Фёдор Шаляпин в семна­дцатом году: гимн российской свободе

«Песня ревоюции» или «Свободный гражданин»

(новый на­цио­наль­ный гимн),

слова и музыка Фёдора Шаляпина

К оружию, граждане, к знамёнам!

Свободы стяг, несись вперед!

Во славу русского народа пусть сгинет враг,

Пусть враг падёт!

К оружию, граждане, к знамёнам!

Свобода братство нам несёт,

Во славу русского народа свободы дух

пусть в нас живёт!

К оружию, граждане, к знамёнам!

Единство силы нам даёт,

Во славу русского народа

пускай презренный враг падёт!

К оружию, граждане, к знамёнам!

Тиранов жадных свергнем гнёт!

Во славу русского народа тиран падёт!

Тиран падёт!

К хоругвям, граждане, к хоругвям!

Вечную память возгласим,

в борьбе погибшим за Свободу!

Друзьям‑товарищам своим…

К оружию, граждане, к знамёнам!

Пусть мир на землю снизойдёт!

Во славу русского народа

пусть мирно пахарь наш живёт!

К оружию, граждане, к знамёнам!

Знамёна красные - вперёд!

Россия всем благословенный

Мир, счастье, радость принесёт!

Сто лет назад, в феврале 1917 года, Россия взорвалась, как раскалённый паровой котел с закрытыми клапанами. Уже не верили царю не только революцио­неры‑социалисты, а по­чти вся страна, её передовое дворянство, буржуазия, интеллигенция, голодные рабочие и крестьяне, завшивленные солдаты во фронтовых окопах. Измученный долгой, кровавой и, по сути, чужой войной, не­удачами на фронте, гибелью миллионов воинов, голодом, дороговизной и дефицитом товаров, беспомощностью власти, проделками Распутина, подогретый пропагандой социалистов народ всего через неделю после стихийной забастовки рабочих Петербурга 23 февраля оказался уже в другой стране - 2 марта царь Николай II отрёкся от престола. Что получила Россия? Свободу? Демократию? Увы, вольницу. Кризис в экономике и власти. Чехарда. Ажиотаж. Злоба. Агрессия. Стихия пронёсшегося над страной революционного торнадо едва ли могла сразу улучшить российскую жизнь. Но после годов медленного погружения России в болото безвластия эта революционная неразбериха была движением вперёд, вожделенным, дававшим надежду. По всей стране взамен рухнувшей государственной машины возросла активность земств, возникали комитеты общественного спасения, кооперативы, профсоюзы, фабрично‑заводские и солдатские комитеты, Советы. Временное правительство, сместив губернаторов и градоначальников, упразднив полицию и жандармерию, на местах доверило власть своим комиссарам. Страна готовилась к демократическим выборам и верила в лучшее. Свобода - это слово звучало повсюду как ключ от заветной дверки в страну счастья. Поддержавшая революцию интеллигенции России в головокружении от её скорых успехов не сразу поняла, что свобода без правил - это беда, безвластие и безнаказанность. Но в начале семна­дцатого года была наивная вера в успех, был общий порыв вперёд, смутная надежда, что всё как‑то правильно устроится само собой.

Фёдор Иванович Шаляпин поначалу Февральскую революцию 1917 года поддержал,- и азартен был, и с народом одной пуповиной повязан. Понимал, что терпения у россиян больше нет. В столице революционные бури. Шаляпин поёт в операх свою классику, выступает в Петрограде в Народном доме, участвует с Максимом Горьким в со­здании комиссии по сохранению от вандализма ценностей культуры и искусства. На заседании этой комиссии Фёдор Иванович заговорил о со­здании нового гимна страны - старый «Боже, царя храни» не годился, ибо царь отрёкся. Сказал Шаляпин - и сделал, написал слова, музыку гимна и сам исполнил перед народом.

Об этом первом после царского российском гимне, его исполнении в Петрограде, потом на концерте певца в Севастополе ровно сто лет назад, 11 июля 1917 года, рассказывает один их ведущих исследователей шаляпинского наследия, вице‑президент Международного шаляпинского центра, автор статей и фильмов о Фёдоре Ивановиче, организатор и редактор первой Шаляпинской энциклопедии Юрий Антонович Пономаренко. С гостем журнала беседует Марина Подольская.

- Юрий Антонович, рады вам, верному другу нашего шаляпинского города, на страницах «Казани»! Вы - бывалый петербургский морской волк, подводник, и вдруг искусствоведение, с 1952 года шаляпинские поиски. Как это совместилось? С чего началось?

