Из истории духа

  В. С. Турин. Казанская духовная семинария с частью Гостиного двора. Конец 1820-х

Неудачи первого года 
Принятый в 1721 году Духовный регламент предписывал открывать во всех епархиях славяно-латинские школы, в 1723 году в России открылись сразу пять таких школ: в Суздале, Коломне, Вятке, Холмогорах и Казани.
Первоначально школа находилась в архиерейском доме в Кремле. В 1723 году было собрано 52 ученика, занятия начались 19 марта. Единственным в первые четыре года учителем был Василий Яковлевич Свенцицкий, человек светский, «польской породы», шляхтич. К сожалению, мы почти ничего не знаем о нём, но по отзыву митрополита Тихона, он был человек «умный и честный и в книгочтении острый и разумный». Свенцицкий хорошо знал латинский язык, что тогда считалось самым главным. Латинский язык и стал основным предметом. Однако итоги первого года были неутешительны. В течение года 6 учеников умерли, 9 человек были отпущены по домам из‑за бедности, 12 — «за малолетством», 2 — «по тупости», 13 человек бежали. Два школьника были сочтены «достойными священства» и рукоположены. Вряд ли это произошло из‑за их больших успехов в учёбе, скорее всего, просто освободились отцовские места. Трое были отчислены по причине «записи в подушный оклад». Таким образом, меньше чем через год в школе осталось только 5 учеников.
Основной причиной такой малоуспешности было то, что митрополит Тихон не принял мер по материальному и финансовому обеспечению новой школы. Учителю Свенцицкому выплачивалось жалованье в 36 рублей из доходов архиерейского дома, а ученики должны были питаться и одеваться за счёт родителей. Между тем, Духовный регламент позволял для этих целей облагать монастыри и приходские храмы сборами. Через год после открытия Казанской славяно-латинской школы, 4 марта 1724 года, митрополит Тихон скончался. Школа почти окончательно развалилась за год безвластия в Казанской епархии (новый Казанский митрополит Сильвестр был назначен только в июле 1725 года).
Впрочем, после своего назначения владыка Сильвестр (Холмский) решительно взялся за дело. Он был русским, из дворян, но в молодости учился в одной из братских школ. Сильвестр резко негативно относился к петровским церковным реформам, но это негативное отношение не распространялось на школы. Будучи Тверским, а потом Рязанским архиепископом, он сам открыл две славяно-латинские школы.

Финансы и комедия
В 1726 году были определены стабильные источники существования школы. Сильвестр закрыл два монастыря Казанской епархии — Успенский в Сарапуле и Спасо-Преображенский в Осе, монашествующие были переведены в другие обители, а все доходы с земель и 549 душ монастырских крестьян стали поступать в пользу славяно-латинской школы. В 1726 году в школу были набраны 70 детей духовного звания и 10 инородцев, в 1727 году набора не было, в 1728 году общее количество обучавшихся составило 180 человек. В этом же году в Казанском Феодоровском монастыре для школы было построено специальное здание.
Митрополит Сильвестр позволял себе повеселиться на Святках вместе с семинаристами и лично присутствовал при «иноземческой комедии», сочинённой учителем семинарии Свенцицким. В декабрьском расходе следующего, 1727 года записано: «…от комедии иноземческой, при которой благоволил быть Преосвященный митрополит Сильвестр, в даче комедии той сочинителю 2 руб­ля 50 копеек, на покупку палаша с портупеями и ножницами 1 рубль 70 копеек… В 1730 году из архиерейского дома комедийных денег для покупки разных принадлежностей выдано 5 рублей». 
Митрополит Сильвестр в 1731 же году пал жертвой ссоры с всесильным губернатором Артемием Волынским и своей оппозиционности к положению Церкви в Российской империи. В ссоре с губернатором сыграла свою роль и славяно-латинская школа. В пространной челобитной на Волынского митрополит Сильвестр в девятом пункте писал: «Да Казанской нашей духовной школы аудитора Федора Афанасьева, захватя на дороге, его же губернаторские денщики били жестокими побои и таскали безвинно, и привели еще к Волынскому на загородный двор, и оного аудитора, приказав вторично бить батожьем пред собой смертно. А оная школа строена и жалованье получают из дома Архиерейского, а не от губернии».
Аудитором назывался один из старших учеников, призванных следить за порядком. При Сильвестре таких аудиторов было четверо.
Волынский дал на этот пункт такой ответ: «В Казанской духовной школе нет никакого аудитора и не бывало никогда, кроме что человек с пятнадцать поповых и дьячковых детей грамоте учатся, из которого в прошлом годе один дьячков сын, собравшись с товарищи своими, сам третей пьяные напали на одного солдата и били его, близ двора моего. И потом тот дьячков сын пойман и приведен ко мне на двор, и по следствию явилось, что тот солдат бит от них напрасно, и за то оный дьячков сын по приказу моему высечен, что не только я, всяк то учинит».
Судя по тому, что Волынский явно лгал по поводу состояния школы (учащихся в ней в это время, в 1730 году, было более 200), то такого же малого доверия заслуживают и его объяснения по этому поводу.

