Два мира Гюзель Амальрик
Гюзель Кавылевна Макудинова (1942-2014) - художница, мемуарист. Супруг - Андрей Амальрик, один из самых заметных диссидентов, автор книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», название которой поразительно напоминает
о романе‑антиутопии Джорджа Оруэлла «1984». Татарская девочка прошла сложный жизненный и творческий путь.
В сотрудничестве с французской ассоциацией «Диалогические перспективы» ассоциация «Татары в Бельгии», которой доверено хранение работ Гюзель Макудиновой, организовала их выставку в Брюсселе. Предполагаются выставки в других странах, и, кто знает, возможно, когда‑то работы художницы доедут и до Казани.
Жизнь Гюзель Макудиновой можно разграничить на две части. По сути - две разные жизни. Рубежом стала эмиграция на Запад в 1976 году. До неё - детство и отрочество в CCCР, участие в протестных акциях и сопровождение супруга в сибирскую ссылку, после - выезд в Нидерланды, пребывание в Европе, выбор Франции как места своего постоянного проживания.
Гюзель родилась в 1942 году в татарской деревне под Нижним Новгородом. Когда ей исполнился год, семья переехала в Москву, спасаясь от голода. Вспоминая детские годы, Гюзель пишет, что чувствовала себя никому не нужной, чужой. Она жила во враждебном мире. И это делало её глубоко несчастной.
«Воспоминания о моём детстве» Гюзель Амальрик в основном написала осенью 1969 года в селе Окулово, недалеко от Москвы (две последние главы написаны летом 1974 года в Магадане). Книга была опубликована на русском языке в 1976 году Фондом имени Герцена1 в Амстердаме. Французский перевод этой небольшой книги увидел свет благодаря одному из старейших французских издательств Calmann‑Lévy‑Éditions в том же 1976 году («Souvenirs d»enfance et de misère»). Английский перевод книги вышел позже, в 1979 году, в Лондоне, в издательстве Hutchinson («Memories of a Tartar Childhood»). Оба названия книги в переводах оттеняют два важных аспекта повествования уже взрослого человека, художника: «нищету» духа и материи «татарского детства».
Эту книгу во время обысков у членов общественных групп содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР включали в список книг, статей, рукописей, подлежавших изъятию наряду с «материалами, документами и книгами, содержащими заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй», как, например, книги Якова Шера «Куда идти» и Осипа Чёрного «Книга судеб», Роже Гароди «Крутой поворот социализма» и Николая Бердяева «Русская идея», книги Андрея Амальрика «Involuntary journey to Siberia» и «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», номера журнала «Посев».
Сама Гюзель Макудинова обозначила отношение к своему повествованию как к «бессознательному и текущему потоку воспоминаний», в котором она старалась найти «внутреннюю логику вещей». Было ли оно рассчитано на определённое впечатление? Явилось ли оно потоком воспоминаний, не подчинённым заранее задуманной сюжетной схеме?
Автор очерка о книге «Воспоминания о моём детстве» («Континент»2, 1977, № 11) Т. Литвинова подчёркивает: «…мы имеем дело не с достоверностью фактов, а с подлинностью переживания». Она была написана после встречи с Андреем Амальриком, ставшим к тому времени её супругом, после его первой сибирской ссылки.
Маленькая татарская девочка, отец которой работал грузчиком на вокзале, а мать - уборщицей, страдала рахитом. Искривлённые до полукружий ноги не позволяли ей ходить до шести лет. Через окно наблюдала она за детьми её возраста, игравшими во дворе дома, куда они переехали из тёмного подвала своего первого городского жилища. А внутри её родители и дяди, говорившие на татарском. Образ тёмного закрытого пространства рисует Гюзель Амальрик, рассказывая о своих детских и отроческих годах.
Родителям, не знавшим русского языка, смена деревенской жизни на городскую давалась очень непросто. Они оставались посторонними в новом для них мире. Дни были заполнены борьбой за выживание и воспоминаниями о другой жизни, до коллективизации,- когда у них были свой крепкий дом, домашний скот и птица; когда они были молоды и работали много и с радостью, зная, что трудятся на себя. Описание ухода в себя, скудности и скудости во всём, жуткого и совсем недетского ощущения ненужности человека создаёт на страницах гнетущий мир отверженности.