- В школе я выступал в самодеятельности, знал и копировал весь шаляпинский репертуар. А Шаляпинский «ожог» получил после отцовской порки, ко­гда, рыдая, страдал от обиды на кухне коммуналки и слушал круглую чёрную радиотарелку. Какой‑то артист, это был Шаляпин, пел «Ноченьку». А там слова: «Нет ни батюшки, Нет ни матушки…» Почти как у меня. Мамуля меня успела отправить в школу в первый класс, и в музыкальную на виолончель, и через полгода умерла от рака. А у неё четыре сына, я старший, мне восемь лет. Отец танкострои­тель­, приходил домой поздно, оставлял нам, мальчишкам, на день поесть три банки кукурузы в собственном соку. На мне было всё домашнее хозяйство - керосинка, примус, заготовки продуктов, посуда, уборка и плюс школа. Мальчишки из двора позвали пойти купаться на Петропавловку. Там платный пляж огорожен колючей проволокой, и мы под неё подныривали. Ну, и в этот момент ключи от квартиры выпали из моего кармана. За что я и получил от папы сие наказание.

Это было началом моего увлечения Шаляпиным. Книги о нём - первая маленькая Розенфельда, затем Никулина, потом самого Шаляпина. Читая его «Страницы из моей жизни…», я обомлел,- как много у нас в детстве схожего. Всё время, как и Шаляпину, мне хотелось есть, особенно сладкого. Это сорок восьмой - пятидесятый годы. Мою любовь к Шаляпину воспитывало радио. Какие концерты передавали - диву даёшься! Так по крупицам я всё собирал и записывал в школьные тетрадки. Удивительно, что, имея патефон, отец слушал пластинки украинских певцов. А Шаляпина не было. И вот на даче в четвёртом классе я, собирая с мальчишками вдоль железнодорожной насыпи фантики от конфет, которые в окна вагонов выбрасывали пассажиры, нашёл узелок, а в нём четырна­дцать руб­лей!!! На это богатство мы с друзьями сходили в кино на «Железную маску», наелись мороженого, а потом я отправился в Пассаж на Невском, где на первом этаже справа продавали грампластинки, и все деньги спустил на Шаляпина и Карузо. Пластинки стоили по сорок пять копеек.

Потом было военное училище в Гатчине в Павловском дворце, закрытое. Туда приказали по повестке явиться, так как я был золотой медалист. В военкомате сказали: «Какая консерватория? Родине нужны для ракетчиков и атомщиков умные люди… В училище самодеятельность, постановка сцен из «Русалки».

После этого связь с детьми Шаляпина, коллекцио­нерами. Празднование столетия со дня рождения Фёдора Ивановича трина­дцатого февраля 1973 года на дне Средиземного моря на новейшей атомной подводной лодке «Скат». Затем учеба в Военно‑морской академии, в Центральном научно‑исследовательском институте Министерства обороны проектирование современных субмарин. И всю жизнь служение памяти великого казанца, русского волжского парня, гения России.

- Шаляпин в 1917 году, труднейшем для России. Переворот произошёл стихийно, и не во власти, это вторично,- вся страна долго раскачивалась, чтобы в одночасье встать с ног на голову. Фёдор Иванович наблюдал за этим со сцен императорских теа­тров или сам участвовал в событиях?

- Конечно, участвовал. Стихия толпы рушила всё подряд. Деятели культуры Петрограда то­гда объединились под началом Максима Горького. Шаляпин был в их числе. Выезжали в царские дворцы, спасали их и другие ценности от вандализма. Создали те­атральную комиссию. Кстати, те­атры работали. Шаляпин очень много пел. Вот кое‑что из собранных мною хроник.

15 марта 1917. «…В фойе Мариинского те­атра со­стоя­лось соединённое заседание представителей оперы, драмы, балета, оркестра и хора для обсуждения вопроса о программе торжественных спектаклей в государственных те­атрах. В заседании присутствовали А. К. Глазунов, А. И. Зилоти, Ф. И. Шаляпин, Л. Андреев, А. Я. Головин и др.» Обсуждался также вопрос о со­здании нового государственного гимна, в качестве которого Шаляпин предложил сочинённый им «Гимн революции» - текст его под названием «Свободный гражданин» опуб­ликован в 1917 году в Москве в сборнике «Песни и гимны свободной России».

