Георгиевские кавалеры из Отар

- Юрий Александрович, век ваша семья хранит святую память о военном подвиге вашего деда Александра Дмитриевича Кузнецова и двух его братьев, героев Первой мировой войны. Дед вас с лаской растил, и, конечно, многое ребёнком и юношей вы от него переняли, это невольно получается, особенно когда своего предка беззаветно любишь. Счастье, что вы сохранили старые семейные и военные фотографии. Какие чудесные лица с чистыми, спокойными взорами! Ваш рассказ о семье для наших читателей - мостик в то далёкое и до сих пор болезненно близкое прошлое нашей страны.

- Мой дед по маме Александр Дмитриевич Кузнецов родился в 1891 году в селе Большие Отары Казанской губернии Казанского уезда в семье зажиточного крестьянина. У Александра было два брата. Втроём они ушли на Первую мировую войну. Братья деда вернулись полными георгиевскими кавалерами. Александр до ранения успел заслужить только одного Георгия.

- Орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия, учреждённый для высших офицеров Екатериной II, вручался исключительно за подвиги на поле брани. Россия за столетия знала лишь четверых генералов - полных кавалеров ордена Святого Георгия: фельдмаршал князь Кутузов, генерал-фельдмаршал князь Барклай-де-Толли, светлейший князь Варшавский фельдмаршал граф Паскевич и генерал-фельдмаршал Дибич-Забалканский. В 1807 году также за подвиг на поле брани учредили Георгиевский крест для награждения солдат и унтер-офицеров. Перед Первой германской войной в 1913 году Николай II повысил статус этой награды - кресты четвёртой и третьей степеней жаловал по личному указу, а двух высших по решению совета, состоявшего из полных георгиевских кавалеров. В Московском кремле в Георгиевском зале их имена навеки высекали на мраморе стен. Представляете, сколько гордости было в семье вашего прадеда, и счастья - все три сына пришли домой живые и с Георгиями на груди!

- В 1914 году мой дед Александр Кузнецов прошёл курс военной подготовки в 10-м Новгородском драгунском полку, закончил там учёбу на «отлично», за что получил Первый приз - именные серебряные карманные часы марки «Павел Буре». Кстати, годом позже эту школу окончил будущий советский маршал Константин Георгиевич Жуков. Дед мой воевал на Юго-Западном фронте. Есть его военная фотография в городе Сумы. За что он получил награду, я узнал, увы, не от него, а в Российском государственном военно‑историческом архиве России. Вёл долгий поиск, и совсем недавно получил ответ. Приказом войскам 8-й армии Юго‑Западного фронта 27 мая 1916 года младший унтер-офицер Десятого драгунского Новгородского полка 10-й кавалерийской дивизии Кузнецов Александр Дмитриевич был награждён Георгиевским крестом 4-й степени № 218198 «За отличие в бою 16 февраля 1915 года, когда при штыковой схватке личным мужеством и храбростью содействовал успеху атаки». Драгуны были чем-то средним между кавалерией и пехотой, и если бывало нужно, воевали пешими. Так и было в том бою, когда часть деда спешилась. Это мы узнали из архива. В том бою или позже, пока не выяснил, дед был ранен. Разрывная пуля прошла насквозь через шею, повредила спинной мозг. У деда почти полностью парализовало и скрючило руки, нога хромала, волочилась. В Большие Отары после госпиталя дед вернулся полным инвалидом. И тут же женился на односельчанке Татьяне Ивановне Королёвой. У них было три дочери -Валентина, Надежда и Зинаида. Надежда - моя мама.

- Где вы росли, в Отарах, в Казани?

- Я родился в 1942 году в Казани. Папа Александр Семёнович работал кузнецом, а когда в 1941 году в Казань перевели из Моск­вы 22-й авиационный завод, пошёл туда слесарем-ремонтником станков и до пенсии был специалистом высшего разряда.

