Корифеи казанской фотографии

Журнал "Казань", № 10, 2014

6 октября 1895 года в квартиру профессора ботаники Императорского Казанского университета Николая Васильевича Сорокина пришли девять членов‑учредителей фотографического общества. Они доложили хозяину квартиры, что устав общества утверждён Министерством Внутренних Дел Российской империи. Председателем общества был избран Н. В. Сорокин, товарищем председателя Р. К. Краус, казначеем С. В. Манассеин.

Известно, что каждый текст нуждается ещё в одном прочтении - между строк.

Здесь между строк - долгий, почти полувековой путь казанской фотографии.

Она проникает в Казань уже в начале 40‑х годов XIX века. В 50‑е годы здесь возникают первые стационарные фотографические заведения. В 60‑е годы появляются фотографы, которых в местном масштабе мы можем назвать звёздами первой величины: московский мещанин В. П. Бебин, прусский подданный Г. Ф. Локке, имевший ранее фотографические заведения в Петербурге и Дрездене. Начало 70‑х лет ознаменовано появлением первых известных нам фотоальбомов с видами Казани.

В конце 70‑х и позднее, в 80‑е годы, наступает расцвет фотографического дела в Казани. Одни заведения открываются, другие закрываются. Неизвестная древним грекам муза фотографии капризна: благосклонна лишь к самым трудолюбивым и знающим. Немало хлопот задают фотографы чиновникам губернской канцелярии: ведь со стороны властей за фотографиями и типографиями нужен глаз да глаз.

Фотографические заведения выполняли самые разные виды работ. Можно было заказать портрет любого размера, увеличить фотографию, перенести её на камень, фарфор, металл.

Но фотографические заведения не только запечатлевали казанцев. Они ещё и готовили кадры фотографов, ретушеров, акварелистов. Фотографическими принадлежностями, которые раньше выписывались из Петербурга, а то и из‑за границы, начинают торговать казанские магазины.

Таким образом, помимо профессиональной фотографии открывается широкое поле для занятий фотографов‑любителей. Состоятельные казанцы - владельцы магазинов, аптек - открывают у себя дома фотолаборатории. Учёные, университетская профессура также быстро оценивают достоинства фотографии как спутницы и помощницы науки. Да и остальной люд, при всей пестроте тогдашних сословий, жаждет подвизаться на фотографическом поприще: от бывшего крестьянина до вышедшего в отставку чиновника, от иностранных подданных до самых что ни на есть оседлых местных жителей.

Сейчас мы привыкли к фотографии настолько, что она представляется чем‑то обыденным. В прошлом веке она была чудом. Да, именно чудом, позволяющим осуществить давнюю мечту человечества, выраженную словами Гёте: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Так что не только мода, не только надежда на лёгкие и верные доходы, но и прикосновение к чуду влекло людей к занятиям фотографией. Эта была маленькая, крохотная, но ощутимая победа человечества над бренностью бытия. Живопись была слишком дорога, она всегда существовала для избранных. Фотография стала доступна многим.

Не менее чем волшебный луч света, привлекал столь же удивительный синтез науки, техники и искусства, притягательный для пытливых умов. Открывалась широкая возможность для экспериментов, изобретений, усовершенствований. Известно, что местные мастера частенько «доводили до ума» самую наиновейшую иностранную аппаратуру.

Идея устроения в Казани фотографического общества принадлежала фотографу‑любителю Петру Дмитриевичу Викторову. Благодаря энергичному участию в этом деле профессора Н. В. Сорокина устав общества быстро прошёл все инстанции и 15 сентября был возвращён новорождённому обществу казанским губернатором.

Членами общества могли стать как мужчины, так и женщины. Не было национальных ограничений. Сразу же создание общества было замечено татарской интеллигенцией, татарским купечеством - в списке мы встречаем известные фамилии А. Азимова, И. Айтуганова, С. Усманова. Почему‑то очень активно участвовали в обществе судейские чиновники.

Разумеется, позволить себе занятия фотографией могли довольно состоятельные люди. Но никаких сословных различий общество не допускало: сыновья купцов, крестьян и дворян сидели вместе, а отставной военный занимал место возле сугубо штатского, забыв про кастовое презрение к «штафиркам».

Но это не означает, что вступление в члены Казанского фотографического общества было доступно без препятствий любому желающему. Приём производился только по баллотировке. Она была закрытой, причём сами кандидаты присутствовать не имели права. Если кандидат не проходил, то снова баллотироваться он мог не раньше чем через год.

Деньги, увы, значили и в этой сугубо интеллектуальной среде немало. Так, член общества, внёсший единовременно не менее ста рублей, считался действительным членом пожизненно. Немудрено, ведь проблемы общества заключались, в основном, в отсутствии средств. Как же знакома нам эта картина!

Казанское фотографическое общество намеревалось расширять рамки своей деятельности, добывая средства не только себе, но и на благотворительные цели. Уже в первый год деятельности правление общества, получив приглашение от Казанского общества попечения о бедных и больных детях принять участие в благотворительном базаре на Святой Пасхе, «с полной готовностью идя навстречу», доложило об этом на общем собрании и покорнейше просило членов не отказать участвовать в выставке местных фотографов‑любителей на упомянутом благотворительном базаре. На устройство витрины для данной выставки было пожертвовано восемь рублей.