Как вспоминает бывший комендант академических теа­тров в Петрограде В. Ф. Беспалов, «Шаляпин здесь же спел свою революционную песню, и многие из присутствующих готовы были принять её к пуб­лич­ному исполнению, но кто‑то внёс предложение обсудить этот вопрос в отсутствии автора. Шаляпин охотно согласился и покинул фойе. При обсуждении этого вопроса выяснилось, что сочинённая Шаляпиным песня в качестве нового всероссийского гимна не годится. Глазунов и Черепнин нашли эту вещь слишком дилетантской и неинтересной. Возражений против этого не было, и ко­гда Шаляпин вернулся, ему изложили точку зрения собравшихся… А. И. Зилоти и А. К. Коутс решили поддержать Шаляпина, тем более что под рукой не было никакого другого отклика на революционную современность. Коутс и Зилоти уговорили Шаляпина передать им песню для обработки. Коутс брался её оркестровать, а Зилоти расписать на голоса и разучить с хором. Но здесь создались какие‑то нелады внутри те­атра, и Шаляпин предложил свои услуги Преображенскому полку, который устраивал в Мариинском теа­тре концерт‑митинг».

- Не только Россия, вся Европа содрогалась. Рушилось старое. До основанья. Погребало невинных под обломками. А что затем? Не все были слепцами, нормальные люди понимали трагедию и боль происходящего.

- Восемна­дцатого марта Максим Горький пишет своему другу Ромену Роллану:

«…Надо помогать человеку освобождаться от угне­тающих его разум цепей личного, классового, на­цио­наль­­ного, необходима горячая проповедь духовного родства всех со всеми, проповедь культурного объединения, всемирности, универсализма…». Ромен Роллан в ответном письме: «…Вся Европа находится в состоянии кипения. И до конца года, несомненно, многое и многие исчезнут…»

- Как Шаляпин воспринял революцию? Он ведь монархизмом нико­гда не страдал.

- Два­дцать первого марта он пишет дочери Ирине: «Необычайный переворот заставил очень сильно зашевелиться все слои общества, и, конечно, кто во что горазд начали работать хотя бы для временного устройства так ужасно расстроенного организма государства. Вот и я тоже вынужден по­чти ежедневно ходить по различным заседаниям. Пока я состою в Комиссии по делам искусства и на днях вступлю в Общество по изу­чению жизни и деятельности декабристов, проектов для возведения им памятников и проч., и проч. Кроме того, я, слушая, как народные массы, гуляя со знамёнами, плакатами и прочими к моменту подходящими вещами, поют всё время грустные, похоронные мотивы старой рабьей жизни, задался целью спеть, при первом моём выступ­лении в новой жизни свободы, что‑нибудь бодрое и смелое. Но, к сожалению, не найдя ничего подходящего у наших композиторов в этом смысле, позволил себе написать слова и музыку к ним сам. Совершенно не претендуя на лавры литератора или композитора, я, тем не менее, написал, кажется, довольно удачную вещь, которую назвал «Песня революции» и которую, в первый раз выступая перед пуб­ликой после революционных дней, в первый же раз буду исполнять в воскресенье 26 марта, днём в симфоническом концерте Преображенского полка в Мариинском теа­тре».

- Шаляпин опередил всех! Пока комиссии вяло обсуждали возможности со­здания нового гимна, Шаляпин уже его написал и исполнил. Как прошло первое исполнение?

- Так, как задумал Шаляпин. Он ведь был хороший те­атральный режиссёр. Хотя не всё было просто, не все радовались народной смуте. Хор Мариинского те­атра отказался разучивать с Шаляпиным его гимн, хористы и потом его «генералом» обзывали. Поэтому преображенцы и помогли певцу. В воскресенье 26 марта в Мариинском теа­тре прошёл концерт‑митинг «в знак единения революционной армии с народом» в фонд пострадавших в борьбе за свободу и инвалидов‑преображенцев. Вот как об этом вспоминал В. Я. Яковлев: «…Не по­мню, кто ещё пел то­гда. Но яркое, воодушевлённое исполнение Фёдора Ивановича запо­мнил. Вот стоит он на сцене, статный, высокий… В левой руке большое красное знамя… И вдохновенно поёт: «К оружью, граждане, к знамёнам. Свобода счастье нам даёт…» … В зале - шквал, буря. Там было много матросов, рабочих, солдат. У многих на глазах слёзы. А Фёдор Иванович, взволнованный небывалой овацией, поёт ещё и ещё…»

Кстати, текст своего гимна «Песня революции» Фёдор Иванович то­гда послал в Ка­зань писателю Александру Сергеевичу Рождествину.

- Вы допускаете, что и в Казани гимн Шаляпина в те дни мог быть исполнен?

- Почему бы нет!