«Внутренняя логика вещей» разворачивается от дошкольных лет, через школьное детство и отрочество, наполненные страшными образами плавающих в котловане, недалеко от дома, мёртвых телец новорождённых, увиденных во время прогулки («это было время, когда были запрещены аборты»). Бедность: «если мама кому‑то, наконец, купит ботинки, потому что старые совсем развалились и не в чем ходить, то получается, что на еду не хватает». Отвращение к школе. Унижения и преследования детьми постарше: «татарка» - слово, которое по обыкновению сопровождалось уничижительными эпитетами, встречало её во дворе.
Отдельные главы этих мемуаров посвящены брату Мансуру и сестре Соне. Первое запомнившееся впечатление, связанное с братом - его крики и плач взахлёб, и бесконечная усталость (он был «исплаканный весь») в результате проведённого совсем недавно появившемуся на свет малышу обрезания и охватившие её гнев и жалость, злость и бессилие. Горячо любимая сестра посещала специальную школу для детей с отставанием в развитии. Однажды над ней безнаказанно надругался хулиган. Она была «старше брата на два года, но с ума сошла значительно раньше».
О своих предках Гюзель почти ничего не знала. В её памяти остался рассказ отца о прадеде, который из религиозных соображений оказался однажды в Каире и женился на египтянке. Вернувшись на родину, он стал муллой. Проповедуя ислам неграмотным, он прослыл мастером слова. По рассказам отца и дядей, он написал несколько книг, в которых говорилось о каком‑то новом понимании ислама. Эти книги пришлось спрятать во время революционных событий, закопав их в землю под мечетью. Вскоре прадед внезапно скончался.
Убедительно и талантливо описаны масса эпизодов, портретов, создающих впечатление о ребёнке, которому выпало очень мало светлых дней и совсем немного радости. Родители, по старому обычаю поженившиеся, не зная друг друга до свадьбы, и безрадостно тянущие воз семейных обязанностей. Скученность - на четырнадцати квадратных метрах полуподвальной комнаты проживало шесть человек, к которым время от времени присоединялись другие родственники. Упрёки в том, что она даром ест хлеб, не учится и не работает. Отвращение к школе. Гюзель решила бросить её, не поставив в известность родителей. Долгое время ей удавалось скрывать это, уходя из дома с портфелем и проставляя в дневник те оценки, которые ей нравились.
Но в этой мрачной картине нелёгкой детской жизни была и заботливая до самоотверженности мама, перемежавшая татарскими песнями свои воспоминания о молодости. Нехитрые подарки отца, приносившие столько радости, что не спалось ночью - такие, как купленные им розовые тапочки, убранные мамой в шкаф, к которым несколько раз за ночь ползком добиралась девочка, чтобы их погладить. Научившая Гюзель некоторым молитвам бабушка по отцовской линии, приходившая редко, но всегда с чем‑то вкусным, и читавшая Коран. Посещение Пушкинского музея изобразительных искусств с подружкой Ариной: она не знала, что её тогда больше поразило, картины или здание, но осталась благодарна этой девочке на всю жизнь, считая встречу с ней решающей и позволившей в четырнадцать лет почувствовать себя по‑настоящему счастливой и позже стать той, кем стала Гюзель в конце концов - художницей.
К счастью, «внутренняя логика вещей» и событий вела к свету, к встречам, которые помогли Гюзель раскрыть таившийся в ней талант.
***
Гюзель Амальрик начала показывать публике свои работы ещё в Советском Союзе: на выставках молодых художников 1967 года в Москве и 1974 года в Магадане.
Со второй половины 1970‑х годов она демонстрировала свои работы в американских, нидерландских, французских художественных галереях, участвовала в выставках современного искусства. В 1976 году стала участницей выставки русских художников‑авангардистов в Роттердаме. В 1978 году показала картины в калифорнийской галерее «Davis Academy», а в 1979‑м - в галерее «Los robles». В 1983‑м акварели и портреты Гюзель можно было увидеть в Русской художественной галерее в Остзане, Северная Голландия.
Встреча с двумя личностями коренным образом изменила её жизнь. Это был Василий Ситников3, художник, и Андрей Амальрик, историк, философ, писатель, диссидент.
По признанию самой Гюзель, встречей с Василием Ситниковым закончилось её детство. Это случилось в 1958 году. Но ещё долгое время она пребывала между двумя мирами, мечтая войти в мир художников и не решаясь оторваться от семьи и дома.
Случайная встреча во дворе её дома с «неандертальцем» - так она назвала Ситникова в тот момент, привела к тому, что Василий Яковлевич на четыре года стал для неё учителем. Услышав о том, что она рисует, пригласил на урок к себе домой.
