Дворяне Алябьевы. Шестой век с Россией

Журнал "Казань", № 7, 2014

Катастрофа 1917 года не просто уничтожила дворянство России, она на десятилетия сделала память о прежнем родовом достоинстве наказуемой, смертельно опасной. Чтобы выжить, стало проще уничтожить семейные архивы, скрыть своё прошлое от власти, окружающих и, что самое обидное - от детей и их потомства. Советский народ наполовину разом стал безродным, незнающим и непомнящим. Но гены, их не спрятать, даже скрещивая с угодными власти. Они всё равно прорывались и будут прорываться в фенотипе,- в свойствах интеллекта, интонациях стройной речи, прямой спине, спокойном, не бегающем взгляде, в умении смолоду во всём отметать мишуру и, главное, в святом понимании долга службы Отечеству,- российские дворяне не были бездельниками, честью и жизнью служили своей стране и гордились этим.

Недавнее формирование в нашей стране новых элит возвратило интерес к элитам былой России. СМИ обрушили на потребителей вал информации о тех, кто страну сотни лет создавал, собирал по крохам, защищал, просвещал, прославлял. Многие с удивлением узнали, что и до 1917 года в России были настоящие крупные руководители, политики, промышленники, бизнесмены, банкиры, учёные… А кто‑то, наконец, достал из‑под завалов в книжных шкафах заветные фотографии, из папок с бумажным хламом извлёк обветшавшие документы с ятями и гербовыми печатями с орлами и, наконец‑то свободно, рассказал детям о предках…

Александр Юрьевич Алябьев - кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Казанского института органической физики и химии Федерального агентства научных организаций. Он изучает адаптационные возможности и энергетику растительного организма при стрессе методами мирокалориметрии. Это чрезвычайно важно в сельском хозяйстве при выборе новых сортов, разработке удобрений, методов поддержки роста и плодоношения растений. Из более ста научных публикаций Александра Юрьевича последняя - коллективная монография о мелафене, новейшем экологичном регуляторе роста, урожайности, иммунитета растений, синтезированом в Институте органической физики и химии в Казани. Алябьев одним из первых биологов пятнадцать лет назад начал фундаментальные исследования мелафена. Сегодня он активно входит в практику сельского хозяйства России.

Наряду с этой важной и захватывающе интересной работой Александр Юрьевич - вице‑предводитель общественной организации «Татарстанское Дворянское Собрание». Одним из первых он начал по крохам восстанавливать утраченную память о дворянстве Казанской губернии, и это не случайно: род дворян Алябьевых на Руси древний, по документам ему более пятисот лет. Алябьевы - воеводы, дьяки, царские гонцы, дипломаты, военачальники, губернаторы, предводители дворянства, земские деятели служили Отечеству, на покое строили храмы и писали книги. Композитор Александр Алябьев дружил с родственником Алябьевых автором «Горя от ума», входил в круг Александра Сергеевича Пушкина. Поэт Василий Иванович Майков тоже из алябьевской родни.

За работу в Дворянском Собрании Казани Александр Юрьевич Алябьев награжден почётным знаком - крестом «За увековечение памяти Отечественной войны 1812 года», медалями «В память 400‑летия Дома Романовых 1613 - 2013 годов» и «Юбилей Всенародного Подвига. 1613 - 2013». А орден Святой Анны III степени был получен из рук Великой Княгини Марии Владимировны Романовой - главы Российского Императорского Дома.

С гостем журнала Александром Алябьевым беседует Марина Подольская.

- Моя мама, Зоя Николаевна Алябьева, родилась в Умани Черкасской области. Когда в 1953 году там появился на свет я, моих дедушки и бабушки Алябьевых давно уже не было. Я с детства знал, что дед, Николай Борисович Алябьев, в Гражданскую был красным командиром. В тридцатые годы он вышел в отставку и до конца жизни работал в Умани адвокатом, юрисконсультом. От первого брака у него был сын Георгий, от второго, с моей бабушкой Марией Поликарповной Загуляевой, моя мама. Бабушка умерла рано, и дед больше не женился. Он скончался в 1942 году во время немецкой оккупации от голода и болезней - открылась старая военная рана. Мама после пединститута всю жизнь преподавала в школах физику и математику.

- Всё совершенно наоборот! В школах после Великой Отечественной войны Гражданская с её героями была почти забыта. Дома у нас об этом вообще не говорили. А гордились дедом потому, что он был прекрасно образован и воспитан, числился хорошим юристом и военспецом.

О родословной семьи я до пятнадцати лет оставался в неведении, хотя был пытливым и активным. Мама время от времени знакомила меня с остатками семейных фотографий и документов, кое‑что рассказывала. Тогда это меня заинтересовало. И только.

- Да! Я после сельхозинститута преподавал в профтехучилище, был там освобождённым секретарём комсомольской организации, потом инструктором‑методистом областной организации общества «Знание». Готовился к аспирантуре в Харькове, но случилось иначе: в Москве встретил девушку из Казани, влюбился, женился и перебрался в её город, стал казанцем. Перевёз к себе маму, и - грянул Чернобыль. Это была судьба.

- Понемножку что‑то собирал с юности. Но настоящая работа по восстановлению родовой истории началась на моём пятом десятке! Мама стала ходить в казанский музей Боратынского на заседания Казанского Дворянского Собрания, решила получить статус Действительного члена Российского Дворянского Собрания. Для этого нужны подтверждающие происхождение документы, и мама попросила меня кое‑что из семейных преданий уточнить. Ко­гда получил первые документы из Владимирского архива, для нас с мамой это было как взрыв! И понеслось. Работа в архивах, музеях, библиотеках Владимира, Вологды, Москвы, Полоцка, Ульяновска, встречи с истоками, а следом - и найденной роднёй.

- Да! Это научная работа. Нередко открывались подробности, о которых мы в семье не знали. Но в публикациях встречалась и масса ошибок. Приходилось уточнять. До сих пор многое в истории рода Алябьевых неясно. Счастье, что в последние годы в Интернет выкладываются малодоступные раньше древние архивные документы, там публикуют свои изыскания историки,- благодаря этому белых пятен в нашей родословной всё меньше.