Девятого апреля Фёдор Иванович пел в Петрограде Бориса Годунова. А в это время в Швейцарии на цюрихском вокзале ленинцы, пропев «Интернационал», демонстративно купив билеты на поезд,- немцы предлагали им бесплатный проезд,- в сопровождении двух германских офицеров отбыли в Россию через Германию‑Швецию‑Финляндию в «пломбированном», кроме одной двери, вагоне. С Лениным ехали Платтен, Зиновьев с маленьким сыном Степаном, от партии Бунд Поговская с сыном Робертом. Приказ начальника контрразведки полковника Б. Никитина коменданту Белоострова есаулу Савицкому не пропустить эту группу на станцию Белоостров и арестовать солдаты выполнять отказались.

- Горстка озлобленных солдат прямо участвовала в решении участи страны… В таком массовом накале страстей достаточно искры для взрыва.

- «Разложение армии, распад системы управления, брожение умов, торжество демагогии, наплевательства и раздолбайства - всё это началось в России до приезда Ленина. Он лишь оседлал волну». «…Весна 1917 года прошла в каком‑то чаду, под неумолкаемый гул выстрелов на улицах и под гнётом ежедневных декретов Временного правительства, расшатавших нашу государственную машину с какой‑то злорадной поспешностью и незаметно, но верной рукой, подготавливавших захват власти большевиками»,- позже вспоминал председатель Совета министров Российской империи в 1911 - 1914 годах граф Владимир Николаевич Коковцов.

- В Петрограде было и голодно, и опасно, цены на продукты огромны. Многие на лето уезжали в ещё свои имения, в деревню, на юг. Думали переждать волнения и вернуться.

- В конце апреля Шаляпин и Рахманинов тоже решили уехать семьями в Крым. Первая семья Шаляпина отправилась в Нижний Мисхор и остановилась на даче жены губернского предводителя дворянства Г. Г. Мурзаева. В ожидании своего второго петербургского семейства во главе с Марией Валентиновной Шаляпин остановился в Новом Гурзуфе в номерах виллы № 5 госпожи Денисовой. Денисов - старинный крымский приятель Шаляпина, музыкант‑любитель, большой знаток винного дела. Ему принадлежал весь Гурзуф и бывший особняк генерала Раевского, у которого гостил в 1820 году Пушкин. Шаляпин купается в море с детьми, рисует с Константином Коровиным, посещает винные погреба своего друга Денисова.

- Что в это время в Петрограде? Советы? Строительство новой демократической страны?

- В «Новой жизни» 30 мая 1917 года друг Шаляпина Максим Горький, как член Совета Свободной Ассоциации для развития и распространения положительных наук, выступил с призывом ко всем представителям русского народа немедля приступить к делу организации научного творчества, со­зданию в России «Научного института в память 27 февраля». Это «…для расширения и углубления работы учёных по всем линиям интересов человека, общества - народа, человечества».

- Глашатай, что скажешь. Страна горит, рушится, а Горький создаёт институт для изу­чения всего для блага всех.

- В своей статье «Свободная Ассоциация Положительных Наук» Горький даёт развёрнутую картину ужасного отсталого состояния российского общества: «Наша страна велика, обильна естественными богатствами, но мы живём грязно и несчастно, как нищие. Наши силы истощает, забивая нас, каторжный и бестолковый труд: мы работаем бестолково и плохо, потому что мы невежественны…Промышленно‑культурные страны смотрят на Россию как на Африку, на колонию, куда можно дорого сбыть всякий товар и откуда дёшево можно вывозить сырые продукты, которые мы, по невежеству и лени нашей, не умеем обрабатывать сами… Полное осуществление идеалов социалистической культуры возможно только при наличии всесторонне технически развитой и строго организованной промышленности… Нам, русским, особенно необходимо организовать наш высший ра­зум - науку, только её творческая сила обогатит нашу страну, упорядочит нашу грязную, злую, постыдную жизнь. Облагораживающее человека значение науки должны понять все классы общества».

- В России до этого выступ­ления Горького была сильнейшая фундаментальная наука. И что с ней стало чуть позже… А Буревестник не дремал, в сумбуре революции и тут себе в актив записал идейку, придумал «положительные науки». Будто до него они были отрицательными! Но пока что Черноморским флотом командует адмирал Александр Ва­силь­евич Колчак. Шаляпин в Крыму.

- В Севастополь прибыл с инспекцией военный и морской министр Временного правительства Александр Фёдорович Керенский. Колчак ему докладывает: «…Я убедился, что никакая демократия в армии и на флоте недопустима, что вооружённую силу цементирует только строгая воинская дисциплина и уставные положения, требующие беспрекословного подчинения младших старшим».

- Увы, увы, масса голосующих за свою свободу задавила апологетов дисциплины и законности. Стадное поведение толпы - сила невероятная. Гуртом и тятько легко бить.

- В Севастополе не без помощи агитаторов из центра был пущен слух о контрреволюционном заговоре офицеров. Севастопольский Совет под давлением судовых комитетов 6 июня принял решение у офицеров отобрать личное оружие, на квартирах произвести обыски, адмирала Колчака и его начштаба капитана первого ранга Смирнова от занимаемых постов отстранить, для принятия от них дел образовать комиссию из десяти человек.

- Свобода! Комиссия из десяти матросов и кочегаров отстраняет адмирала, считая это дело совершенно законным!

- Делегатское собрание представителей армии, флота и рабочих Севастополя в цирке Труцци 1 июля избрало в эту комиссию из матросов Кекушева и Голубева, товарища председателя делегатского собрания Роменца. Этот матрос Роменец в конце года, при большевиках, станет комиссаром и устроит на Малаховом кургане массовый расстрел неугодных офицеров и моряков, успев до этого «обворовать» Фёдора Ивановича Шаляпина. К этому моменту адмирала Колчака в городе уже не было. Он высказал команде флагманского корабля «Георгий Победоносец» своё мнение о происходящем, подчиняясь постановлению советов, сдал личный револьвер, а георгиевскую саблю вынул из ножен, поцеловал и «…тут же, на глазах изумлённых матросов, переломив через колено, выбросил в море. За борт полетели и ножны с портупеей.

- Море меня наградило,- сказал он,- морю я и возвращаю награду. А теперь заявляю вам, что весь этот постыдный акт с разоружением я, прежде всего, расцениваю как оскорбление, нанесённое мне лично, и потому я командовать флотом больше не желаю…»

Вечером следующего дня, седьмого июня, Колчак вместе с членами американской военной миссии убыл в Петроград.

Самоотставка Колчака, спокойное поведение офицеров, отсутствие следов их «заговора», возвращение личного оружия офицерам по приказу Временного правительства 7 июня,- все это умерило страсти в городе и на кораблях. Вот в такой обстановке предстояло готовить свой благотворительный концерт Фёдору Ивановичу Шаляпину.

- Удивительно, но в Севастополе, по сравнению с другими городами России, было по­чти спокойно. Театр. Концерты. Хотя уже введены твёрдые цены на продукты и что‑то типа продуктовых карточек.

- Да! В середине июня по просьбе моряков Черноморского флота и Общества Народных университетов Фёдор Иванович готовит благотворительный концерт в Севастополе. Ему помогает дирижёр и хормейстер, регент Черноморского флота К. А. Кравцов. Командование флотом для отбора певцов для хора разрешает Шаляпину посещение крейсеров «Георгий Победоносец», «Иоанн Златоуст», «Три Святителя», «Пантелеймон», «Ростислав», «Память Меркурия», «Борец за Свободу», «Алмаз», «Прут», «Очаков» и «Святой Евстафий», «Троян». Там певец отобрал солистов для матросского хора, более ста человек. На одном из кораблей Шаляпин узнал своего старого знакомого, голосистого матроса Дмитрия Головина и сразу взял его в запевалы. Командир линкора капитан второго ранга В. М. Терентьев от имени экипажа вручил Шаляпину на память бескозырку с ленточкой «Пантелеймон» и полный комплект матросской формы № 2.

- Фёдор Иванович, как все­гда, задумал нечто грандиозное. Мог ли он один подготовить такое действо?

- Он в эти дни встретился со старым знакомым композитором Мироном Якобсоном и его другом Марком Бичуриным, приехавшим с фронта в кратковременный отпуск. Они помогли в подготовке и проведении концерта. Марк Бичурин вспоминал: «Мы обсуждали по­дробности, касавшиеся концерта. Решено было провести его под открытым небом в павильоне для симфонических концертов в сопровождении регентского хора (60 чел.) и симфонического оркестра военно‑морской базы (120 чел.),- так, чтобы сделать его доступным для самой широкой пуб­лики. Организацию концерта я взял на себя. Времени оставалось в обрез, и с тем большей энергией принялся я за работу. Вокруг мест перед музыкальным павильоном предстояло соорудить специальные гигантские трибуны для простого народа. В Севастополе воцарилось невероятное оживление, казалось, что на это время вой­на и революция отступили на задний план. Город был счастлив,- ему выпало слушать Шаляпина, и никто не удивлялся, что колоссальное число билетов было распродано за два дня…»

«Крымский вестник» сообщал 8 июля: «Шаляпин сам руководил репетицией. Он разучил с хором и оркестром написанную им песню и ходил по залу в рубашке с открытым воротом, часто прерывая спевку и заставляя повторять всё с начала. Хористы и оркестранты ловили каждое его слово, и влюб­лёнными глазами следили за всяким движением артиста… Репетиция прошла с большим подъёмом. «Песнь революции» звучит бодро и производит большое впечатление. Хор устроил Ф. И. Шаляпину бурную овацию».