Здание Казанской духовной академии. 1880

Большая стройка
Следующие шаги в развитии духовного образования в Казани — создание собственно духовной семинарии — принадлежали уже следующему архиерею, Илариону (Рогалевскому). Он был рукоположен во епископа 18 апреля 1732 года, а прибыл в Казань 20 сентября. Он сразу же приступил к переустройству духовной школы. /…/
Началась постройка обширного семинарского корпуса в самом центре города, на улице Воскресенской, рядом с Гостиным двором. Землю под семинарию передала архиерейскому дому за долги вдова знаменитого строителя Петропавловского собора Ивана Афанасьевича Михляева. К 1735 году был «вчерне» выстроен длинный одноэтажный каменный корпус (сейчас это первый этаж геологического корпуса Казанского университета), а пока семинария разместилась в Зилантовом монастыре.

  Архиепископ Казанский Сильвестр (Холмский). На кафедре: с 25 июля 1725 года   (с 1727 года митрополит)   по 2 марта 1732 года   (фактически до ноября 1731 года).

10 классов
В системе братских школ, во главе которой стояла Киевская академия, учащиеся делились на десять классов. Обучение продолжалось много лет. Каждый класс представлял законченную ступень: русский класс, словенский класс, фара, инфима, грамматика, синтаксис, пиитика, риторика, философия, богословие. Для перевода в следующий класс необходимо было полностью усвоить всё, что изучалось.
В русском классе детей учили элементарной грамоте, в словенском — пониманию славянского языка, умению правильно читать, всему, что связано со служением в храме. Эти классы не были обязательными. Если мальчик, поступая в семинарию, умел бегло читать и писать, то его сразу сажали в словенский класс. Если же он мог читать и по‑славянски, владел «церковным обиходом», что для сына священника было вполне естественно, то сразу зачислялся в фару.
Собственно, в этих двух классах и учили тому, что было практически необходимо будущему церковнослужителю.
Но учебный материал основных классов семинарии, начиная с фары, был совсем другим. В основе всей системы лежало изу­чение латинского языка. В фаре (от латинского глагола farcio — «набивать, начинять») дети учились алфавиту, умению читать и писать, в том числе под диктовку, совершенно не понимая смысла латинских фраз. В инфиме зубрили латинские слова, выпускник этого класса должен был помнить значение нескольких тысяч латинских существительных, глаголов, прилагательных. Иногда классы фары и инфимы, соответственно, называли «низшей информаторией» и «высшей информаторией».
Соответственно, в классе грамматики изучали склонения, спряжения, суффиксы, окончания и так  далее, в классе синтаксиса — латинский синтаксис. В пиитике (поэзии) учились сочинять латинские стихи, в риторике — сочинять и произносить речи. Таким образом, в основных классах семинарии главной задачей было изучение латинского языка до степени свободного владения. Почти все остальные знания получались попутно, путем чтения и перевода латинских текстов и на немногочисленных уроках по неосновным («экстраординарным») предметам. 
/…/ Но до класса философии, а тем более богословия, добирались немногие. Объём материала в классах был неодинаковым. /…/ Пиитика считалась лёгким классом, который проходился за год. Риторика, философия занимали по два года, богословие — три. Таким образом, способному и прилежному ученику для того, чтобы окончить полный курс, необходимо было 15 лет, не считая русского класса. Переводные экзамены проводились только в классе риторики и философии, во всех остальных перевод совершался по воле преподавателя. Поэтому большинство учащихся засиживалось в классах намного дольше положенного. Многие к 20 годам не доходили даже до фары. Подавляющее большинство семинаристов выходили в причетники и священники задолго до богословия. Часто употребляемые в XVIII — начале XIX века понятия «грамматик», «поэт» (или «пиит»), «ритор», «философ» обозначали не людей науки и искусства, а тех, кто окончил соответствующие классы. Самый известный «философ», разуме­ется, Хома Брут из повести Гоголя «Вий». Но даже те, кто учился успешно, обычно оканчивали курс богословия в возрасте не моложе 25 лет, проведя в семинарии всё детство и юность. Михаил Василь­евич Ломоносов, который за три года прошёл в Славяно-греко-латинской академии в Москве все классы от славянского до философии включительно, блестяще овладев латинским языком, был редчайшим исключением.
Во многих семинариях к концу XVIII века вообще не было классов философии и богословия — и не из‑за отсутствия преподавателей, — просто ни один учащийся не мог достичь этих ступеней. В Казани старшие классы тоже появились не скоро. Так, в 1740 году, через восемь лет после преобразования славяно-латинской школы в семинарию, высшим был класс пиитики, преподавателем в нём работал Василий Григорович.