Экстравагантный во внешнем виде и манере вести себя, он жил в маленькой комнатке коммуналки трёхэтажного дома на Сретенке, очень похожего на дом, где жила Гюзель, так же пропахшем стиркой и щами, пронизанном шумом непрекращавшихся соседских ссор. Комната была слишком мала для того, чтобы в ней жить, творить и давать уроки. Но Ситников умудрялся делать это. Покрытая шкурами и коврами, с подвешенными к потолку моделями лодок‑байдарок, она произвела сильное впечатление на шестнадцатилетнюю Гюзель. Девушка стала приходить сюда втайне от своих родителей.
Первый урок Ситникова был захватывающим. Она провела у него целый день, без устали рисуя. Василий Яковлевич научил её не бояться «чистого листа», воспринимать и передавать форму в пространстве посредством особой техники: краска на сапожной щётке под её ударами тонко разбрызгивалась по холсту и бумаге. Этой технике Гюзель долго отдавала предпочтение в своих работах гуашью.
Родители, случайно открыв для себя, что Гюзель ходит в дом к взрослому мужчине, заподозрили интимную связь. Кроме того, отец не считал рисование серьёзным делом. А мать с пренебрежением относилась к её рисункам. Они попытались запретить ей брать уроки.
Всё изменилось после посещения родителей Ситниковым, прилично одетым в костюм. После разговора о том, что живопись может приносить доход, родители согласились, что в свободное от работы время дочь может брать уроки у художника. Гюзель должна была устроиться работать на меховую фабрику.
Гюзель оказалась ученицей «академии художеств» Ситникова. Эта «академия», созданная и существовавшая исключительно по инициативе самого художника и с одним неумолимым наставником - им самим, ютившаяся в коммунальном жилище‑мастерской и на его лестнице, была открыта как для уже занимающихся живописью, так и для учеников безо всякого художественного образования. Многие из них впоследствии стали знаменитыми художниками. В разное время учениками Василия Ситникова были Юлий Ведерников, Тамара Глытнева, Сергей Губанцев, Олег Каплин, Алёна Кирцова, Владимир Петров‑Гладкий и Вячеслав Петров‑Гладкий, Николай Ситников - брат Василия Ситникова, Владимир Титов, Александр Харитонов, Марина Чекстер, Инна Чон, Владимир Яковлев и другие.
Среди них Гюзель была особой ученицей: до встречи с Василием Ситниковым она не испытала на себе влияния ни одного учителя, ни одного другого художника, ни одной художественной школы. Как ученица она была абсолютно чистым листом для наставника и отвечала строжайшим требованиям безусловного исполнения всех его указаний.
Он учил её наблюдать и видеть предмет не как посторонний, но изнутри собственного переживания и отношения к нему. Ироничное отношение к академизму и обучение правильно «смотреть живопись» формировало у Гюзель способность отличать хорошую работу от плохой. Но, пожалуй, главное, чему она научилась - это полная свобода и бесстрашие перед экспериментированием и поиском своего собственного метода; творчество как сугубо внутреннее, ни от кого и ни от чего не зависящее переживание. Будучи в поиске сам, Ситников вырабатывал у Гюзель не академическую постановку глаза, а свою собственную, присущую только ему, в то же время настойчиво требуя самостоятельности в работе. В действительности он развивался вместе со своими учениками. Так, собственно, появилась «школа Ситникова» как феномен художественной жизни.
Отказываясь от работы с линией («А линий воопче ф природе не существует. Атом даже и тот шарообразен!»4), Ситников работал с пространством и светом. Учил учиться у природы. Особая работа с наслоением красок, светом, прозрачностью и непрозрачностью, высветление и достижение объёма магистральной плоти изображения, очищенной от частностей - художественные приобретения Ситникова, присутствие которых ощущается в более поздних работах Гюзель. Сам Василий Яковлевич был для неё примером в выработке особого, никому более не присущего метода. Щедрость, с которой он делился своими находками, вызывала и вызываетуважение его учеников, последователей, любителей живописи.
Сложное для Гюзель время, наполненное колебаниями, часто безразличием и отчаянием, завершилось встречей в 1965 году с тем, с кем она соединила свою дальнейшую судьбу, кто стал её мужем - Андреем Амальриком.
