Неповторимый Рошаль

Журнал "Казань", № 11, 2014

В начале нашей бурной студенческой жизни одним из самых ярких впечатлений стали водные походы по бурным сибирским рекам. В самом первом походе по алтайской реке Лебедь университетский турклуб объединил нашу горстку первокурсников с недавними выпускниками мехмата. Они были весьма колоритными личностями, и Рошаль Нигматуллин если чем‑то выделялся среди них, то только своей скромностью. Однако начинаешь вспоминать этот и следующие походы - и прежде всего перед глазами встаёт именно его сухощавая, внешне неброская фигура, контрастирующая с тяжеленным рюкзаком.

Своей неповторимой размеренной походкой он, как правило, шёл впереди нашей разномастной туристической группы. Тем не менее, от его проницательного взгляда не ускользал момент, когда кому‑нибудь становилось особенно тяжело, и он первым оказывался там, где было нужно подставить плечо, чтобы помочь.

Рошаль был на несколько лет старше нас, уже имел семью, но в ежедневной туристической рутине огромная разница в жизненном опыте практически не чувствовалась. Ощущалась она лишь тогда, когда надо было что‑то обсудить. В остальном же его превосходство внешне было незаметно.

Впрочем, я не прав - можно назвать ещё одно уникальное свойство его личности. Никто и никогда не слышал от Рошаля ни единого, подчёркиваю - ни единого (!) бранного слова, ни в каких, даже самых напряжённых обстоятельствах, которыми обычно изобилует любой сплав на плотах. Уравновешенное и уверенное его поведение помогало разрядить самые сложные ситуации. При этом к излишним проявлениям эмоций со стороны окружающих он относился с пониманием и добрым юмором. Он был немногословен, но иногда в трудную минуту присаживался рядом, общаясь на невидимой для посторонних волне. Это удивительным образом снимало напряжение.

Мне после завершения сплава по Лене он подарил новосибирский Академгородок. Именно туда по пути из Иркутска в Казань уговорил заехать вместе с ним Рошаль, которому нужно было увидеться с математиком Юрием Журавлёвым, шефом по кандидатской.

Меня поразила царившая в Академгородке атмосфера единения всех, чьим призванием была наука,- от школьников до молодых тогда академиков. Рошаль идеально вписывался в эту фантастическую картину научного братства. Его собственное знакомство с Академгородком началось ещё в 1962 году, на преддипломной практике. Интересно, что организаторы проходившей там математической конференции с нашего молчаливого согласия отнесли нас к разряду школьников (правда, месяц не брившихся) и поставили на довольствие в столовую. Впечатления об Академгородке и живые рассказы Рошаля о тамошних обычаях врезались в память на всю жизнь.

При всей увлечённости Рошаля математикой его любви и душевного тепла хватало и на нежно любимых им жену и детей, и на друзей, для которых он был недосягаемым образцом.

Когда я думаю о Рошале, не могу вспомнить ничего отрицательного. Ничего. Часто говорят, что подобное объясняется воздействием времени, стирающего всё мелкое и наносное. Возможно. Однако Рошаль всегда поражал гармоничной цельностью своей натуры, которая несла положительные заряды человеческого такта, понимания и исключительной порядочности во всём.

Тейтельбаум Григорий Бенционович - доктор физико‑математических наук, профессор.