавшихся на полях Первой мировой войны, был и мой дед Мухаммад Хафиз.

В моей семье, в которой одиннадцать детей и десять внуков, имя Мухаммада Хафиза овеяно почитанием и доброй памятью, как и должно быть, когда связь поколений основана на духовной общности, идеалах любви к своей Родине, вере и патриотизме.

Начало фронтовой дороги

Историю Первой мировой войны сего­дня изучают многие учёные, среди которых я особо выделяю Лилию Рамилевну Габдрафикову - доктора исторических наук, главного научного сотрудника Института истории имени Шигабутдина Марджани Академии наук Республики Татарстан.

Согласно её архивным изысканиям, накануне Первой мировой войны в рядах царской армии в качестве нижних чинов проходили службу 38 679 татар-мусульман (что составляло 3,1 процента от общего числа нижних чинов). Среди 269 офицеров, исповедовавших ислам, также большинство являлись татарами. После объявления мобилизации количество призывников увеличилось до нескольких сотен тысяч. Для татарского народа, численность которого в Волго-Уральском регионе в начале XX века составляла чуть больше трёх с половиной миллионов человек, это были колоссальные цифры.

Ежедневно на пристань и железнодорожный вокзал Казани прибывали тысячи солдат из Вятской, Уфимской, Пермской губерний, а также из многочисленных уездов самой Казанской губернии, откуда они отправлялись дальше, на запад страны. И в этих огромных людских потоках, среди таких же, как и он, мобилизованных татар, начинал свою фронтовую дорогу мой дед Мухаммад Хафиз.

Если судить по сведениям Лилии Габдрафиковой, лето 1914 года в Волго-Уральском регионе оказалось тяжёлым. Началась жатва. Священный месяц Рамадан, который пришёлся на её начало, и одновременно военный призыв. В некоторых местностях солдатам-призывникам всё же давали возможность исполнять свои религиозные обряды. Например, в Вятской губернии во время летней кампании 1914 года власти освобождали мобилизованных мусульман от занятий по военной подготовке и отпускали их в мечеть для совершения намаза.

Тяготы войны

Говоря о тяготах войны, большинство исследователей, как правило, стараются не касаться «мелочей», связанных с религией и традиционной культурой воева­вших солдат и офицеров. Полагаю, что, как и в любом серьёзном деле, на войне мелочей нет. Отслужив в советское время в войсках противовоздушной обороны, я не раз сталкивался со случаями, когда на первый взгляд незначительная деталь становилась вдруг непреодолимым препятствием для решения боевой задачи. В армии Российской империи всё было, конечно, несколько иначе, нежели в советских Вооружённых Силах семидесятых годов прошлого века, но культурологические, этнические и религиозные моменты присутствовали всегда, как, впрочем, они присутствуют и сегодня в любой полиэтнической армии мира.

Согласно архивным данным, помимо нехватки еды, для татар-мусульман была непривычной и сама армейская кухня. «После преимущественно мясомолочной и мучной еды, они с трудом привыкали к овощам и, особенно, к капусте. Татары в дореволюционный период не рассматривали овощи как серьёзную еду, они служили для них лишь дополнением к основной пище». Пищевые цепи, сформировавшиеся на протяжении длительного периода истории того или иного народа, воздействуют на человека на генетическом уровне. Кардинальное изменение питания неизбежно снижает иммунитет, что, особенно, в критической ситуации, не может не отражаться на силе и выносливости солдата. Так что призванные в армию татары оказались в значительно более сложном положении, нежели представители славянских национальностей.

Были и религиозные ограничения в питании. Как вспоминал Мухаммад Хафиз, для солдат-мусульман серьёзной проблемой стало то, что нередко в их скромном меню встречались традиционные русские жидкие блюда со свининой, и тогда свою пайку он отдавал тем, для кого отказ от свинины не был вопросом религиозного долга. Однако не все были столь стойкими в соблюдении пищевых запретов Корана. По замечанию военного цензора Казани Николая Фёдоровича Катанова, некоторые солдаты-татары в письмах с фронта жаловались, что приходится есть свинину.

Шангареевы помнят и чтят воинские подвиги наших предков.

В целом же, как свидетельствовал Мухаммад Хафиз (он иногда говорил с моим отцом о Первой мировой войне), все трудности армейской службы татары переносили стойко. «Наши предки были воинами от рождения, - говорил дед,- и это проявилось на фронтах Первой мировой войны».

Очень важно, что руководство российской армии учитывало, насколько это было возможно в тех условиях, духовные запросы солдат-татар. В первую очередь это была потребность в молитве, в возможности хоть изредка услышать проповедь муллы. Это понимали и представители духовенства. На Всероссийском мусульманском съезде в 1914 году было решено «ходатайствовать об отправке по одному мулле в каждую дивизию. Но сразу обес­печить все полки военными муллами не удалось, и в 1915 году они служили либо при штабах, либо в национальных полках».

И хотя штатные должности дивизионных мулл были введены только после указа Николая II от 15 июля 1916 года, это была большая моральная поддержка для солдат-мусульман. Кроме того, родственники солдат отправляли на фронт написанные на кусочках бумаги суры из Корана. Существовало поверье, согласно которому для того, чтобы уберечь себя от пуль, записи с молитвами нужно положить себе за пазуху.

Жизнь в плену

О храбрости российского солдата говорено и написано много, и мой дед Мухаммад Хафиз не случайно особенно часто повторял знаменитые слова Михаила Лермонтова:

Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя:

Богатыри - не вы!

Плохая им досталась доля:

Немногие вернулись с поля...