Несмотря на усилия родителей привязать Гюзель к традиционному татарскому образу жизни, не посчитавшись с их желанием выдать её замуж за татарина, дочь порвала с семьёй. Андрей Амальрик вспоминал позднее: «Незадолго до своего ареста я познакомился с молодой художницей Гюзель, которая мне очень понравилась… Незадолго до отъезда [в Сибирь] я попросил её стать моей женой, и она ответила согласием. Узнав, что она хочет выйти замуж за русского, вдобавок за «каторжника», и ехать с ним в Сибирь, её родители, фанатичные и недалёкие люди, пришли в ужас. Мать умоляла дочь одуматься, плакала, пыталась спрятать её паспорт и вещи, а суровый отец торжественно проклял её, и она ушла из дома, провожаемая плачем матери и проклятиями отца.
Регистрацию нашего брака пришлось отложить до Сибири, поскольку у меня не было никаких документов, кроме маршрутного листа.» (А. Амальрик. «Нежеланное путешествие в Сибирь»). Гюзель последовала за ним в его первую сибирскую ссылку в Томской области. Там же в 1965 году они заключили брак. Формально причиной этой ссылки стало обвинение в «паразитическом образе жизни»: Андрей Амальрик нигде не работал. Фактической же причиной было содержание его пьес.
Андрей Алексеевич Амальрик - сын историка, неравнодушного и понимавшего происходящее в стране, автора книг по археологии5; студент исторического факультета Московского государственного университета, отчисленный за написание «идеологически ущербной» курсовой работы. Его интеллектуальное сопротивление было результатом самостоятельной теоретико‑аналитической работы и осознанным выбором.
В то время, когда общение с иностранцами находилось под запретом, Андрей Амальрик открыто общался с иностранными журналистами в Москве. Он сочинял стихи и модернистические пьесы абсурда. Участвуя в диссидентском движении, Амальрик занимал особое место в этой среде, не примыкая ни к одной из групп. «Я был чужаком в Движении6, как я был чужаком в школе, в университете, а позднее в лагере». (А. Амальрик. «Записки диссидента»). Он был инакомыслящим среди инакомыслящих и находясь в СССР, и за его пределами. Эта позиция очень часто создавала неудобства для установления отношений и в общении. «Он родился независимым человеком», «он ни от кого своих мнений не скрывал… Многие его недолюбливали… Он был одним из первых, кто в Советском Союзе вёл себя как по‑настоящему свободный человек. Он делал вещи, которые тогда не приняты были». (Павел Литвинов.7 «Я с гордостью назову себя либералом»). Сам Амальрик писал: «Если у меня бывало чувство превосходства, то не от сознания, что я - лучше, а из уверенности - быть может, иллюзорной,- что я гораздо лучше многих понимаю происходящее». (А. Амальрик. «Записки диссидента»).
Гюзель нашла в супруге твёрдую поддержку и в жизни, и в творчестве. Она восприняла взгляды и позицию мужа, не подвергая их сомнению. И сама поддерживала его, выступала в защиту всегда и везде. Задержания, обыски, во время которых изымались не только тексты, но и иконы, художественные работы,- всё это стало частью её жизни. Наряду с живописью.
Во время первой ссылки ей удалось - точнее, пришлось - отработать метод сухой кисти. «Гюзель стала работать примерно в середине ноября, когда нам удалось достать большую доску, на которую мы смогли укреплять бумагу. Гюзель писала сухой кистью на больших листах шероховатой бумаги, потому что холста у нас не было. В солнечные дни в доме было довольно светло от снега, хотя одно окно было заделано фанерой, а два других покрыты толстым слоем инея. За всё время Гюзель сделала только три законченных работы: мой портрет, автопортрет и двойной портрет, где она писала себя обнажённой, что было настоящим подвигом, потому что холод в доме стоял адский». (А. Амальрик. «Нежеланное путешествие в Сибирь».)
Андрей Амальрик после возвращения из первой ссылки в Москву активно включился в правозащитное движение, писал книгу «Нежеланное путешествие в Сибирь», статьи и письма, издаваемые на Западе и публикуемые самиздатом, давал интервью на кинокамеру для телевидения CBS и для радио «Свобода». Известность ему принесла публикация в Нидерландах и самиздате книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?»8 Он потерял свою работу внештатного сотрудника Агентства печати «Новости», которую получил после освобождения.