Моё казанское детство - это Ленинский район, заводской. Его быстро строили, и, видимо, чтобы не очень заморачиваться, сразу пятнадцать новых улиц в честь пятнадцати союзных республик СССР назвали Союзными. Мы жили на 5-й Союзной, теперь она имени Шамиля Усманова. Моя начальная русская школа № 64 была в старом пятистенном бревенчатом доме на 4-й Союзной. В 1949 году пошёл туда в первый класс. Напротив через дорогу стояла татарская школа. В пятый класс мы перешли в школу № 75 в бараке рядом с фабрикой киноплёнки. Очень там было тесно. Но в седьмой класс нас всех перевели в новое двухэтажное кирпичное здание школы № 102 на 7-й Союзной. Там было просторно, тепло, были умывальник с водопроводом и тёплый туалет не на улице. Рядом отличный школьный приусадебный участок с садом-огородом, спортивными площадками. Я рос в семье технической, мечтал об инженерной работе, и после седьмого класса поступил в авиационный техникум при 16-м заводе,- барак его стоял как раз напротив заводской проходной. Там с шестнадцати лет началась моя долгожданная жизнь в авиационной промышленности, которой до сих пор верен.

- Немалая часть вашего детства и юности проходила под Казанью в доме деда и бабушки в Больших Отарах.

- Семья моего прадеда в Больших Отарах с хозяйством управлялась в основном сама - три сына, крестьянский труд от зари до зари. Но в сезон нанимали батраков. Были лошадь, корова, овцы, куры, большой огород. В советские годы держали и свиней. Хлеб не сеяли, не было пахотной земли. Зато были волжские луга.

- Город кормился с таких пригородных хозяйств.

- В нашем селе и соседних крестьяне промышляли сеном. При весеннем половодье волжская вода подходила к самым огородам Отар. А потом на заливных лугах вырастало высокое разнотравье, два покоса в сезон. И сено, и выпас были обеспечены, молоком Казань снабжали. Помню, как чуть свет в две связанные верёвками продолговатые корзины женщины ставили по две-три четверти молока, сметану в банках, в кринках творог, перекидывали через плечо и несли в Казань.

- Несли? Это же очень далеко!

- При мне, то есть после войны, десять километров до трамвая шли пешком.

- Четверть это три литра, три килограмма, плюс вес толстых бутылей по килограмму, корзина, ещё творог и сметана, кринки. Килограммов пятнадцать и более того.

- При царе было иначе. В селе жили с достатком, с лошадьми в хозяйствах. И был большой конный двор, не знаю чей. Баб группами возили в Казань торговать молоком на телегах. Я такое видел очень редко, при Советах частных лошадей практически не было, а колхозные для личных нужд не выделялись.

- Конный двор не случаен в вашем селе. Луга!

- В Больших Отарах испокон крестьяне промышляли сеном. Масштабы сенокосов на волжских заливных лугах были огромные, и это позволяло выполнять большие заказы на сено для армии. Сбыт был гарантирован. Излишки крестьяне возили в Казань на Сенной базар.

- Прадед ваш был богат?

- Богатства большого не было, но прадед был в почёте. Сохранилась фотография, где он на сельском сходе среди сельчан сидит в самом центре рядом со священником и барыней. Село разделялось на две части - барский конец и удельный конец. Церковь каменная стояла в центре села.

Татьяна Ивановна Кузнецова. Отары. 1970-е. Фото Юрия Лебедкова

- Рядом с городом крестьянам в старой России жилось легче, больше сбыта продукции, ближе цивилизация.

- Большие Отары стояли на тракте, что шёл из Казани вдоль заливных волжских лугов к переправе через Волгу в Тетюши. Это было важно для всего - торговли, сообщения. Там, где большая дорога, жизнь кипела. Жили крепко. Но пьющие мужики, конечно, всё спускали в кабаках.

- Вот они-то с наганами и винтовками и пришли отнимать у работящих сельчан нажитое трудом от зари до зари. Ваша семья под раскулачивание попала?

- Семьи двух дедушкиных братьев, героев Германской войны, полных георгиевских кавалеров, большевики сослали под Иркутск, Ангарск и Кемерово. Больше они в Отары не вернулись, и мы ничего о них не знали. Деда не тронули, он был инвалид.

- Вы помните, как жили ваши дед и бабушка в Больших Отарах?

- Конечно! Я родился в войну, уже другую германскую. До 1949 года мы жили очень бедно, впроголодь, еле тянули от зарплаты до зарплаты. Была ведь война, а потом разруха, карточки. Отец после тяжёлой рабочей смены на заводе вечерами ходил на Устье на Петрушкином разъезде разгружать баржи. И, понятно, что мои поездки в село к деду с бабушкой для семьи были удачей,- и я наемся там, и дома ртом меньше. При каждой возможности я отправлялся в Отары.

Село и в моём детстве было ещё крепкое, дома стояли большие, ухоженные. Порядок был. Утро со светом начиналось петухами, вся деревня распевалась. Следом раздавалось повсеместное мычание коров, блеянье овец и крики коз - коллективные проводы скота в табун. Крестьяне лишь открывали ворота и выгоняли своих животных на улицы, где их встречали пастухи, они уже ходили по улице с длинными плетёными кнутами метров по пять с мягким хвостиком на концах из лошадиного волоса. Пастухи над головами животных виртуозно крутили кнутами, и их хвостики издавали громкие щелчки, цокали. Скот этого цоканья почему‑то боялся и слушался. Стадо выводили на луга. Следом по селу разносился шум телег, это везли колхозников на работы. А дома другие голоса - бабушка уже гремела ухватами, кочергой, чугунками, пекла в печи пироги и варила щи и картошку. Этот запах бабушкиной еды, её тушёной в печке картошки с салом помню и сейчас, это было счастье. До завтрака мы, дети, шли на колодец за водой. Потом все садились за большой стол. На его середину бабушка ставила большую глубокую деревянную плошку с едой, и все из неё ели деревянными ложками. Кто-то из мужчин брал на руку каравай хлеба и ножом на себя ловко резал его на большие ломти, раздавал каждому кусок. Хлеб пекли дома в печи. Вечером в пять-шесть часов стадо возвращалось, сытые животные сами расходились по своим дворам, они свои ворота знали. Но были и шалуны, вечно куда-то мимо дома залезали, то в чужой огород, то во двор. И село тогда оглашалось криками женщин: «Манька, Манька, барашка, барашка!». А барашка уже у соседа ест траву, или коза на заборе объедает дерево. Козы мастера лазать по заборам и деревьям. Но вот скот вернулся, прошёл, и - тишина.

- В послевоенные годы сено в Больших Отарах ещё долго косили?

- Через сельсовет выделяли делянки, и колхозники косили на них немножко для личного хозяйства.

- Чем занимался ваш героический дед?

- Деду как инвалиду разрешалось держать лошадь. Это было большой редкостью в колхозе. Мерин у нас был серенький, небольшой. Дед за ним ухаживал, звал ласково Сынок. Скребками чистил, поил, кормил. Любил его. Запрягал летом в телегу, зимой в сани. Сани дед делал сам, гнул мастерски полозья. Непростое дело. Брус кипятили, парили, потом гнули, верёвками подтягивали. Я ему помогал, поскольку был его любимым внуком. Дед нуждался в физической помощи, руки скрючены, пройдёт пять метров и падает, и я его опекал. В год раз водил его в город на ВТЭК подтверждать, что он не выздоровел, и ему продлевали инвалидность. Дед был очень добрый. Бабушка была другая, мощная физически и крепкая волей. Вышла после Германской войны за инвалида и всю тяжесть работ в семье взяла на себя. Они с дедом друг друга уважали, ссор я не помню. Но дед, хоть и немощный, был главой семьи, его слово всё решало.

- Кроме езды на коне дед что-то мог делать в хозяйстве?

- Конечно! Мы мальчишками ездили с ним на косьбу. Коня своего дед не доверял никому, старался всё сделать сам. Он запрягал своего Сынка, я надевал на шею коня хомут, помогал подпругу затянуть. Дед слюнявил кожаный жгут вокруг хомута, супонь, и затягивал его. Брали с собой грабли, косу, длинные деревянные вилы‑рогульку, сухой паёк, воду и ехали в луга или на опушку леса на свои участки косить.

- Дед с косой справлялся?

- Он как-то ловко в скрюченную левую руку вставлял черенок - косовище, второй рукой брался за ручку косы, примеривался, удобно вставал и начинал косить. Еле ходил, а на луг только пусти, махал косой целый день без устали. Сейчас вспоминаю это, и такая выносливость меня поражает. В короткие передышки дед вытирал косу пучком травы и со звоном точил оселком. Поточит, попробует остриё пальцем и опять косит. В обед он сначала кормил коня, надевал ему торбу с овсом на морду, и Сынок мирно кушал. А потом и мы садились перекусить бабушкиными харчами. Ели и говорили обо всём. И потом опять косили.

- Про Германскую войну дед рассказывал?

- Нет! Это было не принято при большевиках.

Скошенную траву сгребали и грузили длинными деревянными вилами на телегу, а мы, пацаны, залезали наверх и траву расправляли, чтобы куча была ровной, не свалилась. Потом уплотняли на телеге впереди место для деда, накидывали вдоль на воз бастриг, длинную жердь, чтобы за её концы перекинуть петли верёвки и подтянуть кучу вниз. Дед это сделать не мог, и мы с братом шныряли по возу как обезья­ны. Увязать траву было нашей задачей. На траву закрепляли инструмент, косы, грабли. Мы залезали наверх, а дед внизу брал вожжи. Косьба - какое это было счастье! Этот аромат скошенной травы, он ни с чем не сравнится! Ехали домой усталые и счастливые. Траву сваливали у дома и разбрасывали сушить на сено.

- Пели у вас в доме?

- Бабушка была голосистая, пела протяжные старые песни. Дочки ей подпевали.

- Что стало с Большими Отарами?

- Беда пришла в наше село при строительстве Куйбышевской ГЭС - Большие Отары с его веками кормившими народ заливными лугами попадали в зону затопления. Заполнять водохранилище начали в 1956 году. В 1957 году Волга подошла к Казани. Наше село переселили на пустое место в новые Отары. Деду дали подъёмные деньги. На них купили лес и срубили новый дом. Старый дом продали,- прицепили к трактору и на полозьях из брёвен целиком увезли в Победилово. Дом этот стоит до сих пор.

- Дед долго прожил?

- Это переселение его подорвало. Он тосковал, через год в новой деревне умер. А бабушка прожила до восьмидесяти четырёх.

- Юрий Александрович, что прошло - то мило. Возможно, поэтому вам так дороги ваши Отары?

- Наши Большие Отары были удивительно красивы. Речка Тетеево, заливные луга все в цветах и пчёлах, ночное у костра. Чистейшие озёра с рыбой. Земляника. Ляжешь на траву, а ягоды сами в рот лезут. Съешь их, повернёшь голову,- и опять полно ягод. Когда в кинотеатрах стали показывать фильм «Тарзан», мы придумали ему под стать трюк и назвали, конечно, «Тарзан». На обрыве берега у озера к высокой иве привязывали длинную верёвку, хватались за конец, разбегались, взлетали над серединой озера и прыгали в его глубину. Метров десять - пятнадцать было до воды. Ещё у меня было удовольствие на краю деревни кузница. Кузнец и немой молотобоец ковали для деревни всё, что нужно. Я очень любил туда бегать. Мальчишек кузнецы прогоняли, чтобы искра в глаз не попала. Но как-то я прижился, помогал что‑то подать, поднести, и мне дозволяли смотреть на эту непростую мужскую работу.

- Церковь долго ли сохранялась в селе?

- При мне там была школа. На Новый год в каникулы деда приглашали в эту школу рассказать о войне. Дед ходил.

- Крест свой Георгиевский надевал? Учреждая его, Екатерина II повелела «сей орден никогда не снимать».

- Не мог он это делать, это было опасно.

- Веселились в Больших Отарах?

- Рождество и Пасху праздновала вся деревня. Дети бегали по деревне и славили. У нас в Отарах был престольный праздник в Петров день. Тогда водили хороводы. И на Троицу тоже. Девушки и молодые женщины что было в сундуках нарядного надевали и шли на площадь к клубу. Гармонистов было полдеревни, играли - соревновались. Певуньи плотно вставали в два - три хоровода и с песнями двигались по кругу в противоположные стороны. А мы, мальчишки, ловко ныряли между их длинных юбок, чтобы на ходу проскочить в центр хоровода, а потом назад. Дело непростое, но обязательное. После хоровода допоздна девушки группами с гармонистами ходили по главной улице и пели озорные частушки и задушевное.

- А парни?

- Они собирались у магазина, потому что обязательной была драка. Тупо бились. А наутро мировая, вместе похмелялись, хвалились ранами и синяками.

Дед умер в мои восемнадцать лет. Мы были с ним друзьями, и с его уходом для меня Отары что-то, конечно, потеряли. Хотя наша деревня осталась такой же любимой. В доме в Отарах после пенсии поселились мои родители. И я теперь то же самое сделал.

- А до пенсии? Чем вы были заняты в городе?

- В техникуме я мечтал только о моторостроительном заводе. Попасть туда было непросто, не брали на завод. Мне как восемнадцать исполнилось, я стал каждый день как на работу ходить в отдел кадров завода, просил принять. Четыре месяца ходил. Там уже меня знали. И приняли 20 августа 1960 года. Учился на вечернем и работал.

- Добились своего! Вы - кандидат технических наук, доцент кафедры технологии производства двигателей КАИ, с 1975 по 2004 год один из руководителей моторостроительного объединения.

- Я был главным инженером. До этого - главным конструктором в отделе новой техники, главным технологом объединения. Вся трудовая жизнь, сорок четыре года, прошла на этом заводе. Немало важного для страны сделано за это время. Например, для самолётов ТУ-154 мы изготовили первый двигатель генерального конструктора Николая Дмитриевича Кузнецова с применением титановых сплавов. Потом модифицировали двигатели для ИЛ‑62, аэробуса ИЛ-86, на базе авиационных двигателей создавали газоперекачивающие установки НК-16СТ и многое другое. По заданию министерства мы ежегодно проектировали и изготавливали сорок единиц редкостных специальных и агрегатных станков, это для себя, для совершенствования собственного производства. Постоянно осваивали новые технологические процессы: электрохимическую, лазерную, ультразвуковую обработку деталей, робототехнику. Многие технологии создавались совместно с отраслевыми НИИ и вузами страны и были на мировом уровне. Я защищал диссертацию по электрохимической обработке деталей и в связи с этим много бывал в Германии на заводах. Тогда в нашей отрасли мы были уровнем не ниже немцев.

- А для народа что-то делали?

- Мясорубки, детские игрушки юлы, лодочные моторы «Привет». Когда в Казани строили мечеть Кул Шариф, изготовить металлические конструкции поручили заводам города. Мы делали полумесяцы на минареты. Я руководил этими работами. Сроки дали нереальные и постоянно нас подгоняли. Мэр Камиль Исхаков так просто стоял над душой. Мы сделали эти полумесяцы с высочайшим качеством. Работали на станках с про­граммным управлением - очень сложные форма и профили. Под самое верхнее покрытие нитритом титана толщиной в пять микрон отполировали металл до зеркального блеска. Эти полумесяцы знающие производственники назвали произведениями искусства.

- Юрий Александрович, вы же безусловный горожанин, и при этом романтический певец сельской жизни! Рассказываете о деревне вашего детства как песню поёте.

- Да! Прожил в городе, на крупном производстве долгую жизнь. А деревню предков Отары люблю больше всего и живу в ней, в дедовом доме. Не случайно же старик перед смертью именно мне передал свои сокровища - крест Георгиевского кавалера и именные серебряные часы, награду за отличную учёбу в школе драгун. Возвращаясь калекой с той войны, дед где-то разбил в часах стекло. Но часы и теперь на ходу, идут безупречно. Я на пенсии, времени свободного прибавилось. Занялся историей семьи, да ещё подыскиваю технологию восстановления стекла на дедовых часах, скоро в нашем драгунском полку будет полный боевой порядок.