"Качалов! КА-ЧА-ЛОВ! ЗВУЧИТ!"

Из архива журнала "Казань"  № 2 2017г.

Знаменитый

постоялец номеров Михайлова

В Михайловских номерах (дом № 3 по улице Лобачевского) остановился по приезде в Ка­зань осенью 1887 года будущий премь­ер русского те­атра, а то­гда студент — Василий Качалов. И снимал комнату первые два сезона своей службы в Казанском городском теа­тре.

Качалов — сценический псевдоним великого русского актёра, родившегося в Вильно. Сейчас это город Вильнюс, столица Литвы. К 1875 году, ко­гда Василий появился на свет, его отец был православным священником, протоиереем Иоанном Шверубовичем, настоятелем виленской Никольской церкви.

Окончив гимназию, Василий едет в Петербург и поступает в 1893 году на юридический факультет Петербургского университета, туда же, где учился его старший брат. Студент Шверубович пробыл в университете восемь семестров, то есть четыре года.

Идею превращения Шверубовича в Качалова приписывают Фёдору Шаляпину, который находился в приятельских отношениях с Василием. Однажды за разговором в кофейне Шаляпин заявил Василию со свойственной ему прямотой: «Какая‑то у тебя, Васька, фамилия никудышная — Шверубович, не актёрская какая‑то фамилия»… Затем певец, листая газету, натыкается на объявление, медленно читает: «Умер кучер Василий, Иванов сын, Качалов». И после короткого раздумья вдруг взрывается: «Смотри‑ка, тоже Василий, тоже Иванович, полный тёзка! Вот и возьми себе псевдоним — Качалов! Ка‑ча‑лов! Звучит!».

Студент‑юрист учёбу бросил и сделал окончательный выбор в пользу те­атра. Молодого актёра ждали в Казани, в труппе Михаила Матвеевича Бородая. Чтобы хоть как‑то успокоить родных, Василий сообщил им, что два последних семестра, то есть последний курс юридического факультета, он прослушает в Казанском университете. Но в Ка­зань он уезжал уже не Шверубовичем, а Качаловым.

С труппой Казанско‑Саратовского товарищества два­дцатидвухлетний актёр с прекрасными внешними данными — высокий, светловолосый, голубоглазый, с красивым тембром голоса, приехал в Ка­зань в конце августа 1897 года, к началу те­атрального сезона. И был принят на год по контракту в драматическую труппу с окладом сто руб­лей на эпизодические роли типа «кушать подано».

Дом № 3 по улице Лобачевского

Городской театр

Академик Александр Ерминингельдович Арбузов, то­гда студент, так передаёт своё впечатление о проявлении нового актёра на казанской сцене: «в 1897 году… я увидел Качалова. Ко­гда из глубины сцены раздался голос ещё неизвестного артиста, в теа­тре произошло что‑то небывалое. Весь зрительный зал насторожился и затаил дыхание. Это впервые прозвучал голос Качалова. Голос артиста, обладающий какой‑то особой тембровой окраской, проникал всюду, и казалось, для него не существует физических преград. Это первое впечатление музыки голоса сохранилось у меня на всю жизнь».

Как писал сам Качалов в своей статье для журнала «Экран», «в клетчатых штанах, цилиндре на голове и в огненно‑рыжем пальто явился я в Ка­зань, в труппу Бородая». А. В. Ивановский по­мнит его «в скромном, но элегантном сером костюме и широкополой чёрной шляпе». На рисунке, сохранившемся в записной книжке Качалова, изображающем, как группа актёров вместе с Качаловым шествует по дамбе, соединяющей Ка­зань с Адмиралтейской слободой и Дальним Устьем, где приставали пароходы, мы видим Качалова как раз в костюме и мягкой шляпе, а не в пальто и цилиндре.

А вскоре на двух сторонах дома, выходивших на улицы Черноозёрскую и Поперечно‑Воскресенскую, появилась вывеска: «Меблированныя комнаты». Дом этот прекрасно сохранился до наших дней — старинной прочной кирпичной кладки, неоштукатуренный… На той его стороне, которая выходит на улицу Лобачевского, между двух окон прилепилась неказистая банного мрамора доска, указывающая, что в доме этом в 1897 – 1899 годах проживал народный артист СССР В. И. Качалов.

К 1897 году фактическим хозяином дома был уже сын купца Михайлова Степан Герасимович, хотя формально дом принадлежал его старушке‑матери, которой то­гда было семьдесят два года. Был он вдов, схоронил старших своих сыновей — Александра и Николая, третий сын, Виктор, записался вольноопределяющимся в Ветлужский резервный батальон, младший сын, Константин, два­дцати лет, учился на аптекаря. Жили с ним ещё дочери, младшей из которых, Анастасии, было к этому времени шестна­дцать лет. Училась она в Ксениинской гимназии, одной из лучших в Казани, но училась, видимо, неважно: осенью 1896 года сдавала переэкзаменовку за первый класс и была переведена во второй, отказавшись при этом изу­чать дополнительный французский язык, но уже во втором полугодии 1896 – 97 учебного года против её фамилии в классном журнале значится «выбыла».