Гюзель делилась с Андреем воспоминаниями о своём детстве и жизни до замужества. И это он посоветовал ей написать свои воспоминания, которые она позже представила в Париже. И, как любое публичное мероприятие Гюзель - будь то конференция вокруг её книги, будь то художественная выставка,- оно сопровождалось А. Амальриком, его выступлением, интервью или другим участием. Они всегда были вместе.
Она участвовала в протестных акциях. В 1968 году вместе с супругом они изготовили плакат с надписями на русском и чешском, предназначенный для группы людей, направлявшихся в посольство ЧССР для передачи заявления и открытого письма Анатолия Марченко против ввода советских войск в Чехословакию.
В это же время в Нигерии началась война за независимость, развёрнутая самопровозглашённой республикой Биафрой. «…право малого народа на самоопределение казалось мне выше любых геополитических соображений», и его нужно и можно защищать, как считал Андрей Амальрик, не только демонстрацией с участием большого числа людей, но и вдвоём. Так в день приезда нигерийской делегации в Москву вдвоём с Гюзель они устроили демонстрацию в знак протеста против помощи Великобритании правительству Нигерии в гражданской войне против Биафры перед британским посольством, расположенным напротив Кремля.
В их комнате коммунальной квартиры у Старого Арбата хранились материалы самиздата, которые приносил Павел Литвинов. Там же произошла передача статьи Андрея Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе» Карелу Ван Хет Реве.
Гюзель, постоянно находившаяся дома, принимала приходивших правозащитников, диссидентов, иностранных журналистов, художников и продолжала заниматься живописью. «Сначала у нас было только два стула. К спинке одного я прибил планку с надетой на неё консервной банкой: получился мольберт, на котором Гюзель написала несколько красивых портретов. К сожалению, она могла работать только в солнечную погоду: комната выходила в полутёмный колодец арбатского двора с мужским туалетом внизу.» Иногда ей заказывали портреты, в основном иностранцы.
«Гюзель работала очень энергично, стуча сапожной щёткой по холсту, так что трясся стул, и вырабатывая своеобразный стиль - отчасти она следовала своему учителю Василию Ситникову, отчасти Владимиру Вейсбергу, но по рисунку и по чувственному восприятию натуры ближе всего была к Модильяни и Ван Донгену, картины которых в то время знали только по репродукциям. Это было так далеко от соцреализма…» (А. Амальрик. «Записки диссидента»).
Увлечение Андрея Амальрика живописью, коллекционирование и помощь в продаже картин художников, вытолкнутых из официального пространства в мир неофициального искусства, называемого нонконформизмом, андеграундом, модернистским искусством - по признанию самого Амальрика - повлияли на формирование его личности, на дальнейшую жизнь. Среди них он выделял Оскара Рабина, Владимира Вейсберга, Анатолия Зверева. «…Общение с этими тремя художниками мне дало очень многое. И с другими тоже, но всех трудно перечислить» (интервью искусствоведу Игорю Голомштоку. Радио Свобода. Запись 1976 года).
Этот факт не мог не отозваться в творческих поисках и картинах Гюзель. Среди современных отечественных художников, оказавших на неё влияние, сама Гюзель Амальрик называла Владимира Вейсберга и Анатолия Зверева. И, конечно, Василия Ситникова, которого считала ключевой фигурой в своей жизни и творчестве.
В некоторых работах Гюзель узнаваемо вейсбергское стремление к передаче внутреннего света и цвета, пробивающегося сквозь белое. Это стремление к по‑вейсбергски понимаемой гармонии. «Цвет существует, но он меня стесняет. Лучше, когда на меня имеют права чувства, сознание, понимание истины, я не боюсь освобождаться от цвета»; «Гармония - некий однородный свет, ощущаемый постепенно сквозь конструкцию. Это свет за пределами наших чувств» (Владимир Вейсберг). Это «невидимая живопись», некая трансцендентальная белизна, к которой стремилась и Гюзель Амальрик в отдельных своих работах. В то же время это стремление напоминает об уроках Ситникова, данных им в том числе и уже взрослому, тридцатилетнему, живописцу Владимиру Вейсбергу.
В отличие от вейсбергской строгости, Анатолию Звереву была присуща спонтанность пишущего без правил, без размышлений, с потрясающей интуицией и быстротой. Зверев бывал в доме у Гюзель и Андрея Амальрика. «В период моего увлечения Зверевым я никогда не мог смотреть без волнения, как он работает: я присутствовал при чуде»,- вспоминал Андрей Амальрик. Зверев поражал Гюзель своими способностями.
