Послание из прошлого

Журнал "Казань", № 10, 2013

14 августа (1 августа по старому стилю) 1904 года Владивостокский отряд крейсеров вступил в бой с японской эскадрой, в результате которой геройски погиб крейсер «Рюрик».

В следующем году исполняется 110 лет подвигу экипажа этого корабля, который по накалу боя может сравниться с подвигом знаменитого «Варяга», а по трагизму событий и превосходит его.


Гурьян Андреевич Марьин (именно так написано на могильной плите) родился 1 октября 1877 года, умер 9 июля 1957 года. В ноябре 1898 года по достижении двадцати одного года был призван в 17-й флотский экипаж. Его действительная служба началась 1 января 1899 года.

В том же году находился на крейсере «Рюрик» в заграничном плавании. После войны вернулся на свою родину, в село Гари Ильинской волости Казанского уезда Казанской губернии. Слыл героем и завидным женихом.

Но ранения не давали ему покоя до конца жизни, после одного из них у него осталась «сухая рука». Женился на Татьяне Ивановне Суконновой, имел девятерых детей. Держал крепкое хозяйство, а в двадцатые был раскулачен.


Случилось так, что ко мне в руки волшебным образом попала запись воспоминаний моего прадеда Гурия Марьина - героя Русско-японской войны, участника сражения в Цусимском проливе на крейсере «Рюрик». Рассказы об этих воспоминаниях я слышала с детства, но родные были уверены, что текст пропал после Второй мировой войны. Однако судьба распорядилась так, что мне всё-таки удалось потянуть за ниточку памяти, конец которой терялся в далёком прошлом…

Я знала, что старевший Гурий Марьин надиктовал воспоминания о своей службе старшему сыну. Долгое время в семье хранились форма и другие вещи, принадлежавшие прадеду. Но семья часто переезжала, и сохранилась только рукопись. К моменту моего взросления история о ней превратилась в семейную легенду. Рукопись я долго искала у многочисленных родственников, которые утверждали, что последний раз держали её в руках в восьмидесятые годы прошлого века. Найти реликвию не удавалось.

За некоторое время до своей смерти в 2011 году самая младшая дочь Гурия моя крёстная Полина Марьина вспомнила, что один экземпляр рукописи мог сохраниться в семье Ивана, одного из сыновей прадеда. Она сказала мне об этом. И вот среди других пожелтевших документов на чердаке старого деревенского дома они находят драгоценные листки!

Дальше события стали развиваться стремительно. Неудивительно, что я почувствовала себя персонажем любимой в юности книжки «Два капитана» Вениамина Каверина. В Интернете нашла форум об истории Военно-морского флота России и с его помощью интересных, увлечённых людей, которые и рассказали мне о «Рюрике». Получив точные сведения о его последнем бое, я связалась со специалистами из архива Военно-морского флота, которые начали складывать для меня пазлы истории. Что ни письмо, то открытие - «первый георгиевский крест 178417 получил за бой 1 августа, второй 173319 за военные заслуги…», «упоминания о вашем родственнике есть в книге А. С. Новикова‑Прибоя «Цусима»… и т.д.

Детали и эмоциональный накал того боя ошеломляют. Прадед воевал, находясь на верхней палубе, где моряки фактически ничем не защищены от вражеских снарядов и мало кто уцелел.

На сегодняшний день письменное свидетельство прадеда - это единственное воспоминание о подвиге моряков «Рюрика», оставленное членом команды корабля не офицерского чина.

Желание знать больше открывает новые тайны - разрозненная информация о далёких, но таких близких родных людях сходится в единую картину моей собственной жизни. И это вполне закономерно - с годами начинаешь внимательнее всматриваться в линию горизонта… Вот такая история длиною в десятилетия. Теперь уже в столетие.

Заметки о военных, боевых действиях и о героическом бое крейсера «Рюрик» с японской эскадрой 1 августа 1904 года моряка Марьина Г. А., первого номера, у 120-миллиметрового среднего орудия правого борта (№ XXI)


Подвиг моряков

В широких водах, близь корейского пролива

Геройский подвиг совершали моряки.

Они дрались за счастие народаРоссии,

Родины сыны.

****

Они дрались, не зная страха

Сыны отчизны - богатыри.

Лилася кровь геройская недаром,

Прославя гордость русских моряков,

Смертельно раненые напоминали

Героев «Рюрика» - Отечества сынов.

****

Бьются холодные волны

Бьются о берег морской

«Рюрик» сражается гордо

С японской эскадрой морской.

****

Враги не страшны броненосцу,

Он гордо идет на врага.

Команда готова к атаке

Силы, отваги полна.

****

Сошлися в атаку с японцем

Сражаясь в жестоком бою

Команда работает четко

Не дав передышки врагу

****

Снаряд за снарядом летели,

Разрывая стальную броню,

Матросы стояли упорно,

Защищая отчизну свою.

****

Они, защищая отчизну,

Сражаясь в неравном бою

Сдержали матросское слово,

Не давая пощады врагу.

******

Проход Броутона является ареной жестоких столкновений. Из состава эскадры Рождественского здесь геройски погиб крейсер «Светлана», до последней минуты не спускавший боевого флага.

1 августа 1904 года в водах прохода Броутона, близ Корейского пролива, сражаясь до последней минуты, погиб броненосный крейсер «Рюрик» из состава так называемой Владивостокской эскадры крейсеров. Эта эскадра спешила на помощь первой Тихоокеанской эскадре, прорывавшейся из осажденного Порт-Артура, встреченная превосходящими силами японского флота, преградившего ей путь к отступлению. Эскадра, в составе трех крейсеров «Россия», «Громобой», «Рюрик», приняла не равный бой, прорываясь на север.

В этом бою «Рюрик» был тяжело повреждён и сначала потерял ход. Два раза, ведя неравный бой, возвращались «Россия», «Громобой» к погибавшему товарищу, но сделать ничего не смогли! - Когда Япония объявила войну, нам был дан приказ выйти в море.

Первый поход был у нас в составе трех крейсеров «Россия», «Громобой» и «Рюрик». Когда мы вышли в японское море, курсировали в море четверо суток, выполняли приказ командования, встретили два японских парохода с грузом и потопили их.

Второй поход (в море находились приблизительно до полутора суток и только на закате солнца следующего дня встретились с японской эскадрой). Сразу мы боя не приняли, так как неприятель по нам открыл огонь. У него были недолеты, примерно миль на пять, и мы вернулись обратно. Сигнальщик на «Рюрике» заметил четыре вражеских миноноски и с «Рюрика» был передан сигнал на флагманское судно «Россия», где с него последовал приказ открыть огонь по неприятелю. Скоро одна миноноска неприятеля была потоплена, а три остальные вернулись к японской эскадре. Японская эскадра приняла их за русские миноноски и открыла по ним огонь. Одна из трех была потоплена своей же японской эскадрой, потому что эти миноноски были посланы с минной станции, и не было сообщено японской эскадре.

Третий поход. Вышли в японское море, находились в нем двое суток. Здесь встретили три неприятельских парохода: «Кинсю-мару» (потоплен 26.04.1904 артогнём «России»), шхуна «Хокусэй-мару» (потоплена 20.07.1904 подрывной партией «Рюрика»); «Садомару», их конвоировало военное судно Крейсер «Адзума». На каждом судне было полторы тысячи войска, а на «Садомару» был маршал Ояма со своим штабом. Команде и войску, находившемуся на пароходе, было предложено сдаться и предложено спасение. Но они отказались и были потоплены. Но конвойный японский крейсер «Адзюма» в это время находился на горизонте, боясь подойти ближе, и, не дав ни одного выстрела, направился к берегам Японии.

Четвертый поход. Вышли в Японское море по направлению к Тихому океану. Подошли близ Сангарского пролива. «Россия» оставила «Громобой» и «Рюрик» и сама пошла с открытыми огнями. Подошла к Сангарскому проливу, потом вернулась обратно, снова то же и третий раз пошли все вместе «Россия», «Громобой» и «Рюрик». В одиннадцать часов дня встретили в проливе почтовый пароход. На нем было пятьдесят человек пассажиров, проверили документы и отпустили его. Но в это время, близь берега шли Броненосцы береговой обороны. Мы их не побоялись, прошли Сангарский пролив, встретили вражеский пароход, приостановили его и проверили документы. Судно пришлось потопить. Но полностью команду спасти не удалось, так как было сильное волнение (шторм). Сумерки сгущаются, находит туман, а нас стали преследовать четыре японские миноноски, судно их потонуло и мы пошли дальше в Тихий океан. В Тихом океане еще затопили четыре парохода, а на пятый посадили призовую команду и направили их через Сахалин в город Владивосток. В Тихом океане ходили шестнадцать суток. Нельзя было пройти, был шторм и тучи, и только просветлело часа в четыре вечера. Прошли Сангарским проливом и подошли к поворотному маяку, спросили: «Была или нет Японская эскадра». Нам ответили, была только что за сутки ушла. Прибыли в город Владивосток благополучно.

1904 год 1 августа.

Владивостокской эскадрой - отрядом в составе трех крейсеров «Россия», «Громобой», «Рюрик» вышли в море по направлению Корейского пролива, шли на помощь 1-ой тихоокеанской Порт‑Артуровской эскадре. Когда мы вышли из Владивостока вечером 29 июля 1904 года, у них шел бой. Мы шли двое суток спеша на помощь Порт‑Артуровской эскадре 1-го августа в четыре часа утра. Закончив вахту и не успев отдохнуть, раздалась команда «горнисты» и барабанщики по батареям.

Я выбежал на верхнюю палубу, моя орудия находилась там, на открытой батарее. