"Драгоценные моменты нашей жизни..."

Журнал "Казань", № 7Ж, 2015

Закладка дома Дворянского собрания, как сообщает газета «Казанские губернские ведомости» за 1845 год, произошла 6 мая, почти за год до начала губернаторства Ираклия Абрамовича Боратынского, родного брата известного поэта-элегика, друга Александра Пушкина, Евгения Боратынского. 14 марта 1846 года вышел Указ Правительствующего Сената о том, что «исправляющему должность Ярославского Военного губернатора Свиты нашей генерал-майору Боратынскому Всемилостивейше повелеваем быть Казанским военным губернатором, с управлением и гражданскою частию». Осенью 1846 супружеская чета Боратынских начала осваиваться в Казани. Женат Ираклий Абрамович был на одной из красивейших женщин того времени - прекрасной армянской княжне Анне Давыдовне Абамелек, которая прославилась также несомненным переводческим даром и входила в ближнее окружение просвещённого кружка великой княгини Елены Павловны. В губернскую Казань она привнесла великосветский блеск, аристократизм приёмов и особый стиль «первой леди».

Двенадцатилетнее губернаторство Ираклия Боратынского практически полностью совпадает с временными рамками многострадального строительства одного из красивейших зданий Казани. Чего только за это время не происходило: строительство приостанавливали из-за упавшего карниза и многочисленных трещин, а также поползших по городу слухов, что здание может рухнуть; несколько раз пересматривали и вносили кардинальные поправки в проект; полностью меняли крышу, ломали и вновь возводили стены. Основные работы были завершены в 1860 году, но, увы - Ираклий Абрамович этого уже не увидел.

И всё же на самом первом изображении бального зала Собрания, сделанном в 1857 году В. А. Тюфяевым (возможно, один из первых балов в новом здании!), мы встречаем фамилию Боратынских. На обороте надпись: «Бал-Маскарад в Дворянском Собрании города Казани в 1857 году. Присутствуют Анна Давыдовна Боратынская, Анна Петровна Горемыкина, В. П. Молоствов, П. Г. Осокин, П. А. Ильин (танцующий адъютант)». Из большого количества присутствующих на картине персонажей выделено только пять, видимо, чем-то значимых для автора подписи. Анна Давыдовна в самом центре картины в белом платье с кринолином, украшенном по глубокому декольте кружевной бертой. Журнал «Мода» писал в конце 1850-х годов: «Женщина хорошего тона никогда не наденет ничего яркого, ничего эксцентрического, чтобы могло обратить на себя внимание публики. Она, напротив, отличается простотою, но простотою утончённой, изящной, артистичной, грациозной».

Дом Дворянского собрания окажется в центре жизни ещё одной ветки Боратынских: детей, внуков и правнуков поэта Евгения Боратынского. Сын Николай и внук Александр будут долгие годы предводителями дворянства Казанского и Царёвококшайского уездов.

17-18 июля 1869 года Казань посетил цесаревич Александр Александрович с женой Марией Фёдоровной и братом, великим князем Алексеем Александровичем. Сначала был приём представителей военной и гражданской администрации, затем посещение Спасского монастыря и приём депутаций в Кремлёвском дворце.

Вечером состоялся бал в здании Дворянского собрания. Об этом бале упоминает в своих воспоминаниях жена Николая Евгеньевича Ольга Александровна, дочь выдающегося учёного-востоковеда Александра Касимовича Казем-Бека: «Лето 1869 года мы провели в Казани, муж мой был Казанским Уездным Предводителем Дворянства и, несмотря на присутствие Губернского предводителя П. Г. Осокина, ему предстояло много хлопотать по поводу ожидаемого приезда Наследника Цесаревича Александра Александровича с молодой супругой Марией Фёдоровной, которую ещё тогда все звали Дагмарой, так нравилось это имя и так оно шло к молодой Великой княгине. На мою долю выпала честь быть хозяйкой на балу, который Казанское дворянство давало в честь высоких гостей, так как губернский предводитель был вдов. Помню, как я неотлучно, весь вечер, была при Марии Фёдоровне, представляла ей дам, отвечала на её вопросы, конечно, всё по-французски, так как она тогда ещё несвободно владела русским языком. Она, между прочим, рассказывала, что на какой-то пристани их не ожидали и не встретили, вышел большой переполох, и это её очень забавило. Держала она себя просто и всех обворожила. Пришлось мне кадриль протанцевать с наследником, и я заговорила с ним тоже по-французски, он громко и отчётливо ответил по-русски и продолжал разговаривать на этом языке. Мне после говорили, что он вообще не любил говорить на иностранных языках с русскими. Прощаясь, Цесаревна нагнулась ко мне и поцеловала меня; я оказывается должна была поцеловать её в плечо, но, не зная этих тонкостей этикета, я её очень просто поцеловала в щёку, за что потом надо мной подтрунивали, а дядя Пётр Костливцев трепал меня по плечу и говорил: «Молодец! Так и надо!»