По её признанию, наиболее сильное влияние на её художественное творчество оказали Амедео Клементе Модильяни и Кес ван Донген.
{gallery}amalrik{/gallery}
В картинах Гюзель Амальрик присутствует экспрессионисткая манера изображения: проживание, превалирующее над беспристрастным воспроизведением реальности; эмоциональная напряжённость, передающаяся зрителю как некая тревожность, подавленность, угнетённость, боль. Утрированность, смещения и удлинения в выразительных средствах намекают на Модильяни. В портретных работах и ню напоминают о себе красочные фантастичные женщины Кеса ван Донгена.
Гюзель очень ценила изобразительное мастерство китайских художников Империи Сун, фрески династии Вэй в пустыне Гоби и считала, что у китайских творцов многому можно научиться, например, тонкости цвета и письма. Природа, литература, в которую она вдруг погрузилась со страстью, вдохновляли её. Некоторые из акварелей Гюзель появились благодаря роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
После первой ссылки и до ареста в мае 1970 года Андрея Амальрика неоднократно задерживали, а комнату, где они проживали с Гюзель, обыскивали. После ареста по обвинению в «распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй», его этапировали в Свердловск. Гюзель выехала вслед и выступила свидетельницей защиты во время суда. Андрей Амальрик был приговорён к трём годам заключения, местом отбывания наказания назначили лагерь. Срок он отбывал в Новосибирской и Магаданской областях. По окончании этого срока прокуратура вновь возбудила против него дело, и Амальрик вновь был осуждён на три года лагеря. После этого приговора он объявил голодовку. Приговор был смягчён: лагерь заменен на ссылку в Магадан. Гюзель опять разделила его ссылку, на этот раз в Магадане.
В мае 1975 года они вернулись в Москву. И уже через год, в июле 1976‑го, эмигрировали на Запад под давлением новых преследований. «…Мы хотели спокойно работать над книгами и картинами, хотели увидеть мир…» («Записки диссидента»). Они были приняты Нидерландами. Местом работы Андрея Амальрика стал Университет города Утрехт. Гюзель получила возможность выставлять картины в европейских галереях.
Впереди были четыре года совместной жизни, которые они провели в разных странах Европы. Андрею Амальрику удалось в это время съездить в США и поработать несколько месяцев в библиотеке и архивах Гуверовского института войны, революции и мира над окутанной тайнами личностью Григория Распутина. Он продолжил свою работу литератора и публициста, правозащитника. Публиковался в журналах «Континент», «Ковчег», «Синтаксис» (Париж). Продолжил работу над книгой «Записки диссидента».
Встречаются свидетельства о том, что Гюзель и Андрей Амальрик виделись с Владимиром Набоковым и его супругой в Монтре в мае 1977 года, когда Гюзель подарила ему свои «Воспоминания о детстве» с просьбой высказать мнение об этой книге. К сожалению, вскоре после этой встречи Набоков ушёл в мир иной. Похоже, Амальрики были последними из соотечественников, с которыми он встречался.
Гюзель потеряла мужа в 1980 году. Андрей Амальрик погиб по дороге на мадридскую встречу представителей тридцати пяти государств, подписавших Хельсинкский акт. Он вёл машину, в которой находились сама Гюзель и два его соратника по диссидентскому движению, Владимир Борисов и Виктор Файнберг. Трое его спутников не пострадали.
Андрея Амальрика похоронили во Франции на кладбище Сент‑Женевьев де Буа.
Гюзель пережила супруга на тридцать четыре года. Целью своего художественного творчества она видела творение предметов в их физическом и метафизическом окружении, в их Высшей Логике. И в поиске, восхваляя, она обращалась к Великому Творцу. Её работы отличает острота внутреннего переживания. Следуя урокам Ситникова, она стремилась творить из себя, черпая вдохновение из разных источников: природа, литература, религия. И, конечно, из жизни с Андреем Амальриком. Её экспрессивным работам присуща индивидуальность. Они запечатлели высокое эмоциональное и духовное напряжение женщины‑творца, прошедшей непростой жизненный и творческий путь.
После смерти Андрея Амальрика продолжали выходить его книги. На вечере памяти Амальрика через год после его смерти в Малом зале Центра Жоржа Помпиду была представлена вышедшая к тому моменту в издательстве «Seuil» книга «Дневник провокатора». «Человеком высокого напряжения» назвал Андрея Амальрика возглавлявший издательство Ж.‑М. Доменак, французский интеллектуал‑католик, писатель («Русская мысль», 1981). Его «жестокий критический ум» отметил Андрей Синявский, издатель русскоязычного парижского журнала «Синтаксис».