Казанская духовная семинария. Улица Воскресенская. 1914–1917


Суровые времена
Но замедленное развитие Казанской семинарии имело и свои, субъективные причины. Архи­епископ Иларион (Рогалевский), склонный к «забавам, прохладам и другим весёлостям», в числе которых были и представляемые семинаристами «комедийные акции», в 1735 году был переведён в Чернигов, а на его место был назначен епископ Гавриил (Русский). /…/ Это был архиерей, который сам не учился в духовных школах и равнодушно, а вероятно и враждебно, относился к «киево-латинской» системе. За полтора года он сумел разрушить многое из того, что было создано его предшественниками.
Вдруг выяснилось, что на содержание семинарии не хватает средств. Гавриил объяснял это тем, что Синод не выделяет средств, хотя до этого семинария содержалась в основном на доходы архи­ерейского дома. Было прекращено начатое при Иларионе строительство нового здания. Сто пятьдесят из двухсот семинаристов были распущены по домам, одни «по неспособности», другие, наоборот, потому, что якобы завершили обуче­ние. Учителям почти перестали платить жалованье. В результате самые квалифицированные преподаватели покинули Казань.
Всё это привлекло внимание Синода и лично императрицы Анны Иоанновны. Но скандала власти решили не устраивать. В январе 1737 года в Казань прибыла комиссия под руководством недавнего руководителя Казанской семинарии архимандрита Московского Спасо-Андроникова монастыря Германа (Барутовича). Она работала во время отсутствия архиерея, вызванного в Санкт‑Петербург для заседаний в Синоде. Герман в своём отчёте наглядно показал, что единственной причиной упадка семинарии является произвол архиерея, отобравшего у духовной школы основные источники доходов, сформировавшиеся ещё при митрополите Сильвестре.
В результате в марте 1738 го­да Гавриил (Русский) из Санкт‑Пе­тербурга вместо Казани отправился в новую епархию — Великоустюжскую и Вологодскую, а в Казань вместо него был назначен Великоустюжский епископ Лука (Конашевич), открывший новую страницу в истории казанских духовных школ.

Епископ Лука
/…/ В 1740 году в Казани был проездом академик Делиль, возвращавшийся из Западной Сибири, где наблюдал солнечное затмение. Вот как он описывал свои впечатления в письме к жене: «…Что мне более всего понравилось, так это мое знакомство с архиепископом Лукой, он весьма хорошо говорит по латыни, был в Петербурге при кадетском корпусе и очень любит науки. В Казани он основал академию или гимназию и заботится о процветании ее, насколько это возможно. По приглашению его я отправился туда и был удивлен, видя во всех классах до богословия и риторики по два-три студента, которые приветствовали меня речами, произнесенными по памяти по латыни и по‑русски».
Казанский епископ несколько приукрасил ситуацию перед заезжим столичным, даже полузаграничным гостем. Жозеф Никола Делиль, француз и академик Санкт-Петербургской Академии наук, почти не говорил по‑русски, но свободно владел латинским, как и епископ, так что дело вовсе не в «языковом барьере»: не Лука открыл семинарию, и класса богословия в ней не было.

  Церковь Михаила Архангела   при Казанской духовной академии. 1903

Уже в 1740 году были достроены три каменных одноэтажных корпуса на улице Воскресенской (ныне Кремлёвской). В 1742 году они погорели, но вскоре были восстановлены, над ними был надстроен деревянный второй этаж. Лука, впервые в истории казанской духовной школы, добился довольно крупной (3000 рублей) субсидии Синода на восстановление зданий. На семинарские корпуса были мобилизованы все силы епархии. В архивах Седми­езерного, Кизического, Раифского монастырей хранилось множество указов епископа 1738–1740 годов, требовавших от монастырских властей брёвен, кирпича и работников. Такие же указы последовали и после пожара 1742 года, и после следующего, в 1753 году.
На углу Воскресенской и Петропавловской улиц (ныне улица М. Джалиля) стоял так называемый «ученический» корпус, в котором находились спальни, кухня и столовая, фасадом на Воскресенскую — «лукинский» корпус с учебными аудиториями и библио­текой, на углу Воскресенской и нынешней улицы Чернышевского — «учительский» корпус с квартирами учителей.
Епископ Лука пожертвовал семинарии свою библиотеку, более полутора тысяч томов. Во время многочисленных пожаров XVIII века она не пострадала, так как выгорали только деревянные пристрои. Книгами владыки Луки учащиеся и преподаватели пользовались вплоть до пожара 1815 года, в котором почти все семинарские книги всё же сгорели. Развитие духовной школы и библиотеки епископ считал основной своей заслугой. Ещё в начале XX века в Казанской духовной семинарии и в Раифском монастыре находились его прижизненные портреты с надписями: «Лука Конашевич, епископ Казанский и Свияжский, основатель семинарии и библиотеки, любитель наук».
Через несколько лет Казанская семинария стала пополняться кадрами преподавателей собственной выучки. Первым в конце 1740‑х годов стал некий Мардарий. Но — «первый блин комом». Хороший студент, став ­иеромонахом, начал «пьянствовать и буйствовать» и вскоре был отправлен в монастырь. Не повезло семинарии и со следующим преподавателем из своих воспитанников. Окончивший философский класс в 1750 году (богословия ещё не было) Гедеон Криновский, сын пономаря Михаило-Архангельской церкви города Казани, был оставлен в семинарии учителем. Но менее чем через год он сбежал в Москву без разрешения архиерея, якобы для продолжения образования. Позже он стал блестящим профессором Московской академии, а ещё позже — придворным проповедником императрицы Елизаветы Петровны, епископом Псковским, одним из лучших церковных ораторов XVIII века.
Но следующие питомцы семинарии, оставленные учителями в начале 1750‑х годов, Иероним (Фармаковский) и Патрикий (Аристовский) прослужили здесь много лет. /…/ Семинария развивалась не только качественно, но и количественно. К середине 1750‑х годов общее количество учащихся достигло 600 человек. Это было самое многолюдное из всех духовных учебных заведений России. При этом почти все ученики жили в самой семинарии, тогда как в большинстве других ужасные частные квартиры были и самым тяжёлым воспоминанием учащихся, и серьёзным препятствием к укреплению дисциплины.
Казанская семинария при епископе Луке (Конашевиче) была одной из самых больших в стране. Но и Казанская епархия тоже была очень велика. Она включала территории нынешних Татарстана, Башкирии, Чувашии, Марий Эл, Самарской и Ульяновской областей. В отличие от многих других епархий, здесь не было низших духовных школ, Казанская семинария была единственной. Поэтому большинство учащихся семинарии были детьми священников и причетников сравнительно недалёких от Казани районов. Поповичам из более дальних краёв давали указы, разрешавшие не учиться в семинарии, и на места по‑прежнему, вопреки Духовному регламенту, ставили «необу­чавшихся». Многие из них по малограмотности не соответствовали пономарским и дьячковским должностям.

  Общий вид учебной аудитории   Казанской духовной академии.   Альбом выпускников академии 1909–1913 годов.

Реформы и безденежье
В 1762 году Казанским архи­епископом был назначен бывший преподаватель и ректор Казанской семинарии Вениамин (Пуцек‑Григорович). Управлять епархией и семинарией Вениамину пришлось в сложных условиях. Тяжёлые времена и для архиерея, и для семинарии наступили в 1764 году. До этого все духовные школы содержались в основном на средства, выделяемые архиереями из доходов от архиерейских домов, и установленные теми же архиереями сборы с монастырей и приходского духовенства. Синод выделял деньги очень редко, чаще всего — на постройку и ремонт зданий. Секуляризация всех архиерейских и монастырских земель в 1764 году привела к тому, что Церковь оказалась под жёстким контролем светских властей, не только политическим, как раньше, но и экономическим. Значительная часть монастырей была закрыта, остальные лишились доходов с земель и существовали на скудно выделяемые «штатные суммы» и пожертвования паломников. Архиереи теперь тоже получали «штатные суммы», причём их расходы жёстко контролировались. Поборы с белого духовенства категорически запрещались. Предполагалось, что семинарии тоже будут существовать на выделяемые государством через Синод средства. /…/ Для Казанской семинарии штаты были установлены в размере 1635 руб­лей и 87 с половиной копеек. Это была мизерная сумма, примерно в че­тыре раза меньше прежних расходов.
В результате количество учащихся в семинарии во второй половине 60‑х годов резко сократилось. Если в последние годы управления Луки (Конашевича) семинаристов было около 600, то академик Иоганнес Фальк, путешествовавший по России в 1770 году, застал здесь только 50 казённокоштных и 120 своекоштных учеников.
/…/ В том же 1765 году случилась новая беда — очередной пожар, в котором сгорели все деревянные помещения семинарии, то есть вторые этажи всех трёх корпусов и пристрои. Денег на строительство владыка Вениамин добивался больше года, но весной 1767 года семинария была восстановлена.