Между тем общество само нуждалось в средствах и порой отказывало себе в необходимом.

Казанское фотографическое общество имело связь с другими городами. Так, профессор Томского университета В. В. Сапожников сделал на одном из собраний сообщение о путешествии его на Алтай с демонстрацией диапозитивов. А Екатеринбургское общество любителей искусств обратилось к казанцам с просьбой оказать содействие своему отделу фотографии в смысле организации, присылки светописных работ, а также методической помощью. Регулярно поддерживалась переписка с Петербургом. При приобретении дорогостоящих фотопринадлежностей консультировались со столичными фирмами, с издателями фотографических журналов.

Лекции и опыты, проводимые обществом, собирали самую широкую аудиторию. Поклонников и поклонниц фотографии в городе было гораздо больше, чем самих фотографов.

Интересным, наверное, было сообщение И. А. Котелова, присяжного поверенного и одновременно фотографа‑любителя, посвящённое фотографическим задачам‑шарадам, одна из которых была предложена слушателям в качестве задания. Речь в ней шла о съёмке зданий с высоких точек - например, с колоколен, и об оптических фокусах при этом, связанных с искривлением линий.

Несомненно, вклад Казанского фотографического общества в художественную, научную, техническую жизнь города был весом. Члены общества издавали свои труды, печатались в фотографических журналах.

Однако свобода деятельности общества ограничивалась жёсткими рамками. О времени, месте и предметах занятий и общих собраний каждый раз заблаговременно доводилось до сведения казанского губернатора. К обсуждению на собраниях общества дозволялись лишь такие предложения правления и вообще чьи‑либо предложения, которые непосредственно относились к уставной деятельности общества и о которых также предварительно было доложено в губернскую канцелярию. Цензурировались и тексты публичных лекций.

Что же касается прав, предоставляемых членам общества, то, кроме права собраний, права пользования приборами, приспособлениями, литературой, фотографы имели возможность снимать виды по России, не испрашивая на то особого разрешения местных властей, за исключением местностей, имевших стратегическое значение, на что правление выдавало своим членам особый билет.

Количество членов и кандидатов фотографического общества колебалось на всём протяжении его деятельности. Так, через год, к осени 1896 года, оно насчитывало уже 62 действительных члена и 13 кандидатов.

К сожалению, Казанское фотографическое общество не избежало серьёзных внутренних разногласий. Возникли трения между правлением, регламентирующим его деятельность, и членами общества. Не желая обострять конфликт, Н. В. Сорокин подал заявление об отказе от звания председателя общества.

Тем не менее, в постановлении собрания общества по этому вопросу звучат сожалеющие нотки, а личность председателя оценивается весьма высоко.

В фондах Госмузея можно найти ряд фотографий с клеймами фотографов‑профессионалов, являвшихся членами общества. Из них наиболее широко представлены наследия Г. Ф. Локке и К. Т. Софонова. Константин Трифонович Софонов, крестьянин по происхождению, был к тому же и членом Общества истории, археологии и этнографии при университете. Многие снимки нашей этнографической коллекции отмечены его клеймом. Относятся они в основном к истории марийского и чувашского народов. Герману Фёдоровичу Локке принадлежат виды Казани 70‑х - 80‑х лет, многочисленные снимки жителей города и уникальные фотографии, носящие также этнографический характер, в том числе снимок «Казанские татары».

Сохранились и такие следы деятельности КФО, как оттиски круглой печати с надписью «Казанское фотографическое общество» и личного штампа продавца фотопринадлежностей Г. Герингслаке, где он именует себя «поставщиком Казанского фотографического общества».

Известно, что общество продолжало свою деятельность и в XX веке. Занятия свои оно проводило в разных местах, например, в здании Электрической станции на Театральной площади.

Председателем его в 1906 году был Макс Альбертович Пикеринг. Тем, кто занимается историей казанской фотографии, эта фамилия знакома. Фотографическое заведение прусского подданного Пикеринга «против клиники, в доме Перкулова» (очевидно, имелась в виду университетская клиника) упоминается в документах губернской канцелярии с 1868 года. А казначеем общества стал Генрих Августович Герингслаке.

Мы называем фотографов, имевших отношение к Казанскому фотографическому обществу, корифеями не случайно. Многие из них давно и прочно были связаны с нашим городом, с его культурными традициями, внеся в них немалую лепту своим верным служением искусству светописи.

У Казанского фотографического общества была традиция: почти каждое заседание завершалось съёмкой его участников. Но ни одна из этих групповых фотографий до нас не дошла. Фотографы оставили нам память о нашем городе, о его людях, по иронии судьбы как бы забыв о себе. Неужели нам так и не удастся воскресить их лица, воздать им должное, донести их материалы до потомков? Неужели глубины прошлого так безнадёжно бездонны? Хотелось бы верить в иное. Поиск в этом направлении будет продолжаться. Не вредно помечтать, что примут в нём участие старожилы, владельцы семейных архивов, краеведы. А может быть, современные казанские фотографы почерпнут что‑то для себя в опыте своих предшественников?