Первый генетик Казанского университета. Дело Василия Слепкова

Журнал "Казань", № 10, 2012

О Василии Николаевиче Слепкове я узнала из статьи, опубликованной в «Комсомольской правде» 4 июля 1988 года. В рассказе о первом редакторе газеты упоминался и его брат Василий. Более полстолетия имя талантливого учёного, первого генетика Казанского университета было предано забвению, фактически вычеркнуто из его истории.

Возвратить это имя, поведать о трагической судьбе Василия Николаевича мне помогли его вдова Евгения Соломоновна Слепкова, товарищ и коллега академик Николай Петрович Дубинин. И, конечно, документы, хранящиеся в архивах Казани.¹

Василий родился в Рязани в 1902 году. Отец его Николай Васильевич - сын крестьянина Касимовского уезда Рязанской губернии, человек способный и даже талантливый, окончил гимназию, работал учителем, впоследствии стал пчеловодом. Дети (их было шестеро) глубоко уважали родителя.

Василий Николаевич любил рассказывать о своём детстве. Рос он любознательным, любил природу. Мальчику очень нравилось одному бродить по лесу, он часами мог пропадать в своей «пещере» на берегу реки, где у него была «лаборатория» - десятки баночек и склянок с разной живностью. Отец серьёзно относился к его увлечениям, никогда не наказывал, даже когда Василий пропускал школу и мчался к своей «пещере», предполагая, что именно сего­дня что-то очень важное должно произойти в одной из баночек. В шутку спрашивал сына: «Ну, как дела, профессор?» Детское увлечение не прошло бесследно.

В 1917 году семья оказалась в Латвии, в городе Люцине. Отец и старший брат Василия Александр вступили в партию большевиков и участвовали в революционных событиях. Николая Васильевича назначили первым комиссаром просвещения города, а Александра - комиссаром юстиции. Когда Прибалтика была оккупирована немецкой армией, оба они были арестованы и приговорены к смертной казни. На всю жизнь в памяти младшей сестры Василия Софьи осталась картина ареста самых близких ей людей. «Было это под вечер. Здание школы, где мы жили, окружили плотным кольцом вооружённые немецкие солдаты в железных касках. Отца и брата увели. Бурный восемнадцатый год. Революция охватила Германию. Волны её докатились до Латвии. Это спасло отца и брата от смертного приговора. Местное население вынесло их на руках из тюрьмы».
Примеру отца и старшего брата последовали и другие члены семьи - все Слепковы стали коммунистами. В тридцатые годы все они оказались жертвами сталинских репрессий. Александр, Василий, Владимир и Настя были расстреляны, младшие сёстры Софья и Женя пережили тюрьмы и лагеря.

Но это было потом. В 1919 году Василий Слепков живёт в Уфе и преподаёт в губнаршколе, потом переезжает в Семипалатинск и занимается партийной работой. В 1922 году поступает в Ленинградский университет, а после его окончания переезжает в Москву, чтобы продолжить учёбу в Институте красной профессуры. «Красные профессора» - слушатели института, ученики Николая Ивановича Бухарина, были образованные, глубоко мыслящие, целеустремлённые молодые люди.

Уже в первый год учёбы в институте, проявив глубокий интерес к вопросам эволюции и наследственности, Слепков работает в лаборатории известного биолога Бориса Михайловича Завадовского. Однако, не получив ожидаемых результатов, он переходит в лабораторию генетики Московского зоотехнического института, которой руководит один из лидеров генетики того времени Александр Серге­евич Серебровский. «В этой лаборатории в 27-м году,- вспоминает Николай Петрович Дубинин,- я лично познакомился с В. Н. Слепковым… Он сразу показал себя блестящим философом и учёным. Был он тогда весёлым, юным, зеленоглазым, красивым, влюблённым в свою невесту, в ореоле близости с Н. И. Бухариным. Начались незабвенные годы дружбы, работа до изнеможения в стенах лаборатории, встречи в его доме, знакомство с его невестой Женей…»

В лаборатории Московского зоотехнического института на Воронцовом поле пятеро молодых учёных - Александр Сергеевич Серебровский, Николай Петрович Дубинин, Иосиф Израилевич Агол, Василий Николаевич Слепков и Василий Евгень­евич Альтшулер - приступили к опытам по получению искусственных мутаций у дрозофилы под воздействием рентгеновских лучей. От результатов зависело многое, и прежде всего рождение и развитие новой для страны науки - радиационной генетики.