Свои номера Шаляпин репетировал дома у регента Кравцова с Якобсоном. В «Крымском вестнике» появилось объявление о распределении сбора от концерта: половина - Клубу Армии и Флота, другая половина - в пользу Народных университетов и раненых инвалидов вой­ны. Шаляпин участвует в концерте совершенно безвозмездно.

В эти дни певца ждала в Севастополе важная встреча,- тут он познакомился со священником отцом Георгием Спасским, ставшим на долгие годы его духовником. В эмиграции он будет освящать купленный в центре Парижа на авеню Д'Эйло, 22 дом Шаляпина, в Александро‑Невском соборе на рю Дарю в 1928 году венчать дочь Фёдора Ивановича Марфу с магистром химии Даниилом Гарднером. Отец Георгий будет не только духовным наставником, а другом семьи.

Внезапная кончина его в январе 1934 года сильно подорвала душевное здоровье Фёдора Ивановича. С панихиды он вернулся в слезах. Младшая дочь Дася вспоминала: «Таким я его нико­гда не видела. Он только и мог говорить: «Спасский, мой друг…» Весь вечер его утешала мать». В газете «Последние новости» Шаляпин поместил некролог: «Погас ещё один, так жарко и светло горевший огонь!.. Нет смерти,- говорил мне усопший,- есть перемена внешней оболочки; вот почему не надо плакать об уходящих»… Ушёл ты от нас, такой доб­рый, такой могучий духом человек, и не знаю, к кому пойти? От кого услышать: «Не тоскуй, верь! Сбросишь однажды твою несовершенную оболочку и обретёшь там жизнь вечную и прекрасную». Мир праху твоему, отец и друг».

- Можно представить этот всеобщий восторг в городе. Уже давно вой­на. Теперь ещё и революция. Возбуждённый и вооружённый простолюдин рвётся к власти. Неизвестность впереди. Но на Приморском бульваре о России и её Свободе поёт сам Шаляпин!

- И в каком сопровождении! С участием симфонического оркестра Севастопольского порта, духового военного оркестра, хора портовых музыкантов и судовых регентов, усиленного голосистыми певцами‑моряками. Одинна­дцатого июля во вторник участникам концерта матросам выдали летнюю парадную форму.

В первом отделения концерта Шаляпин пел в матросской форме «Марсельезу», потом с хором «Есть на Волге утёс», «Замучен тяжёлой неволей», «Былина об Илье Муромце», «Было у тёщеньки семеро зятьёв», «Ой, у лузи», «Комар оженився», «Вниз по матушке, по Волге», «Лес шумит». В конце, стоя на специальном возвышении и дирижируя хором и зрителями, исполнил «Дубинушку».

- Сохранились ли свидетельства об этом событии? Катастрофа вскоре достигла и Севастополя. Люди и газеты остались ли живы?

- Да! Вот пресса, «Крымский вестник» 15 июля 1917 года, воспоминания очевидцев.

«Был тёплый вечер. Мерцали звёзды. Доносился слабый шум волн, набегавших на каменистый берег Приморского бульвара. Открытая эстрада, убранная цветами, ярко освещалась огнями… Собралась многотысячная разношёрстная толпа: шикарно одетые дамы, подтянутые, со сверкающими у пояса золотыми кортиками офицеры, матросы, солдаты..».

«Продавали отпечатанные заранее листовки с «Революционной песней» Шаляпина,- вспоминала Екатерина Михайловна Трифонова, жена врача линейного корабля «Три Святителя».- Трибуны, все места перед эстрадой были заполнены до отказа. Впереди ряд скамей занят инвалидами. Они собраны здесь со всех госпиталей Севастополя. Многие из них единственный раз в жизни послушают се­го­дня песни вдохновенного певца. На два часа и более движение трамваев было остановлено. Тишина была благоговейная, что у нас редко бывает… Огромный симфонический оркестр Севастопольского порта внизу перед эстрадой, а на сцене духовой военный оркестр. Прозвучал гонг. Всю огромную массу пуб­лики всколыхнуло волнение, и гигантский зал замер».

«Все мы сильно волновались,- вспоминали участники хора.- Ведь это было первое выступ­ление нашего хора, сдвоенного состава. Фёдор Иванович подбадривал нас, был весьма приветлив со всеми, говорил: «Смотрите, братцы, не подведите же меня!»

Второе отделении Шаляпин открыл во фраке, звучала оперная классика. Но вот и последний выход певца.

«Звучит гонг. Шаляпин выходит на сцену в матросской парадной форме, ему дают красное знамя, его окружают старшины клуба матросов и солдат, участники концерта.

- Я горд и счастлив, что смог приехать к вам, граждане матросы и солдаты,- говорит Шаляпин.- Я счастлив приветствовать в лице Черноморского флота свободную русскую армию.- Гром аплодисментов покрывает слова артиста. Защёлкали фотографы, застрекотали киноаппараты».

«Шаляпин стоял в белой матросской форме, высоко вскинув красивую голову. Ветерок слегка шевелил его кудри. Высокая могучая фигура Шаляпина, красивое одухотворённое лицо и неповторимый знаменитый на весь мир голос».

«Невозможно себе представить овацию три­дцати тысяч толпы восторженных слушателей в вечерней тиши севастопольской бухты». «Представители Исполкома Народного Университета Севастополя Г. М. Шлее и А. Н. Кондури вручили артисту памятный адрес и большой венок. Под гром аплодисментов растроганный Шаляпин целует делегатов и говорит речь о влиянии искусства на душу человека:

- Мне странно, что в наше революционное время наука и искусство как бы в загоне. Разве без них достижимо счастье свободной России? Конечно, недостижимо. Мир не знает государств, процветающих без просвещения, то есть без науки и искусств. Напротив, мир знает государства, погибшие и погибающие вследствие недостатка просвещения, культуры, вследствие темноты народных масс, темноты, делающей народные массы восприимчивыми ко всякого рода гибельным вливаниям…»

Звучит шаляпинская «Песня революции» в сопровождении сдвоенного хора и двух оркестров.

«Окружённый чудесным хором матросов, он выступил в роли запевалы. Торжественные звуки дивной песни дрожали и разливались в воздухе, электризовали толпу и будили смешанные чувства радости и тревоги. Пели торжественный гимн свободе, пели вечную память друзьям и товарищам, погибшим за свободу… Настроение нарастало. Все, как один, обнажили голову и взволнованные внимали чеканным фразам Шаляпина. Было жутко и невыразимо грустно! Чудилось, что кто‑то рыдает, казалось, что небо роняет слёзы… Умолкли звуки. Одно мгновение царила мёртвая тишина, но вдруг воздух был потрясён бурей аплодисментов. Матросы подхватили Шаляпина на руки и долго качали…» - писал М. Энгель в «Крымском вестнике шестна­дцатого июля.

«Всей мощью, всею силой своего таланта певец зовёт граждан к знамёнам, к единению, к победе над врагом, над тираном… После энергичного шаляпинского запева вступил хор, и широко, мощно разносилась эта песня, паря в воздухе над тысячеглавой аудиторией слушателей. Впечатление было колоссальное, захватывающее! Публика, сидевшая у эстрады, благоговейно поднялась с мест. Каждое слово этой песни находит отзвук в сердце каждого. И ко­гда раздаются молитвенные звуки, зовущие к хоругвям и вечную память провозглашающие всем товарищам нашим и друзьям, павшим в борьбе за свободу, все встают, все обнажают головы… В эти минуты торжества искусства у многих выступили слёзы. Подъём огромный. Он захватил и артиста… Переполненные трибуны разразились овацией, которая долго не умолкала».

«Шаляпин с трудом смог сойти с эстрады. Публика гремела, кипела, бушевала от восторга - казалось, она вот‑вот поглотит артиста».

- У меня полное ощущение присутствия на этом концерте! Какова силища! Как бы послушать сам гимн? Вы собрали воедино разлетевшийся по планете на осколки этот величественный сюжет. И большое счастье, что Фёдор Иванович любил фотографироваться. В вашей книге немало тех севастопольских снимков.

- Мне удалось их найти. Двена­дцатого июля Шаляпин сфотографировался с участниками концерта, моряками солистами хора и отдельно в матросской форме.

- Юрий Антонович, это понятно, что морская военная тема Шаляпина просто обязана быть вашей! С чего начался ваш поиск?

- Я более полувека собирал материалы об этом событии, написал небольшую книгу «Шаляпин на флоте Колчака». По этим материалам у нас в Санкт‑Петербурге в Шаляпинском доме в июне открыта выставка «Шаляпин и власть», в июле откроется выставка в Бахрушинском музее Москвы.