Императрица
Комплекс семинарии был восстановлен вовремя. Весной 1767 года императрица Екатерина II отправилась в путешествие по Волге. Сев в Твери на галеру, которая тоже называлась «Тверь», она двигалась вниз по реке, посещая расположенные на ней города. В Казань Екатерина прибыла 26 мая и остановилась в доме Дряб­лова во дворе Петропавловского собора, то есть совсем рядом с семинарией. Но появилась она здесь только 30 мая.
Описание торжественной встречи, устроенной архиепископом Вениамином, было опубликовано в том же году. Уже на улице, при входе в здание, «ученики, одетые в белое платье и держащие в руках лавровые ветви, пели кант, в котором заявляли, с каким нетерпением ожидали «россов верных мать все музы и Парнас». Императрица проследовала внутрь, где её встретили архиепископ Вениамин и ректор архимандрит Константин (Борковский)./…/
Ректор Константин (Борковский) произнёс приветственную речь: «Музы, видя великую россов богиню, осеняющую блеском своим прекрасных Парнасских гор места, зря (видя) вшедшую в храм Минервы премудрую Палладу, в священном восхищении стократно ублажают свою судьбину».
Описание встречи очень точно отражает атмосферу «секулярного» екатерининского времени. Никому не пришло в голову, что кощунственно называть духовное учебное заведение Парнасом. Эту гиперболу повторяли и семинаристы, и Стефанович, и ректор, последний же назвал свою школу храмом языческой богини Минервы, а саму Екатерину — богиней Палладой.

Пугачёвский бунт
В 1774 году Казань вновь ждали тяжкие испытания: 11 июля к городу подошла армия Пугачёва, насчитывавшая более 25 тысяч человек. На следующий день город был взят штурмом, губернское и городское начальство, дворяне и купцы укрылись в Кремле. Архиепископ Вениамин весь день служил в Благовещенском соборе, службы шли и в храмах Спасо‑Преображенского монастыря. Пугачёвцы обстреливали Кремль с трёх сторон, но взять не смогли. На следующий день, опасаясь преследовавшего их отряда Михельсона, Пугачёв оставил Казань. Но город был подожжён в 12 местах и сгорел почти полностью. В очередной раз сгорела и семинария. Ректор Казанской семинарии архимандрит Платон (Любарский) в письме к А. И. Бантыш-Каменскому дал обстоятельное и яркое описание «пугачёвщины» в Казани, этот текст часто цитировался в исторических трудах. Показательно, что отец Платон ничего не пишет о руководимой им семинарии. Известно, что казанские гимназисты принимали участие в обороне Казани, шестеро из них были убиты. Семинаристов же, скорее всего, в городе просто не было — 12 июля приходилось на каникулярное время.
/…/ В условиях, когда каждую копейку сверх положенных штатов приходилось годами выпрашивать у Синода, восстановление семинарского комплекса могло продолжаться много лет. Но — «не было бы счастья, да несчастье помогло». Архиепископ Вениамин был ложно обвинён в сотрудничестве с Пугачёвым. После изгнания Пугачёва из Казани захваченные бывшие участники пугачёвщины дворянин Илья Аристов, казанский дьячок Ионин и казанский купец Огородников в показаниях следственной комиссии оговорили Вениамина, обвинив его в том, что он тайно передал Пугачёву 3000 рублей с просьбой не трогать Воскресенский монастырь — загородную резиденцию казанских архиереев. 15 октября 1774 года Вениамин был арестован. Но невиновность архиепископа выявилась, и он был освобождён. Надо отдать должное Екатерине: она постаралась возместить «моральный и материальный ущерб». Уже в день освобождения Вениамину был присвоен сан митрополита. Кроме того, Екатерина выделила крупные суммы на строительство нового комплекса в загородном архиерейском доме, который проектировал знаменитый архитектор Бартоломео Растрелли. Значительная часть этих средств пошла и на восстановление семинарских зданий, и уже через три года занятия в них возобновились.