Талант, увлечённость молодых людей, их любовь и преданность науке, чувство товарищества и любви друг к другу со­здавали подлинно творческую атмосферу. Опыты дали блестящие результаты, учёные убедились, что радиация проникает в клетки и изменяет природу генов и хромосом. В 1928 году молодые экспериментаторы рассказали о своей работе в журнале «Экспериментальная биология» и в английском журнале «Наследственность», а в издательстве политической литературы вышли книги Слепкова «Евгеника» и «Биология и марксизм».

Став убеждённым генетиком, Василий Николаевич уезжает в Германию стажироваться в лаборатории известного немецкого учёного Курта Штерна. Возвратившись и окончив институт, получает назначение в Казань, преподавать в вузах.

Приехал Слепков в Казань полный сил, энергии, надежд… 15 августа 1929 года он был зачислен в Татарский коммунистический университет преподавателем исторического материализма. Жизнь складывалась удачно. Через год Василия Николаевича утвердили руководителем кафедры диалектического материализма.

Однако вскоре обстановка в стране резко изменилась. Кампания против «правого уклона», развернувшаяся в партии, не могла не задеть учеников «бухаринской школы», разделявших взгляды своего наставника. Началась травля Слепкова. 4 ноября 1930 года он был исключён из партии и отстранён от занятий в Татарском коммунистическом университете.

В апреле следующего года персональное дело Слепкова рассмотрела партколлегия ЦК ВКП(б) под председательством Емельяна Ярославского. На основе её постановления Татарский обком ВКП(б) прикрепил Слепкова на «проверку» к партячейке комбината «Спартак». Ему разрешили продолжать занятия в институте, работать в Казанском университете. С 1 сентября Василия Николаевича зачислили профессором по кафедре методологии естество­знания. Он с увлечением читает лекции студентам университета и медицинского института, руководит аспирантами по теоретической биологии, генетике, ведёт семинар, в котором участвуют не только его аспиранты, но и преподаватели, сотрудники биологических факультетов Казанского университета, Восточно-Педагогического и медицинского институтов. К этому семинару Василий Николаевич относился с особой ответственностью, считая его основной целью своего пребывания в Казани. Здесь обсуждались самые сложные и острые вопросы генетики. В дискуссиях на семинаре Слепков установил подлинную свободу критики и мнений. Каждый мог изложить свои взгляды, за ошибочные высказывания не приклеивали никаких политических ярлыков.

Ректор² университета Носон-Бер Залманович Векслин поддерживал Слепкова во всех его начинаниях. Сбывается заветная мечта учёного - в университете создаётся генетическая лаборатория, и Василий Николаевич получает возможность продолжить исследования, начатые им в лаборатории Серебровского. В 1932 году его назначают директором Научно‑исследовательского биологического института при Казанском университете. Растёт его авторитет как учёного и организатора науки. В том же году Василия Николаевича восстанавливают в ВКП(б).

Но вскоре тучи над головой Василия Слепкова вновь сгущаются. В начале октября Постановлением Президиума ЦКК ВКП(б) в числе двадцати четырёх членов и «пособников» группы Рютина были исключены из партии первый редактор «Комсомольской правды» Александр Слепков, Д. Марецкий, П. Петровский, Я. Стэн и другие его товарищи. Их арестовали.

Объединённый Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) в Постановлении, подписанном Сталиным, поручил Политбюро и Президиуму ЦКК «принять самые решительные меры для полной ликвидации деятельности белогвардейской контрреволюционной группы Рютина-Слепкова А., их вдохновителей, и укрывателей», а также потребовал «немедленного исключения из партии всех знавших о существовании этой контрреволюционной группы, в особенности читавших её контрреволюционные документы, и не сообщивших об этом в ЦКК и ЦК ВКП(б), как укрывателей врагов партии и рабочего класса». В Казань была направлена секретная директива - потребовать объяснений от Василия Слепкова: какие разговоры об этой группе он вёл с Александром Слепковым, кого при этом называл, что ему известно о группе, её документах.

Многочасовая беседа, продолжавшаяся в течение двух дней, больше напоминала допрос. Суть её изложена в письменном заявлении Василия Николаевича:
«В бытность мою в Москве мой брат А. Слепков передавал мне о том, что ему рассказывал Стэн о существовании кем-то (кем неизвестно) написанного документа антипартийного характера. Брат охарактеризовал документ в общих чертах, сообщив, что в нём подвергнута резкой критике линия партии в промышленной и сельскохозяйственной политике и имеются резкие нападки на партийное руководство, в частности, на Сталина… Так как рассказ был беглый, так как у меня создалось впечатление, что у брата нет полной уверенности в реальности этого документа, так как в это же время я слышал от кого-то (не помню) явно сплетнические рассказы о каком-то заявлении группы старых большевиков, об аресте какой-то группы студентов-коммунаров, устроивших подпольную конференцию,- я рассказу серьёзного значения не придал и никакого особого внимания на него не обратил… Никаких рассказов ни от брата, ни от кого‑либо другого о существовании подпольной группы, которая написала свою платформу,- я не слыхал. О существовании рютинской группы, о принадлежности к ней брата впервые узнал из газет».

Нет сомнения, что Александр Слепков и его товарищи - воспитанники «бухаринской школы» не только знали о существовании Рютинской группы. Они первыми прочитали обращение «Ко всем членам ВКП(б)», отпечатанное в нескольких десятках экземпляров для распространения, и были полностью солидарны с ним. Это подтвердил в своём заявлении на имя Ежова арестованный в 1937 году Бухарин, сообщив, что «рютинская платформа» отражала его взгляды, как и взгляды его единомышленников.
Был ли знаком с рю­тинским документом Василий Слепков? Бесспорно, был. Александр не мог не рассказать своему брату и единомышленнику о документе, в котором с болью и гневом говорилось о тяжелейшем экономическом и политическом кризисе, в котором оказалась страна по вине Сталина.

«На всю страну надет намордник, бесправие, произвол и насилие, постоянные угрозы висят над головой каждого рабочего и крестьянина. Всякая революционная законность попрана! Всякая уверенность в завтрашнем дне потеряна!..

Учение Маркса и Ленина Сталиным и его кликой бесстыдно извращается и фальсифицируется. Наука, литература, искусство низведены до уровня низких служанок и подпорок сталинского руководства. Борьба с оппортунизмом опошлена, превращена в карикатуру, в орудие клеветы и террора против самостоятельно мыслящих членов партии. Права партии, гарантированные Уставом, узурпированы ничтожной кучкой беспринципных политиканов. Демократический централизм подменён личным усмотрением вождя, а коллективное руководство - системой доверенных людей…»

Могли ли эти смелые слова и мысли оставить равнодушным Василия Николаевича?

4 января 1933 года за связь с членами группы Рютина, сокрытие фактов «их антипартийной деятельности», содействие контр­революционной группе Рютина-Слепкова А. Василий Николаевич был исключён из партии, арестован и осужден к трём годам политизолятора в Суздальской тюрьме.

В июне 1934 года его освободили из тюрьмы и на оставшийся срок наказания направили в административную ссылку в Уфу. Здесь он работал в медицинском и педагогическом институтах, консультировал в лаборатории дубового шелкопряда. Последовавшая за ним в ссылку жена привезла в Уфу бинокуляр, термостат и мушек дрозофилы, и он продолжал свои опыты. Работал Слепков много и, несмотря ни на что, с увлечением.