Война есть война: кому пуля, кому штык, а кому плен. Многочисленные литературные источники свидетельствуют, что в ходе Первой мировой войны «зачастую так складывалась ситуация, что в плен к противнику попадали большие массы русских солдат и офицеров - как это было в Восточной Пруссии в августе - сентябре 1914 года и в январе - феврале 1915 года для армий Северо-Западного фронта и почти для всех армий в ходе Великого отступления (май - август 1915 года). Многие попадали в плен в безвыходной ситуации либо будучи раненными. В ходе боёв в «котлах», во время отхода и арьергардных боёв своевременная эвакуация раненых в тыл была практически невозможна - и массы раненых, как находящихся на полях сражений, так и в полевых госпиталях, становились военнопленными».

Так произошло и с Мухаммадом Хафизом; но, попав в австро-венгерский плен, он оказался в условиях, которые позволяли ему выжить. Положение русских военнопленных в австро-венгерских лагерях было гораздо более благоприятным, нежели в германских шталагах. Вот, например, что писал Борис Пашков в материале «Въ плѣну», опубликованном в московском журнале «Русскiй военноплѣнный» (№ 1, июнь 1917 года):

«Другая картина - в Австрии, где хоть внешне люди могут чувствовать себя людьми. По свидетельству одной из сестёр, объезжавших лагери Австрии - «в лагерях требования чистоты и гигиены строго соблюдаются и как внешний вид лагеря, так и внутреннее устройство жилых бараков, хозяйственных и других помещений вполне отвечают запросам гигиены и санитарии. На борьбу с эпидемиями и заразными заболеваниями в Австрии обращено громадное внимание».

Известный историк Искандер Гилязов утверждает, что военнопленным мусульманам в отдельных (пропагандистских) австрийских лагерях жилось несравненно лучше, чем их товарищам по несчастью… Во время Рамазан-байрама и Курбан-байрама выделялись средства на покупку для раздачи мусульманам чая, сахара, сигарет, а также животных для проведения ритуала жертвоприношения. «В документах упоминается, что марийские военнопленные записались татарами, чтобы оказаться в лучших условиях жизни в плену»,- пишет Гилязов.

Мой дед Мухаммад Хафиз нередко привлекался для сельскохозяйственных работ, легко освоил немецкий язык и очень полюбился одной австрийской семье, где по достоинству оценили работящего синеглазого улыбчивого солдата. В начале осени 1918 года стало ясно, что близится окончание войны, а с ним и конец Российской империи.

Доктор исторических наук Василий Чернопёров, рассказывая о возвращении русских военнопленных на родину в 1919-1921 годах, отмечает, что в начале февраля 1919 года Антанта объявила о полном прекращении выезда военнопленных из германских и австрийских лагерей и переходе заботы о них к специальной комиссии. Объяснили это решение необходимостью защитить бывших воинов союзной армии от голода и анархии, царивших в Советской России. Таких военнопленных было приблизительно 600 тысяч. В это число попал и Мухаммад Хафиз, который в Австрии встретил свою любовь, обрёл семью, но при этом сохранил свою веру в Аллаха и мечты о том, что когда-то вернётся на родину. Он был татарин до мозга костей, но судьба, благоволя ему, подарила деду, словно вторую жизнь, новую судьбу в одной из самых прекрасных стран Европы.

«Куда приводят мечты…»

Власть в России захватили большевики. Их обещания открывали новые пути для татарского народа. В то время верить в светлое будущее было так же естественно, как дышать. Оболваненные большевистской пропагандой татары поверили, что обретут своё государство - Идель-Урал.

В те годы идея создания государства Идель-Урал буквально витала в воздухе, и Мухаммад Хафиз, как нередко бывает в подобных историях, отправился за своей мечтой в Советскую Россию. В Австрии он получил неоценимый опыт ведения сельского хозяйства, научился европейской организации труда, значительно расширил свой кругозор. Вернувшись на Родину, дед активно включается в восстановление сельского хозяйства, основательно разрушенного в годы революции и гражданской войны, щедро делится своим опытом, смело ведёт людей за собой.

Многие годы он работал председателем колхоза, находя в родной земле средство для исцеления фронтовых ран, которые болели по ночам. Особенно ко­гда ему снилась австрийская деревушка, далёкая, но согревавшая его сердце. Он прожил честную трудовую жизнь, завещав нам любовь к родной земле и свой патриотизм российского солдата, прошедшего одну из самых страшных войн в истории человечества.

***

Первая из мировых войн ХХ века, увы, не стала историческим уроком ни в конце тридцатых годов, когда мир снова провалился в пучину кровопролития, ни в наши дни, когда всё тот же мир постоянно балансирует на грани мировой войны. Сколько же надо ещё жертв, чтобы люди отказались от войн как механизма политических решений, сколько судеб должны быть прерваны или искалечены, чтобы те, кто принимает политические решения, от противостояния перешли к сотрудничеству? Риторический вопрос? Да, но полагаю, что мой дед Мухаммад Хафиз, прошедший Первую мировую войну, австрийские лагеря, так не думал. Для него это был вопрос жизни и смерти. Ведь он был всего лишь солдатом, мой дед Мухаммад Хафиз. Солдатом Первой мировой.

Шангареев Исмагил Калямович - культуролог, писатель-публицист, общественный деятель, сопредседатель Совета по кино-видеовизуализации культурно-исторического пространства Евразии при Ассамблее народов Евразии, член президиума Евразийской академии телевидения и радио.

Дубай, Объединённые Арабские Эмираты.