- Дед родился в 1889 году в Братилово - старинном владимирском родовом имении нижегородского воеводы Андрея Семёновича Алябьева. Название такое прижилось исстари, потому что имение по наследству всегда переходило к брать­ям или племянникам, детям братьев. Крестили деда в родовой алябьевской Троицкой церкви - сейчас это село Арбузово близ Владимира. Крестным отцом деда был Его Императорское Высочество, генерал свиты Императора князь Романовский, герцог Лейхтенбергский Николай Максимилианович - старший и любимый внук императора Николая I и правнук императрицы Франции, жены Наполеона Жозефины Богарне.

Мои предки Василий Фёдорович Алябь­ев и его отец Фёдор Иванович жили в Вологде. В 1832 году Василий Фёдорович переехал в Москву, купил дом, «что в Зубово на волу в приходе «Знамение», и был переписан во Владимирское дворянство. Его старшая дочь красавица Александра Васильевна вышла замуж за лейтенанта Ольвиоопольского полка Алексея Киреева. Четвёртый сын, Иван Васильевич Алябьев, служил в Санкт‑Петербурге. Там он познакомился с Натальей Павловной Хвощинской, и семьи породнились. У их сына Бориса Ивановича Алябьева в древнем родовом поместье Братилове родился сын Николай Алябьев, мой дед.

- Дед в тихой Умани как‑то уцелел. В 1908 году он стал выпускником Первой Московской гимназии, потом, не успев доучиться на юрфаке Императорского Московского университета, сдал экстерном за последний курс экзамены и вольноопределяющимся добровольцем ушёл в армию: началась война 1914 года. Окончил Константиновское артиллерийское юнкерское училище в Санкт‑Петербурге, оттуда - на фронт командиром взвода лёгкой артиллерии. В Гражданскую дед воевал на стороне красных,- был ли это его осознанный выбор, не уверен.

- Первые сведения об Александре Олябьеве - Олябе - датируются 1480 годом. В Родословном российском словаре М. Г. Спиридова и М. М. Щербатова пишется, что «непонятно откуда пришёл сей род», но уже упоминаются представители его третьего и четвёртого колен. Согласно Российскому гербовнику, Алябьевы пришли в Россию из Польши, были царскими воеводами и дьяками. Известны сыновья Олябы Афанасий, Федос (Фёдор или Федосей). Внук Олябы Венедикт Афанасьевич по прозвищу Голова служил опричником у Ивана Грозного. Земли Олябьевские были в Муроме, а часть Олябьевых была писана в писцовых книгах по Боровску под Москвой, где и жили Венедикт, дворовые сыновья его и Большой дьяк Семён.

По версии авторов книги Ф. В. и Б. И. Алябьевых «Андрей Семёнович Алябьев» 1913 года, Алябьевы пришли из Литвы.

Казанский учёный А. Х. Халиков считал, что Алябьевы произошли от татарского Али‑Бея. Но эта версия документально не подтверждена, к тому же Алябьевы в те времена были Олябьевыми. В книге академика Веселовского «Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии» сказано о Михаиле Олябее Емельянове с датой 1500 год. По версии Веселовского, Олябьевы происходят от Олябея. Позже они стали Алябьевыми.

- Да. Большой дьяк Семён Алябьев служил у Ивана Грозного с 1535 года. Царь отправлял его послом в Астрахань, к ногайцам, гонцом в Крым. В 1568 году дьяк Семён сопровождал царя в Тушино. А в сентябре того же года он числится в синодальных списках Ивана Грозного - это перечень казнённых царём опричников. С Семёном было связано дело о заговоре в земщине.

- Двоих сыновей - Дмитрия и Андрея. От Дмитрия пошла Вологодско‑Владимирская ветвь фамилии. Сыновья Андрея Григорий и Фёдор служили при дворе в приказах, были воеводами.

Предположительно в первой четверти XVII века предком сенатора, президента Берг‑коллегии, губернатора Тобольска Александра Васильевича Алябьева, отца композитора, был Василий Яковлевич Алябьев из Ярославско‑Вауловской ветви рода.

- Дмитрий Семёнович Алябьев в 1587 году был приказным воеводой в Дрогобуше, потом долго - дьяком в Нижнем Новгороде.

В «Московском летописце» есть об этом: «И в том году посланы бояря и воеводы по городам: В Великий Новгород боярин и воеводы князь Василей Ивановичь Шуйской да диаки Дмитрей Олябьев, Фторой Поздеев». Дмитрий Алябьев служил у Василия Шуйского и, видимо, был его доверенным человеком. Не случайно в Смутное время его младшего сына Андрея царь Шуйский поставил вторым воеводой в Нижнем Новгороде. Пётр Дмитриевич Алябьев, как и отец, был воеводой, во Владимире. Сыновья Андрея тоже служили государю. Фёдор Андреевич Алябьев в 1623 году на приёме кызылбашских послов присутствует в чине стряпчего с платьем. Позже он воевода в Галиче, Ельце, Уфе, ездил послом к ногайским татарам. С сыном Кузьмы Минина Нефёдом нёс царицын фонарь на обеих свадьбах царя Михаила Фёдоровича. Григорий Андреевич Алябьев воеводил в Уфе, Рыльске, Волхове, Путивле, Вязьме, был послом в Польше, Нидерландах, в Брянске участвовал в установлении границы России с Польшей.

- Да, на слуху у всех Минин и Пожарский. А было немало и других героев той эпопеи. О роли Андрея Семёновича Алябьева в борьбе с «тушинским вором», в организации Второго ополчения и в результате - победы над поляками в Москве впервые было детально написано в книге его потомков Алябьевых,- этот труд был издан во Владимире в 1913 году. Возможно, провинциальное издание затерялось в массе других книг, и поэтому имя второго нижегородского воеводы почти не звучало в истории Смутного времени. Теперь же об этом много говорят.

- Андрей Семёнович Алябьев держал связь Гермогена, Нижнего Новгорода и Казани через Ляпунова.

- Нижний Новгород, оказавшись в блокаде врагов, созвал городовой совет, принимавший непростые решения о борьбе с изменниками России. Воевода Андрей Алябьев командовал ратью. В ноябре 1608 года тушинцы то и дело приходили воевать Нижний Новгород, шли на приступ. Но Алябьев с войском приступы отбил, а 2 декабря ударил по изменникам на дороге к Балахне. Заворовавшая Балахна перешла на сторону законного царя. Следом Андрей Алябьев взял крупные города Арзамас, Муром, Касимов. В присланной в Нижний Новгород грамоте царь Василий Шуйский писал: «А ты, Ондрей, з головами, и з дворяны, и з детми боярскими, и со всякими ратными людми ходил на воров многижда… И многие городы и волости от воровские смуты к нам обратилися, и к кресному целованью привел. И нам то все ведома подлинно. И мы, слыша о том, обрадовалися и всемилостивому Богу и Пречистые Богородицы и великим чюдотворцом со слезами хвалу воздали».