Полагаем, что нарушение этикета скорее импонировало молодой великокняжеской паре. Н. А. Качалов, один из тек, кто сопровождал её во время путешествия, вспоминал: «Представительное положение их, несмотря на радушный приём народа, чрезвычайно было для них тягостно. Действительно, постоянно быть на виду, постоянно быть сдержанным, что необходимо, т. к. тысяча глаз ловят каждое слово, каждое движение, должно быть чрезвычайно тяжело. На этом основании высшее наслаждение наших принципалов было остановить пароход на пустом, необитаемом берегу Волги, выйти на берег, побегать, набрать хворосту, зажечь большой костёр и при этом перепачкаться, т. е. испытать всё противоположное обычной их жизни».

Облик Дворянского собрания менялся вместе с ходом истории, и эти изменения запечатлены в романе Ольги Ильиной-Бо-ратынской «Канун Восьмого дня». Одна из глав романа так и называется «Дворянский бал». Позволим себе несколько цитат, чтобы почувствовать завораживающую ауру этого места:

«Первая волна гостей уже поднималась по малиновому ковру главной лестницы Дворянского собрания. На первой площадке огромное стенное зеркало отражало приближенье декольтированных дам с наброшенными на плечи мехами, сопровождавших их мужчин во фраках, офицерство в парадных формах… Звуки музыки, долетавшие из бального зала, придавали пластичную текучесть движеньям быстро увеличивавшейся толпы гостей…

…вокруг меня вращалась зала под ритм вальса из «Спящей красавицы». Я кивала подругам, чьи сияющие лица то появлялись рядом со мной, то исчезали. Под светом люстр паркет был как золотистое зеркало и, пока ещё не было толпы, танцующие пары почти отражались в нем. Наверху, на хорах (на балконе) столпились зрители… старые дамы со своими маленькими свитами сидели, опираясь на балюстраду и глядя вниз в лорнеты...

Общее веселье дошло до того кульминационного пункта, когда каждое незначительное слово, услышанное вами, кажется выражением восторга и намёком на любовь…

Когда мы вошли, танцующие пары уже летали одна за другой вдоль залы. Их соединенные руки были вытянуты вперёд стремительным движением, свободные откинуты в сторону, как крылья летящей стаи птиц.

О, Господи, какой весёлый бал!»

Дворянское собрание было центром культурной жизни города: «При приближении к Дворянскому собранию он (брат Дмитрий Александрович Боратынский.- Е. С.) предсказывал мне скоропостижную смерть. Он, конечно, подразумевал не нашу традиционную связь с собранием, а те концерты, которые мы там вместе слышали. Эти концерты Шаляпина, Рахманинова, молодого Иосифа Гофмана, Исаи, Кубелика - были для Димы самыми сильными, самыми драгоценными моментами нашей общей жизни…».

В годы Первой мировой войны в Собрании был размещён госпиталь, которым заведовала Екатерина Николаевна Боратынская.

А затем произошла Катастрофа: «Главные основы Русского Государства были разбиты с первых же ударов красного молота: армия была распущена, администрация заменена красным элементом, банки были закрыты, оружие было конфисковано. Другие умирали постепенно, впрыснутые смертельным ядом, как торговля, индустрия, как прежний склад жизни; иные гнили, заброшенные, от неряшливого обращения, изъеденные грязной ржавчиной, как водопроводы во всех публичных местах, как редкая библиотека Сигнена, которую вывезли в Военный Комиссариат и побросали в затопленный водой подвал; как здание Дворянского собрания - теперь крестьянского, где три вершка грязи наросли теперь на паркете; как человеческая душа».

Почти сто лет понадобилось, чтобы вернуть дому Дворянского собрания былое великолепие и значение. Будем надеяться, что история и время проявят к нему милосердие и в последующие столетия.