Летом 1897 года Степан Герасимович испросил разрешение на ремонт балконов в доме матери, а осенью в газете «Казанский телеграф» появилось объявление: «Ресторан Михайлова бл. Чёрного озера отремонтирован и вновь открыт с 11 час. Ежедневно». Так что было где заезжему артисту и пообедать, имелись «в ресторане Михайлова… каждодневно свежие пирожки и настоящий кавказский шашлык». В доме, кроме того, располагалась фотография и был телефон, в необходимых случаях из те­атра могли позвонить, чтобы вызвать артиста, к примеру, для срочной замены кого‑то из заболевших.

Актриса Валентина Петровна Веригина, учившаяся в эти годы в Родионовском институте в Казани, вспоминает: «Качалов в Казани не занимал первого положения, однако пуб­лика его заметила. В «Царе Фёдоре» он играл князя Шаховского — жениха княжны Милославской. В треть­ем действии сцена в саду была прелестна, тут уже звучал обаятельный качаловский лиризм. Артиста вызывали обыкновенно по многу раз. Он имел большой успех и в концертах…

Все говорили о чудесном голосе Качалова, гимназистки покупали его порт­реты». На его выступ­ления обратили внимание, и уже на третий сезон он сделался подлинным кумиром студенческой и особенно гимназической пуб­лики. Дочь хозяина меблированных комнат, где поселился Качалов, рассказывает в своих воспоминаниях, как гимназистки «охотились» за Качаловым, чтобы получить автограф на его порт­рете (Качалов сфотографировался в роли князя Шаховского в казанской фотографии «Фельзер», и открытки с его порт­ретом можно было там приобрести), как эти порт­реты прятались на груди, в учебниках, в тетрадях; к ним относились, как к талисману. Качалова охотно приглашали на студенческие вечеринки и торжественные вечера, где он охотно читал стихи и монологи. Барышни, краснея от смущения, спрашивали у него совета, стоит ли им поступать на сцену. А ко­гда пришло время прощаться (Качалов по приглашению осно­вателей Художественного те­атра уезжал в Москву), на последнем его концерте в университете студенты внесли его в артистическую комнату на руках. И ко­гда он вышел на эстраду, его буквально завалили цветами. Как вспоминает Анастасия Степановна Михайлова, ставшая впоследствии актрисой и вместе с другой поклонницей таланта Качалова, Ольгой Дадиан, служившая на казанской сцене в антрепризе Николая Ивановича Собольщикова‑Самарина в 1902 – 1905 годах, «восторженная толпа не хочет расставаться и просит Качалова — пожалуйста, ещё… Наконец, Качалов заканчивает чтение: Грибоедов, «Горе от ума» (монолог Чацкого, последнее действие). Опять бурные аплодисменты. Подносят большой лавровый венок с лентой от казанских студентов».

Жил Качалов в номерах Михайлова также зиму 1898 – 99 и весну 1899 года. А осенью 1899 года, вернувшись из Саратова к открытию драматического сезона в Ка­зань, в номера Михайлова уже не вернулся. Последний свой сезон в Казани он жил на Поповой горе. Дом этот не сохранился.

Второй раз он оказался в Казани летом 1918 года. «В понедельник, 1 июля,— сообщала газета «За землю и волю»,— в Городском теа­тре состоялся литературный вечер артистов Московского Художественного те­атра… На первое место необходимо поставить В. И. Качалова, который прямо очаровал казанцев и своим прекрасным бархатным голосом, и удивительным мастерством мгновенного перевоплощения, и дивным чтением стихов. Брут и Антоний, Иван Грозный и Гарабурда в одно и то же время — он без грима и костюма, пользуясь исключительно мимикой и речевым аппаратом, сумел создать перед аудиторией живые образы исполняемых им лиц».

И это была последняя встреча Качалова с Ка­занью. Если считать по времени пребывания Качалова в Казани, то он прожил здесь в общей сложности всего лишь одинна­дцать месяцев, то есть менее года, но так случилось, что надолго, может быть, навсе­гда оставил здесь своё имя и память о себе. Как‑то скупо вспоминал он об этом периоде своей жизни, но, тем не менее, все­гда с гордостью, потому что именно здесь началась его слава. Доска появилась на доме в 1948 году, вскоре после смерти Качалова и выхода в свет постановления Совета Министров СССР об увековечении его памяти и присвоении имени Качалова Казанскому Большому те­атру.

Секретова Надежда Александровна — историк, старший преподаватель Казанского федерального университета и Федеральной академии туризма и спорта, председатель Гильдии экскурсоводов Казани.