В освобождении Москвы Андрей Семёнович не участвовал, был уже стар.

- Да! В этом Алябьевым повезло. Братилово,- владимирское имение нижегородского воеводы Андрея Семёновича Алябьева,- оставалось нашим до 1917 года. Там родились и крещены в фамильном храме многие мои предки, мой дед. В семье Василия Фёдоровича Алябьева и его супруги Екатерины Ивановны Селифонтовой появились на свет шестеро детей. Отец Василия Фёдоровича Фёдор Иванович Алябьев рядом с Братилово в селе Арбузово в 1805 году на месте старой деревянной церкви заложил большой каменный храм Святой Живоначальной Троицы,- благо, в селе производили свой кирпич. Стройка шла долго.

- Храм был освящён в 1829 году, богато украшен. В Арбузово в то время было несколько усадеб. А первоначально эти земли принадлежали великой княгине Евдокии, жене великого князя Дмитрия Донского. Потом ими владели Алябьевы, Голицыны, Апраксины, Тютчевы… В начале девятнадцатого века это был огромный сельский приход - двести шестьдесят дворов.

Последний хозяин Братилова, внук Василия Фёдоровича Борис Иванович Алябьев, мой прадед, был женат на Марии Владимировне Акинфовой. Она по смерти мужа сама управляла имением.

- Конечно! Земли отняли, оставили дом и небольшой участок под огород. В 1925 году собрание крестьян села Братилово и это захотело забрать. Вскоре Марию Владимировну и её дочку, сестру моего деда Марию Борисовну, выселили в деревню Собинки в домик, где раньше жила прислуга. И теперь ещё здравствует одна бабушка в Арбузово, помнящая, как старая помещица в шляпке с вуалью каждый день ходила в свой храм. Мария Борисовна вышла замуж за рабочего фабрики в Собинке, он стал там местным начальником. Полагают, что именно он предотвратил снос Троицкого храма,- удивительно сохранны в нём и интерьеры, и даже часть церковной утвари. Моя прабабушка и её дочь упокоены на его погосте. Мария Борисовна дожила до 1964 года. Домик в Собинке был полон алябьевских документов, портретов, фотографий и семейных реликвий, она всё это хранила. Многое сейчас в музеях, архивах, книги после её смерти ушли букинистам.

- Конечно! Каждый год на престольный праздник храма Троицу. Храм стоит, как всегда на Руси, на красивом месте, около речушки. До революции его колокола были слышны за десятки километров. Но и сейчас здесь собирается много прихожан.

- Троицкий храм, как и все, в тридцатые годы громили, причт убивали. Но, как видите, выстоял храм. Правда, колоколов прежних уже не вернуть - старые колокольных дел мастера хранили свои секреты.

- В Тобольске в начале девятнадцатого века служил губернатором Александр Васильевич Алябьев, много сделал для развития этого края. В городе это хорошо помнят. Там же отбывал ссылку и композитор Александр Алябьев. Мой предок Иван Осипович Селифонтов тоже долго управлял Тобольской губернией. Конечно, все ездили мимо Казани и бывали приняты казанскими губернаторами.

- В 1812 году в дни, ко­гда Наполеон подошёл к Москве, Сенат эвакуировали в Казань. Поэтому московский сенатор Александр Васильевич Алябьев недолго жил и работал в Казани. У меня сохранилась его переписка с Фёдором Васильевичем Алябьевым, рассказ его о том, как спешно уезжали из Москвы, захватив важные документы. Остальное бросили.

- В определённом смысле - да! Державины, Нарбековы и Акинфовы - потомки чувашского мурзы Вагрима, пришедшего в Россию к царю Василию II и крещёного им с именем Илья. По этой линии мы чуваши.

- У писателя Евгения Ивановича Осетрова в романе «Державин» приведены документы, по которым всё сходится именно так. Российские князья Нарбековы по одной из линий ведут свой род от Дмитрия Ивановича Чюваша из рода Вагрима, пришедшего из Золотой Орды в Москву к великому князю Василию Тёмному. Тот за верную службу наградил Вагрима вотчинами в Нижегородской и Владимирской землях. От Вагримова села Поречье недалеко храм Покрова на Нерли - строительство его связано с именем болгаро‑чувашской принцессы Болгарби, жены великого князя Владимиро‑Суздальского Андрея Боголюбского.

- Сын Вагрима Дмитрий Чуваш в бою при взятии Казани в 1552 году был ранен - стрелой выбило глаз, оторвало ядром руку, но он продолжал сражаться. Сыновья Дмитрия Чуваша от своих имён начали новые российские княжеские роды - Нарбековы, Державины, Акинфовы. Акинфовы - мои прямые предки.

Фёдор Петрович Акинфов в 1607 году был назначен русским послом в Персии, но на пути туда его убили казаки. Его сыновья Архип и Иван стали воеводами. Братья почти сто лет владели пустошью Олтуфьево - теперь это Алтуфьево и территория Москвы.

Сын Ивана думный дворянин Никита Иванович, окольничий при царевне Софье, прославился постройкой в 1678 году в акинфовской вотчине в селе Комягино пятиглавого храма с шатровой колокольней во имя Сергия Радонежского. Сегодня храм считается «одним из лучших образцов древнерусского зодчества второй половины XVII века».

- Отреставрирован, действует. Второй каменный храм Никита Иванович построил в Алтуфьево в честь Воздвижения Креста Господня на месте ветхой церкви 1564 года, третий - в селе Второво близь Владимира.

- Никита Иванович с семьёй жил в Белом городе, это место между Москвой‑рекой и Яузой. Церковь Трёх Святителей на Кулишках XV века - часть великокняжеской загородной резиденции - с годами обветшала, и её на свои средства вновь построили богатые прихожане Шуйские, Акинфовы, Глебовы, видимо, ещё кто‑то. Они же и похоронены в церкви, которая сейчас стоит в Малом Трёхсвятительском переулке.