В 1936 году в Уфу повидаться со своим товарищем заезжает Дубинин. Это была их последняя встреча, о которой Николай Петрович вспоминает: «Мы сидели на брёвнах, на берегу Белой. Был дивный прозрачный день. Василий Николаевич взахлёб расспрашивал меня о событиях в науке, о московской жизни. Проговорили часа три… Казалось, всё пройдёт, и вновь мы пойдём вместе по трудной, но прекрасной дороге науки…» Не знал тогда Дубинин, будущий академик и директор Института генетики Академии наук СССР, и никогда не узнает Василий Николаевич Слепков, что произойдёт с генетикой в сороковые‑пятидесятые годы, как будут громить их друзей и соратников…

В мае 1936 года окончился срок ссылки. Слепковы переезжают в Баку, к родителям жены. «Как радостно и тепло дома,- вспоминает Евгения Соломоновна,- постаревшая мама ухаживает за нами. Дети (Ирина и Александр) радуются, им хорошо. Всё складывается вроде удачно. Мы прописаны, и Слепкову предлагают сразу несколько работ; молодого и перспективного учёного приглашают в университет и другие институты. Нам вновь кажется, что наконец всё хорошо, и мы опять счастливы. Но… начинаются процессы… и вновь всё темнеет. Васю уже никуда не берут: ни в школу, ни на Бакинские нефтепромыслы».

14 января 1937 года арестованный в Баку органами НКВД Азербайджанской ССР Василий Слепков по этапу был доставлен в Казань. Ему предъявили обвинение в том, что он «является руководителем контрреволюционной террористической организации правых в Казани, имел непосредственную связь и действовал под руководством контрреволюционного центра правых в Москве, проводил практическую враждебную деятельность против Советского государства».

По «делу Слепкова» были арестованы его аспиранты и участники семинара И. Поздин, Г. Смирнов, Л. Ценципер, М. Сафин, Б. Фёдоров, С. Комаров, И. Егерева, Ю. Карепова, М. Столбова и другие. «За принадлежность к контрреволюционной организации правых, возглавляемой Слепковым», были арестованы профессора Казанского университета Н.-Б. З. Векслин, М. К. Корбут, Н. Н. Эльвов, доценты Е. С. Гинзбург, А. М. Налимов, А. Н. Щербаков… В Москве взяли под стражу Александра Александровича Баева (впоследствии известный учёный, академик), в Баку как члена семьи «изменника Родины» - Евгению Соломоновну Слепкову (более десяти лет она провела в тюрьмах, лагерях).

Первого августа 1937 года в Москве, куда в июле была доставлена из Казани большая группа заключённых, военная коллегия Верховного Суда судила «врагов народа». Вот как описывает эту процедуру Евгения Гинзбург: «За столом военная коллегия Верховного Суда. Трое военных. Сбоку секретарь. Перед ними я. По сторонам от меня - два конвоира. В такой обстановке «широкой гласности» начинается судебное следствие… Семь минут! Вся трагикомедия длится ровно семь минут, ни больше, ни меньше».

За семь минут была решена судьба Слепкова. Он был приговорён к высшей мере наказания. И в тот же день, 1 августа, в подвалах Лефортовской тюрьмы расстрелян. Тогда же расстреляли М. Корбута, С. Комарова, И. Поздина, М. Сафина.

Жизнь Василия Николаевича Слепкова оборвалась в тридцать пять лет, из них восемь лет он жил в обстановке травли, постоянных угроз, а затем - тюрьмы и ссылка. В двадцатые годы, в самом начале пути, коллеги предсказывали ему блестящее будущее в науке…

Остались незавершёнными опыты, недописанными книги, недочитанными курсы лекций. Он многого не успел. Но имя Василия Николаевича Слепкова, талантливого учёного, классика советской генетики, заняло своё достойное место в истории науки. А в памяти людской навсегда останется имя гражданина, который в трагическое для страны время и в мыслях, и в поступках был непримиримым к явлению, которое мы называем сталинщиной.

Писарева Стелла Владимировна - директор Музея истории Казанского университета.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Государственный архив историко-политической документации, Национальный архив Респуб­лики Татарстан и архив ФСБ.
² Тогда эта должность называлась «директор».