Началось всё с редкой фотографии в журнале «Огонек» в июле 1964 года. На ней Шаляпин сидит с артисткой Марией Андреевной Ведринской на ступенях летней эстрады Севастополя в окружении матросов, каким‑то священнослужителем и человеком в тёмных очках в полувоенной форме. Я, лейтенант советского Военно‑морского флота, начал по крупицам разыскивать сведения о событиях и людях на этом снимке. Хотелось узнать, что летом 1917 года свело вместе артиста Императорских теа­тров и матросов с военных кораблей Черноморского флота адмирала Колчака.

- Этот ваш труд превратился в документальную книгу. Сохранился ли клавир шаляпинского гимна?

- Текст известен. В 1917 году были выпущены листовка и открытка с нотным автографом Шаляпина, где он начертал первую музыкальную фразу своего Гимна. Идет поиск полных нот гимна, они где‑то в Москве, были хорошо Шаляпиным изданы, в переплёте. Верится, что где‑то сохранились. Была и редкостная удача в этом поиске. В январе 1986 года после настойчивых просьб мне с известным шаляпиноведом Юрием Котляровым удалось встретиться с единственным то­гда живым свидетелем шаляпинского концерта на Приморском бульваре Севастополя ленинградским композитором Верой Константиновной Арманд. Она многое прояснила, по­дробно рассказала об участниках концерта. Оказалось, что она по­мнит мелодию по памяти, сыграла и пропела по­чти половину шаляпинского Гимна. Нам с Юрой Котляровым то­гда здорово повезло,- один из пио­неров портативных советских магнитофонов, старенький аппаратик Юры не отказал.

Я был удивлён и обрадован: Вера Константиновна - дочь регента Черноморского флота в 1917 году Константина Андриановича Кравцова, чья фамилия постоянно мелькает в афишах «Крымского вестника». Он - первый помощник Фёдора Ивановича Шаляпина в организации концерта 11 июля. И именно он - тот неизвестный мужчина в чёрных очках на фотографии, которая в юности меня так пора­зила.

- Были ли сто лет назад другие попытки со­здания нового гимна России?

- То­гда власти объявили конкурс. Музыковедам и историкам ещё предстоит сравнить, какие гимны были на него поданы, и что потом исполняли. Я образцы собрал,- на мой взгляд, совершенно бездуховные, пустые.

- Как вы полагаете, почему Шаляпин так серь­ёзно взялся за организацию этого концерта? Остро чувствовал момент? Что‑то хотел в людях пробудить? К какой свободе он звал? Случайно ли он выступал в Севастополе в пользу Народного университета?

- В те месяцы Фёдор Иванович в своих речах со сцены, и в Севастополе тоже, немало говорил именно о свободе. Он понимал её как обязанность раскрепощённых людей не только любить и защищать Родину от врага, но, что самое главное, он считал, что свободный человек должен учиться, образовываться, быть высококультурным. В Орехово‑Зуеве в 1919 году он повторил то же. Как и многие другие, Шаляпин верил в социальную справедливость, любил свою Родину не на словах. Во время германской вой­ны он делал всё для борьбы с врагом, а не занимался подготовкой ко всемирной революции и братанием в окопах. Он понимал революцию как возможность народа стать организованнее, просвещённее, гуманнее, а не как захват власти бездарями и уголовниками, от чего и страдал.

- Отчего и вынужден был покинуть любимую Родину.

- В Севастополе сто лет назад Шаляпин ещё находился под впечатлением февраля‑марта, ещё был во власти стихии порыва своей души художника. Но события последних месяцев то­гда уже показали, как понимают власть и революцию охваченные безнаказанной резнёй и грабежами люди.

- И как срабатывают их зверские инстинкты. Голос одного человека мог ли сделать страну добрее?

- Шаляпин не был бы Шаляпиным, если б и в этот волшебный вечер не смог людей отвлечь хотя бы на время от жизненных бурь. Он, как и все­гда, возвысился над ними, приведя своих благодарных слушателей в священный восторг и трепет.

- В своём гимне новой России певец звал к свободе от тирании, от крепостного страха в умах и душах. Но гений опережает время. Страна уже стояла на пороге кровавой диктатуры большевиков, братоубийственной вой­ны, изгнания из России лучших её просвещённых граждан, десятилетий безумства массовых убийств неповинных ни в чём людей. И гимн Шаляпина всё это время по‑прежнему соответствовал времени.

Фото из архива Юрия Антоновича Пономаренко.