Продолжая семейные традиции, в 1798 году в селе Есиплево близь Владимира Алексей Алексеевич Акинфов построил величественный каменный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Ризу и стихарь для храма украсили золотым шитьём с его парадного мундира. На столетний юбилей храма внук Алексея Алексеевича Владимир Николаевич Акинфов, мой прапрадед, подарил серебряную позолоченную лампаду для иконы святителя Алексия.

- Акинфовы и Алябьевы на свои средства в Московской и Владимирской губерниях с XVII века возвели двадцать больших каменных храмов. Большинство сохранились. По некоторым публикациям, больше в России выстроила только царская семья.

- Вернёмся к неустанному строителю храмов Никите Ивановичу Акинфову. Сосланный в монастырь Петром I за неприятие его реформ, он умер в 1704 году. Алтуфьево перешло его внуку Николаю Петровичу, потом правнуку Юрию Николаевичу. Тот был морским офицером, героем морского сражения русского и турецкого флотов в июне 1770 года у бухты в Эгейском море. В честь этой стратегически важной для России победы Екатерина II возвела в Петербурге Чесменскую церковь, в Екатерининском парке Царского Села - Чесменскую колонну и повелела сохранить имена героев Чесмы на мраморных досках на стенах Георгиевского зала Большого Кремлёвского дворца. Там есть и имя Юрия Акинфова, первого русского офицера, награждённого только что учреждённым Екатериной II в 1769 году орденом Святого Георгия. То­гда это была высшая военная награда Российской империи.

Пётр Николаевич Акинфов был женат на Анне Прозоровской - последней из рода Годуновых. Их сын Владимир женился на Елизавете Фёдоровне Грибоедовой, тётке автора «Горя от ума», а внук Николай Владимирович Акинфов стал супругом Екатерины Авраамовны Хвощинской. Так в нашу ветвь рода Акинфовых вошли чрез женщин две замечательных российских семьи - Грибоедовы и Хвощинские.

В первой половине девятнадцатого века прославились два брата, сыновья гвардейского прапорщика Владимира Алексеевича Акинфова. Фёдор Владимирович - генерал‑майор, тайный советник, сенатор, герой Отечественной войны 1812 года, участник зарубежных кампаний. В лейб‑гвардии гусарском полку воевал с Денисом Давыдовым. Лейб‑гусары в Бородинском сражении участвовали в знаменитом налёте русской кавалерии на левый фланг наполеоновских позиций, ко­гда две дивизии французов были смяты и отброшены. В плен чуть не угодил командир пехотного корпуса, один из любимых генералов Наполеона, сын Жозефины Богарне принц Евгений. Позже, играя судьбами людей, жизнь свела потомков семей Акинфовых и Евгения Богарне.

Есть и ещё интересный факт из этой войны. После Бородинского сражения русская армия и жители решили покинуть Москву. В городе была паника - масса людей с имуществом уходила на восток, а Москве уже приближался передовой французский отряд маршала Мюрата. Важно было задержать его. То­гда командующий русским арьергардом генерал Милорадович вызвал лейб‑гвардии гусарского полка штаб‑ротмистра Фёдора Владимировича Акинфова и приказал ему выехать навстречу французам, вступить в переговоры с Мюратом и любыми средствами задержать его войско. Фёдор Акинфов нашёл Мюрата в ставке около Дорогомиловской заставы и передал ему слова Милорадовича о том, что если французы дадут москвичам уйти, они получат невредимый город. А если помешают отступлению, русские будут биться до последнего солдата, и от Москвы останутся руины. Мюрат задержал свои войска, а Фёдор Акинфов по приказу Милорадовича отправился в ставку Кутузова с донесением о том, что при отступлении из Москвы потерь не было.

После отставки Фёдор Владимирович долго служил в гражданских ведомствах, был сенатором, членом «Комиссии о построении храма Христа Спасителя», одним из его крупнейших жертвователей.

Его младший брат, мой прапрадед Николай Владимирович, камергер Высочайшего двора, тоже закончил войну с французами в Париже, во время неё участвовал в сорока восьми сражениях. Как член Комитета по строительству Первой Градской больницы в Москве пожертвовал на неё огромную сумму в сто тысяч рублей, был попечителем больницы и до смерти содержал «акинфовские палаты». За ним это продолжил мой прадед, его сын.

- Вы задали больной вопрос! Фёдор и Николай Владимировичи Акинфовы жили в родительском доме в Большом Афанасьевском переулке у Арбата. После пожара Москвы 1812 года город отстраивали по стандартным проектам. Этот дом был как раз такой - деревянный с мезонином. И выстроила его в 1817 году прапорщица Елизавета Фёдоровна Акинфова. В 1841 году дом был продан историку Москвы П. В. Хавскому, через тридцать с небольшим лет - знаменитому адвокату Ф. Н. Плевако. С приходом модерна фасад дома украсили скульптурами, и стали его называть «дом с кариатидами». В прессе теперь этот дом неверно фигурирует как «Дом Плевако».

Как и все столичные дворянские семьи, Акинфовы проводили лето в имении, а на зиму перебирались в Москву. У Акинфовых это было любимое село Завалино во Владимирской губернии с усадьбой на берегу пруда. Там Елизавета Фёдоровна в 1815 году построила в классическом стиле величавый, высоко стоящий над округой храм с колокольней во имя Иконы Казанской Божией Матери. С дочерью Акинфовых имение перешло семье Ивана Фёдоровича Крузенштерна, великого русского мореплавателя, на кораблях «Надежда» и «Нева» впервые в истории обогнувшего морями земной шар. Сын адмирала Николай влюбился в наследницу Завалино молоденькую Елизавету Акинфову, вдвое его младше, они поженились, жили в их любимом лесном краю. Бывал тут и адмирал. К счастью, у церкви сохранились надгробья Крузенштернов, а в имении - пруд, остатки парка, хозяйственные постройки,- возведены были крепко! Храм в 1930 году коммунисты разорили, но он остался стоять, видный издалека на своём высоком месте на краю села, и сейчас действует.

Александр Сергеевич Грибоедов с детства часто и подолгу гостил у тётушки в Завалино, рос вместе с её сыновьями, своими двоюродными братьями и закадычными друзьями Фёдором и Николаем Акинфовыми. С 1799 года Александру Сергеевичу в тридцати километрах от Завалино принадлежало сельцо Сушнево с любимой им дворянской усадьбой. Молодёжь Грибоедовых и Акинфовых была всегда рядом, та же компания не расставалась и в Москве.

Война 1812 го­да свела братьев с другим моим родственником - Александр Сергеевич Грибоедов встретился с Aлександром Александровичем Алябьевым, они подружились, все четверо офицерами закончили войну в Париже. После войны жили в Москве, дружили, гусарили. Александр Грибоедов и Александр Алябьев ближе сошлись в 1823 - 1824 годах, проводили вместе время, были на «ты», рассуждали о музыке. Алябьев написал на слова Грибоедова романс «Ах! Только ль нико­гда…». Предшественник Глинки в русском романсе, Александр Алябьев был хорошо знаком с Пушкиным, написал на его слова популярные то­гда романсы «Два ворона», «Зимняя дорога», «Саша, Саша, я страдаю», «Увы, зачем она блистает». В сибирской ссылке композитор создал близкую ему то­гда по состоянию души музыкально‑драматическую сцену «Кавказский пленник» по Пушкину.

- Да! С этим периодом сватовства Пушкина связана ещё одна наша семейная история. Есть и дальние связи нашего родства с Пушкиными, но их нам с вами сейчас придётся распутывать очень долго.

- Александра Васильевна в двадцать лет по любви вышла за гвардейского офицера, гусара Алексея Николаевича Киреева, родила троих детей. Даже пополнев после этого, оставалась одной из первых красавиц Москвы и, как оказалось,- Петербурга. Вот что написал князь Пётр Вяземский своему другу Александру Тургеневу в Париж о появлении в 1836 году в Петербурге Александры Васильевны с мужем: «Ко­гда она в первый раз показалась в собрании, сказывают, поднялась такая возня, что не приведи боже: бегали за нею, толпились, окружали её, смотрели в глаза, лазили на стулья, на окна. Пошли сравнения с Завадовскою, с Пушкиною; только и разговоров, что о ней… Я был у неё. Она, в самом деле, очень хороша, хотя, кажется, несколько и притучнела… Тяжёл, кажется, муж её; не даёт ей слова выговорить и поминутно перебивает разговор с ней».

- Дети Александры Васильевны,- дочь и два сына,- были крестниками Императора Николая I, получили серьёзное образование.

Дочь Ольга Алексеевна Киреева‑Новикова стала писательницей, много печаталась.

Александр Алексеевич Киреев, генерал от кавалерии, после выхода в отставку стал известным писателем, одним из виднейших теоретиков славянофильства.

Традиционное в семье во многих поколениях славянофильство стало причиной трагедии. Александр Алексеевич во время восстания герцеговинских сербов против турок в 1875 году был одним из главных организаторов помощи балканским славянам. Его младший брат Николай, вышедший в отставку офицер, объехал Европу, собирая пожертвования на помощь балканским сербам. Вступив под именем Хаджи‑Гирея в сербскую армию, он тайно от семьи отправился воевать с турками за братьев славян, стал командиром первых добровольческих рот. В 1876 году тридцатипятилетний Николай Киреев пал смертью храбрых. Эта гибель, оплаканная всей Россией, сплотила славян как нико­гда.

- Александра Васильевна скончалась в 1892 году, похоронена в фамильном склепе дворян Новиковых в Иоанно‑Богословской церкви села Новая Александровка (Новиково) Тамбовской губернии. Церковь эта построена внуком Александры Васильевны Александром Ивановичем Новиковым. Здесь были похоронены зять Александры Васильевны Иван Петрович Новиков, Александр Иванович Новиков и генерал Александр Алексеевич Киреев. В начале тридцатых годов церковь разобрали начисто, останки из склепа выбросили. Но люди в селе помнили, сколько добрых дел Новиковы и Киреевы сделали для этого края, их тайно перезахоронили. Старики из деревни указали это место, и недавно там восстановили могилу.

- В 1993 году дом, не выслушав историков и архитекторов, московские власти снесли. Просто снесли. В 2003 году исключили из списка объектов культурного наследия «в связи с полной физической утратой». С тех пор на его месте крошечный скверик с кустами.

- И всё. Хотя нет,- там есть ещё два фонарных столба.

- Осталось! В крошечной книжечке Евгения Ивановича Осетрова «Шкатулка Арины Родионовны», изданной во Владимире в 1954 году. Автор побывал в доме Марии Борисовны Алябьевой в Собинке при её жизни. Вот его рассказ:

«В крайней комнате особняка стояли высокие английские часы. Сделанные во второй половине XVIII века в Лондоне, часы аккуратно показывали время уже свыше двух столетий. Размеренно движется маятник, куранты исполняют четыре мелодии - менуэты и полонезы. Мария Борисовна перевела часы, куранты заиграли, и как‑то сразу всем вспомнились знакомые со школьной скамьи слова

«...То флейта слышится, то будто фортепьяно…», живо представилось первое действие «Горя от ума», в фамусовской гостиной Лиза переводит часы, они бьют и играют, а Фамусов выговаривает служанке: «Сама часы заводишь, на весь квартал симфонию гремишь…».

Это часы из дома Грибоедовых в Москве. Александр Сергеевич обессмертил их в своей комедии. Видимо, часы от Грибоедовых попали в дом Акинфовых, а от них уже - к Алябьевым. Мария Борисовна рассказала Осетрову, что часы хранили в семье как святыню, и лишь раз увезли в Москву на премьеру «Горя от ума» в Малом театре. Там они стояли на сцене, куранты исполняли менуэт и полонез, которые слушал великий автор великой комедии. Сейчас грибоедовские часы в Государственном Владимиро-Суздальском музее‑заповеднике.

- Да, счастливые часов не наблюдают! Вы счастливый, Александр Юрьевич, не наблюдаете ваши семейные часы.

- Как и остальное, что создавала и имела за пять веков в России наша семья.

Мой прапрадед тайный советник Владимир Николаевич Акинфов был Владимирским, потом Симбирским губернатором. Через два года добился, чтобы от Московско‑Казанской железной дороги была проложена ветка к Симбирску. Это была жизнь для губернии! Местный поэт воскликнул:

- Губерния год за годом выходила из стагнации и бедности. Ко­гда Владимир Николаевич был переведён в Петербург, к нему пришла делегация от городской думы и купеческого общества, вручила письмо с просьбой не оставлять свой пост. Сердце Владимира Николевича дрогнуло, и он решил нести сразу две службы,- одну в столице, вторую в Симбирске. Ко­гда же через три года пришлось оставить губернаторство, симбирское общество загрустило…

Владимир Николаевич Акинфов, последний в роду, умер в 1914 году. Его надгробье на кладбище Донского монастыря в Москве самое простое в семейном пантеоне: шла война, и было не до могильных плит. Акинфовы, более пятнадцати персон, были упокоены у стены Покровского монастыря в Москве, но в 1934 году на месте монастырского кладбища коммунисты организовали Таганский парк культуры Ждановского района.

- Владимир Николаевич в девятнадцать лет страстно влюбился в красавицу Надежду Анненкову и женился на ней. Она была годом старше. Владимир Акинфов жил то­гда в Покрове Владимирской губернии, был там одним из самых состоятельных людей. Пара была великолепной красоты.

- Через год после свадьбы у Акинфовых родилась дочь Екатерина, а в 1865 году Мария, моя прабабушка. Владимира Николаевича избрали уездным предводителем дворянства. Внешне всё у него шло удачно - семья, карьера. Но… в 1866 году Надежда Акинфова оставляет детей мужу и свекрови и отправляется в Петербург. Для чего?

- Да! Но Надин была замужем… Законы России тех лет строго блюли брак. Карь­ера при дворе ей не светила. Но пробиваться к впечатлениям и славе как‑то было нужно. Надин по‑семейному встретилась с двоюродным дедом мужа, министром иностранных дел светлейшим князем Александром Михайловичем Горчаковым. Четверть века князь был безупречным созидателем внешней политики России, имел при дворе высочайшую репутацию.

- Это не помешало разгореться роману. Князь представил Надин «племянницей», поселил в квартире на третьем этаже над своей резиденцией в арке Главного штаба. Балы, праздники в квартире канц­лера, где царила красавица, не прекращались. Сыновья князя устраивали отцу разборки, но он закусил удила. В Государственном архиве Российской Федерации в Москве в фонде А. М. Горчакова сохранился большой альбом князя с фотографиями Надин, её дочерей, мужа Владимира Николаевича и его родни Aкинфовых и Хвощинских.

- По воспоминаниям, Надин и Тютчев были в доверительных отношениях. Тютчев один из немногих, кто не прерывал дружбы с нею.

- Тем не менее, двор ожидал женитьбы старого канцлера, и обсуждался возможный развод Надин с Акинфовым.

- Царь всеми силами тормозил дело по разводу. Да и прапрадед мой развода не давал,- его это загоняло в тупик. Девочек воспитывала его мать, а он занимался службой. Но новое обстоятельство дало делу неожиданный ход. Петербург, и князь Горчаков, узнали, что Надин Акинфова вела сразу две игры на одном поле! Казённая квартира Горчакова находилась в Министерстве иностранных дел в здании Главного штаба на Дворцовой площади. Там же были геофизическая лаборатория герцога Максимилиана Лейхтенбергского и Горный департамент Министерства финансов. В нём служил молодой четвёртый герцог Лейхтенбергский граф Николай Богарне - сын старшей дочери русского царя Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского, любимый внук российского императора Николая I и правнук императрицы Франции, жены Наполеона Жозефины Богарне.

- Он.

- Свёл Бог… Они встретились случайно в московской церкви в Путинках. Исследователь жизни российских герцогов Лейхтенбергских Зоя Белякова считает, что эта встреча произошла в 1863 году. Герцог Николай в восторге от встречи нарисовал чудесную акварель этой судьбоносной для него церкви. Акварель хранится у его потомков в Пенсильвании.

- Возможно, что было так. Двойная жизнь длилась до беременности Надин. Тогда герцог Николай объявил о своём намерении жениться на ней. Дом Романовых на это нико­гда бы не пошёл,- Николая прочили в короли Греции, и брак он мог заключить только монарший. Обеспокоенный царь встретил Надин в Летнем саду и взял с неё обещание не следовать в Париж, куда на выставку уехал герцог. Надин дала слово и поехала к мужу хлопотать о разводе. Следом герцог послал железной дорогой два своих придворных экипажа. А царь послал за Надин сыщиков. Их донесения сохранились. И счета с огромными истраченными суммами.

- Выезд из России Надежде был разрешён императором после множества просьб герцога Николая, поскольку предстояли роды, и рождённый в России ребёнок считался бы сыном Акинфова. Царь не мог допустить, чтобы ребёнок с императорскими кровями… Надин покинула страну чрез Финляндию и направилась в Париж, где герцог приготовил для неё чертог влюблённого принца. Но ему выезда не было дано,- он служил и обязан был находиться по месту службы в России. Царь зорко за этим следил.

- Николай сбежал на лодке,- переоделся в морскую форму и пересёк залив у Клайпеды. Это был скандал на всю Европу! Царь от стыда задним числом оформил герцогу зарубежную поездку по государственным делам. Но после рождения сына Николая Надин и её муж не могли вернуться назад без разрешения царя. Герцог писал матери, великой княжне Марии Николаевне, нежные, покаянные, а в конце жизни отчаянные письма и просьбы заступиться перед государем. Оказавшись вне России, герцог лишился самого главного - возможности служить, заниматься, как и его обожаемый и рано умерший отец, важнейшим своим делом - горной наукой, развивать добывающую промышленность России. Но Мария Николаевна прокляла сына,- ни слова доброго за много лет не промолвила в письмах ему и в разговорах с царём. Одна её просьба к царю могла решить дело, и беглецы с двумя сыновьями вернулись бы домой.

- Возможно, что всё было именно так. Она была женщиной с сильным мужским характером, в отца. Герцог Николай и его супруга были прощены вскоре после смерти Марии Николаевны. Но до этого в 1877 году мой прапрадед дал жене желанный развод, запросив в качестве компенсации сто двадцать тысяч рублей на содержание дочерей. Огромная сумма. После этого сыновья Надин и герцога получили официальный статус, сама Надин - титул графини Богарне. Семья жила в небольшом имении Штайн в Баварии, доставшемся Николаю в наследство от умершей тётки. Герцог очень скучал по России. Его, молодого, образованного, талантливого, тяготила бездеятельность. Он умер в Париже в сорок восемь лет мучительной смертью от рака гортани. На русском престоле был уже Александр III. Царь приказал похоронить герцога на родине со всеми монаршими почестями, по завещанию Николая Максимилиановича - в храме Рождества Христова Сергиевской пустыни Петербурга. Там герцог приготовил и место для жены. Царь лично встретил поезд с телом герцога и сопровождал его до места погребения. А через пять месяцев рядом похоронили Надежду Сергеевну, графиню Богарне,- она умерла, якобы, «от отёка мозга».

- В семье Акинфовых история Надежды Сергеевны была трагедией, изменившей всё, и судьбы дочерей. Это читается в сохранившемся дневнике моей прабабушки Марии Владимировны.

- Конечно, имеет! У них было два сына, Николай и Георгий. В 1891 году они вернулись в Россию, поступили на службу. К счастью, сразу после революции благополучно перебрались в Германию и остались живы. Активно участвовали в белом движении. В их замке Сееон часто гостили генералы Врангель и Краснов, русские религиозные философы. Позже замок продали, и семья с тех пор живёт в разных местах на разных континентах.

- Приходилось. В 2011 году я обнаружил первые публикации о российских герцогах Лейхтенбергских историка и писателя Зои Иосифовны Беляковой - ряд книг, масса важных находок по всему свету. Отыскал её, позвонил. Моё появление для неё было большим сюрпризом,- через две недели в Санкт‑Петербург приезжали герцоги Лейхтенбергские! Я поспешил туда и впервые встретился с последним герцогом Лейхтенбергским Николаем Николаевичем, дочкой его сестры Евгении из Германии, праправнуком Надежды Богарне Павлом Граббе из США. Шестого ноября в Румянцевском дворце Санкт‑Петербурга открывали выставку художественных коллекций герцогов Лейхтенбергских. Семье принадлежало несколько дворцов в Петербурге и окрестностях, все были со вкусом и роскошью украшены. В Мариинский дворец герцог Максимилиан привёз свою знаменитую мюнхенскую картинную галерею с шедеврами живописи. Кое‑что сохранилось в музеях. Меня представили семье. Седьмого ноября все мы были на освящении креста на восстановленной могиле Надежды Сергеевны Акинфовой‑Богарне и герцога Николая Лейхтенбергского. Дело в том, что в Сергиевой пустыни в Ленинграде при коммунистах находилась школа милиции. Милиционерам очень мешали великолепные храмы на их территории, пострадавшие в войну при обороне Ленинграда. Восстанавливать их не стали, взорвали в 1962 году. В 1995 году на месте бывшего храма Воскресения Христова провели раскопки, обнаружили склеп и захоронения герцога Николая и его супруги. То­гда же нашли и останки лежавшего неподалеку светлейшего князя Александра Михайловича Горчакова!

- Это кладбище было до революции не менее почётным, чем в Александро‑Нев­ской лавре.

С Зоей Иосифовной Беляковой мы подружились. Я передал ей для работы над книгой «Вернувшиеся из забвения» оставшиеся после Алябьевых в доме в Собинке копии писем герцога Николая Николаевича Лейхтенбергского, его жены графини Граббе и его брата Георгия Николаевича к Марии Владимировне и Борису Ивановичу Алябьевым. Писали по‑русски. Часть переписки хранится во Владимирском областном архиве.

В 2013 году мы с Зоей Иосифовной отправились в Германию и Францию. Под Мюнхеном в городе Эйхштадт нас встречал последний герцог Лейхтенбергский Николай Николаевич. Русского он не знает, общались по‑английски. Два дня обсуждали разные исторические семейные вопросы, рассказывали о живущих членах семьи. Я передал герцогу родословную роспись от двух дочерей Надежды Сергеевны. После этого сын Николая Николаевича Константин обещал выучить русский.

- Тёплое. Хочется в такие минуты что‑то узнать друг от друга. Но новое сказать трудно - всё, что найдено в архивах и сохранилось в семьях, теперь стараются опубликовать. Зое Иосифовне были переданы для публикации письма герцога Николая матери Марии Николаевне Романовой. Они вместе с перепиской Николая I с дочерью достались по наследству матери Елизавете, монахине русского Покровского монастыря в Бюсси‑ан‑От под Парижем. В миру это была правнучка Надежды Сергеевны Богарне и внучка Георгия Николаевича Лейхнбергского Елена Дмитриевна (в прошлом году ушедшая из жизни). Во Вторую мировую войну она служила переводчицей в разведке вооружённых сил Канады, но по какой‑то причине после войны ушла в монастырь. Я звонил ей туда, мы много беседовали по‑русски, а в прошлом году, наконец, и увиделись,- я приехал в Бюсси‑ан‑От. Елена Дмитриевна, старенькая, больная, жила на гемодиализе. Поцеловались, подержались за руки. Она меня благословила.

Конечно, хотелось отдать дань памяти Жозефине Богарне, и мы отправились в местечко Рюэй‑Мальмезон, где в подаренном Наполеоном дворце Мальмезон она провела последние годы жизни. Там в церкви святых Петра и Павла нашли последний приют Жозефина и её дочь Гортензия.

В Баварии, в Сееоне, где стоит замок Лейхтенбергских, прямо между ним и фамильной русской церковью Святого Михаила, есть кафе «Leuchtetnerg». С тридцатых годов там ресторанчик и гостиница. Ко­гда в 1939 году встал вопрос о переезде из Германии,- с фашистами русским оставаться было опасно,- дети уже покойного то­гда герцога Георгия Николаевича уехали, а жена его, княжна Ольга Николаевна Репнина‑Ростовская, осталась у могилы мужа. На втором этаже над ресторанчиком в крошечной угловой комнатке прожила всю войну и с давно уже покоится рядом с герцогом. Постоял там, помолчал.

- Селифонтовы и Хвощинские.

Хвощинские - древний русский рязанский род от Дмитрия Минича Софроновского, бывшего у великого князя Василия Дмитриевича в конце четырна­дцатого - первой четверти пятнадцатого веков «в боярех». Мой прапрадед Иван Васильевич Алябьев женился на фрейлине императрицы Александры Фёдоровны Наталье Павловне Хвощинской, я уже говорил об этом. Их сын Борис - муж Марии, дочки Владимира Николаевича Акинфова и Надежды Акинфовой‑Богарне.