Андрей Амальрик был независимым и непримиримым борцом. «Я всегда старался не делать того, что я осудил бы в душе. Я не только не вступил в партию, как вы [Анатолий Кузнецов], но даже в комсомол и в пионеры, хотя меня, маленького мальчика, настойчиво побуждали сделать это. Я предпочёл быть исключённым из университета и расстаться с надеждой стать историком, но не исправлять ничего в работе, которую я сам считал правильной. Я предпочёл вообще не носить свои стихи и пьесы в советские издательства, чем уродовать их в надежде, что меня напечатают» («Открытое письмо Андрея Амальрика Анатолию Кузнецову», ноябрь 1969 года).
Гюзель Амальрик оставалась верна мужу и его делу. В 1992 году она сопроводила Вводным словом вышедшую уже после смерти Андрея Амальрика книгу «Распутин. Документальная повесть». В нём она, в частности, обращается к «серьёзным читателям», считая, что «в России их много». Она желает России выйти «наконец из мрачного тупика к свету, как возрождённый из пепла феникс».
Гюзель Амальрик скончалась в 2014 году в небольшом припарижском городе Антони. Непримиримости супруга отвечала непримиримость Гюзель. Она не желала возвращения своих картин в Россию.
Судьба распорядилась так, что хранение работ Гюзель Макудиновой‑Амальрик доверено одной из ассоциаций татарских соотечественников, проживающих в Европе. Это ассоциации «Татары в Бельгии». Понимая, насколько важно сберечь наследие татарского автора, связанного со вторым русским авангардом в изобразительном искусстве, руководители ассоциации Регина и Лилия Валеевы взяли на себя этот непростой и ответственный труд. Ассоциация «Диалогические перспективы» - французский партнёр бельгийских коллег - включилась в разработку и реализацию проекта по представлению широкой публике своеобычного жизненного пути и творческого наследия Гюзель Амальрик. Эта совместная работа французских и бельгийских соотечественников по Казани и Татарстану и, экзистенциально значимее, по духу - ещё один важный вклад в сохранение и пополнение сокровищницы татарского наследия за рубежом. Первым мероприятием этого проекта стала художественная выставка работ художника Гюзель Макудиновой‑Амальрик в Российском центре науки и культуры в Брюсселе 21 января 2017 года с участием учёных, преподавателей, научных работников, художников, любителей живописи, друзей Гюзель и Андрея Амальриков.
Бухараева Луиза Мансуровна - уроженка Казани. Кандидат философских наук. Директор Международной сети по научным исследованиям «Устойчивое развитие городов: горожанин и природа», создатель и президент ассоциации «Диалогические перспективы», Париж (с 1998).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 The Alexander Herzen Foundation (Фонд имени Александра Герцена) основан в Амстердаме в 1969 году. Президент фонда - нидерландский историк Ян Виллем Беемер. Соучредители: Карел ван хет Реве, профессор‑славист и корреспондент нидерландской газеты Het Parool в Москве в 1960‑х годах (выслан из СССР в 1968 году), и Питер Реддавэй, британско‑американский политолог. Своей задачей Фонд ставил публикацию работ советских авторов, которые не могли быть опубликованы в СССР в силу того, что не отвечали политическим и идеологическим требованиям власти. Одной из первых изданных Фондом книг стала книга Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1969).
2 «Континент» - русское ежеквартальное издание, публиковавшее прозу, поэзию, литературную критику, публицистику. Среди авторов: Абдурахман Авторханов, Михаил Агурский, Александр Зиновьев, Роберт Конквест, Борис Парамонов, Григорий Померанц, Андрей Сахаров, Александр Солженицын. Журнал издавался в Париже с 1974 года писателем Владимиром Максимовым, личность которого вызывала неоднозначное отношение в среде диссидентов (Павел Литвинов. «Я с гордостью назову себя либералом») и с которым Андрей Амальрик, в частности, был в непростых отношениях. В СССР журнал был запрещён и находился в спецхранах нескольких библиотек, доступных очень ограниченному числу читателей.
3 Василий Ситников (1915, село Ново‑Ракитино Лебедянского района Липецкой области - 1987, Нью‑Йорк). Художник, «Леонардо да Винчи своего времени» (Анатолий Брусиловский).Шестилетним ребёнком с родителями переехал в Москву. В десять лет написал свою первую картину «Луна сквозь облака» подаренными отцом масляными красками. Учащийся Московского судомеханического техникума с 1933 года: отсюда его известное увлечение изготовлением судовых моделей. Учащийся рабочего факультета при Московском институте востоковедения (1935). Неудачная попытка сдать экзамены в Высшие художественно‑технические мастерские (1935). Необходимость зарабатывать на жизнь, а также поиск самого себя, своего жизненного призвания приводили к самым разным занятиям: откатчик вагонеток на строительстве метрополитена; художник‑мультипликатор на «Мосфильме» у кинорежиссёра и художника А. Л. Птушко (1937); съёмки в киномассовках. Работа в Московском государственном художественном институте им. В. И. Сурикова в качестве лаборанта, демонстрирующего диапозитивы студентам на лекциях - отсюда его ставшее известным в художественных кругах прозвище Васька‑фонарщик - стала одним из важнейших этапов в его художественном развитии.
В 1941 году по доносу о сборе и хранении вражеских листовок арестован. Признан душевнобольным и направлен на принудительное лечение в Казанскую психиатрическую больницу специализированного типа с интенсивным наблюдением, точнее - в психбольницу‑тюрьму. Жуткое содержание и истощение заставили перевести его в обычную больницу.
Возвратился в Москву в 1944 году. Участник художественных неофициальных выставок 1950‑х годов. Создал свою «академию художеств» (с 1951). В 1956 году его работы приобрёл нью‑йоркский Музей современного искусства. Участник выставок в США, Швейцарии, Италии, Франции, Бельгии с 1960‑х годов. Преследования и угроза вновь оказаться в психиатрической лечебнице привели к решению об эмиграции в 1975 году, сначала в Австрию, затем в США. Сегодня его картины находятся в собраниях американского Музея современного искусства (Нью‑Йорк), в частных австрийских, американских, английских коллекциях.
4 Особое отношение к орфографии русского языка было характерно для Василия Ситникова, писавшего по фонетическому принципу: как слышится, так и пишется. В этом можно убедиться, обратившись к оставленному им богатейшему наследию записей - дневников, писем, записок.
5 Книги отца, написанные в соавторстве с другим известным историком, были научно‑популярной классикой: Амальрик А. С., Монгайт А. Л. В поисках исчезнувших цивилизаций.- Москва: Издательство Академии наук, 1959; Амальрик А. С., Монгайт А. Л. Что такое археология.- Москва: Учпедгиз, 1957.
6 «Движение» для краткости, или «Демократическое движение»,- название, используемое для обозначения всех групп инакомыслящих, объединённых сопротивлением существовавшему политическому режиму.
7 Павел Михайлович Литвинов - диссидент, составитель сборников самиздата «Правосудие или расправа» (1967), «Процесс четырёх» (1968). В соавторстве с Л. И. Богораз впервые открыто обратился к Западу от имени советских диссидентов («Обращение к мировой общественности», 1968). Первый составитель книг о диссидентстве и политических процессах в СССР. В 1974 году эмигрировал в США.
8 История написания книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» такова. Андрей Амальрик поделился идеей написания этой книги с американским корреспондентом Анатолием Шубом. Тот сразу же опубликовал в «Интернэшнл Хералд Трибьюн» свою статью под названием «Доживёт ли Советский Союз до 1980 года?», в которой рассказал о том, что его «русский друг» задумал написать книгу под таким названием. По воспоминаниям самого Андрея Амальрика, ему «не оставалось ничего другого, как сесть и писать». Каждый по‑настоящему пишущий и ответственный за свои слова поймёт это внутреннее состояние обязанности положить на бумагу заявленную вслух идею. Обсуждая её с Виталием Рубиным, он получил совет указать не 1980‑й год, а оруэллский 1984‑й. Сам Андрей Амальрик свидетельствовал о том, что роман Оруэлла (1949) в то время не был ему знаком. После перипетий, связанных с написанием и сохранением рукописи, одна её копия была передана Андреем Амальриком московскому корреспонденту газеты «Нью‑Йорк таймс» Генри Камму, вторая - Карелу ван хет Реве, в то время корреспонденту нидерландской газеты Het Parool, профессору Лейденского университета. Он и сделал всю необходимую работу, чтобы эта книга увидела свет.
Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа
Нет комментариев