- Много было интересного. Но рассажу о самом близком к нам. У Натальи Павловны Хвощинской было четыре двоюродных сестры. Дочери Дмитрия Хвощинского Надежда, Софья и Прасковья жили с родителями в Рязани очень бедно и почти затворницами, их считали странными. Зато Петербург принимал как талантливых российских писателей. Мать их, образованная полька, выучила дочерей французскому, девушки занимались ещё и переводами. Публиковались они под мужскими псевдонимами. Надежда Дмитриевна начала как поэт, опубликовала сотню стихов, даже в «Сыне отечества» в 1842 году. Некрасов её в рецензиях воспитывал, и Надежда после этого взялась за прозу. В 1850 году под псевдонимом В. Крестовский опубликовала свою первую повесть «Анна Михайловна» в журнале «Отечественные записки».

- Потом появились в «Отечественных записках», «Пантеоне», «Русском Вестнике», «Библиотеке для чтения» десятки романов и повестей, чаще о провинциальной российской жизни. Они имели большой успех. Надежда Дмитриевна была дружна с Михаилом Евграфовичем Салтыковым‑Щедриным,- писатель служил в Рязани несколько лет. Потом стало выходить «Собрание романов и повестей В. Крестовского», пошли неплохие гонорары. Это было счастье - семья давно разорилась и после смерти отца бедствовала. Братья отца генерал‑лейтенант, директор Полоцкого кадетского корпуса, герой вой­ны 1812 года и масон Павел Кесаревич Хвощинский и камергер двора Авраам Петрович Хвощинский, женатый на княгине Софье Михайловне Горчаковой, выкупили долги и дом, помогли детям получить образование.

Роман Надежды Дмитриевны о женской эмансипации «Большая Медведица», вышедший в журнале «Вестник Европы», был многократно переиздан. Она сотрудничала с Некрасовым, много публиковалась у него в «Отечественных записках». Напечатанную там в 1869 году повесть «Первая борьба» критик Николай Константинович Михайловский отметил как «одно из выдающихся во всей русской литературе произведений».

Надежда Дмитриевна похоронена в Петергофе. Надгробье поставили символическое в виде дерева. Многие Хвощинские упокоены в Москве на кладбище Донского монастыря.

Мы, похоже, лишнего говорим о надгробьях?

- Обе они вслед за Надеждой стали прозаиками, публиковались в Петербурге и имели успех. По десятку романов.

Не менее интересны Селифонтовы. Вологодский и Вельский предводитель дворянства Василий Фёдорович Алябьев в конце XVIII века женился на Екатерине Ивановне Селифонтовой из древнего российского дворянского рода. С XV века есть документы об этой семье. От Анания Осиповича Селифонтова начался род дворян Ураковых,- Ананий, сотенный голова под Казанью при Иване Грозном, разбил отряд разбойника Урака и стал называться Ураковым.

Расскажу о двоих Селифонтовых.

Иван Осипович был морским офицером ходил в дальние походы, под флагом контр‑адмирала Чичагова участвовал в сражении в Патрасском заливе. Командовал придворными яхтами‑транспортами и галерой «Россия», Керченской эскадрой. Императрица Екатерина к нему благоволила, а вот её сын Павел Петрович был недружелюбен, и пришлось оставить любимое море. Он служил в Перми, стал потом Тобольским вице‑губернатором, по долгу службы занимался подрядами по продаже вина, перевозке соли, покупке и доставке для войск провианта и фуража. Оказалось, что не производившая продовольствия Сибирь давно поделена на зоны влияния крупными подрядчиками и губернаторами, всё схвачено, на каждом шагу уже много лет обманывают народ и государство. Бороться с этим оказалось трудно - ниточка вела в Петербург, на самый верх. Благо, губернатором в Тобольск пришёл старый друг А. В. Алябьев, и дышать стало легче. В наместничестве появились восемь народных училищ, в Тобольске - первый в Сибири публичный театр, типография, ежемесячный журнал «Иртыш». Губернатор помогал ссыльным Панкратию

Сумарокову, Александру Радищеву. Иван Осипович Селифонтов принимал Радищева у себя дома, пересылал его почту благоволившему к писателю графу Воронцову.

Взошёл на трон Александр I, и опальные при Павле чиновники опять понадобились. Царь направил Селифонтова произвести сенаторскую ревизию в Сибирских губерниях, большинство его предложений были одобрены государем. Он отослал Ивана Осиповича претворять их в жизнь, назначил Тобольским и Иркутским генерал‑губернатором. Опять подрядчики, казнокрадство, взятки, кляузы на губернатора в столицу,- там, как всегда, грели руки от сибирских поставок.

Дальше были отставка и жизнь в имении, огромная библиотека, архив ценнейших документов времён его службы. Разбирая архив деда, сенатор, действительный статский советник Николай Николаевич Селифонтов сначала восстановил историю семьи, издал в Петербурге в 1890 году книжку «Родословная Селифонтовых и Румянцевых «для друзей», а следом занялся российской генеалогией и стал известным историком и писателем.

- На пути многолетних разысканий меня ждали и разочарования, и счастливые удачи. Одна из них… вы не поверите…

У моего деда Николая Борисовича Алябьева был сын от первой жены Павел. Он окончил лесотехнический институт, в начале войны собирал на заводе военную технику и с ней ушёл воевать. Считали, что погиб. Я начал искать его следы среди погибших и не нашёл. А обнаружил среди живых! Много раз писал, и всё без ответа. Потом увидел адрес в интернетной «аське» и связался. Ответило молодое поколение, и подтвердилось: я нашёл своих ближайших родных Павла и Сергея Алябьевых!

- Чудесно! И где! В 2013 году на Троицу в селе Арбузово в нашем семейном алябьевском Троицком храме. Приехал туда с братьями! Постояли на службе, потом на погосте у могил прабабушки Марии Владимировны и её дочери Марии Борисовны, той, что сберегла семейный архив. Решили им поставить памятники. Поехали в Братилово, где было старейшее поместье Алябьевых. От усадьбы остались заросший парк с аллеями лип и пруд с водяными лилями. У дома в Собинке тоже побывали, он жив‑здоров, старичок!

- Погружаясь в историю моей семьи, я и сам менялся, невольно сравнивая себя с пращурами. Стал требовательнее к себе, избегаю людей, чья порядочность под сомнением. Не хочется мельтешить.

- И вам спасибо! Храни вас Господь.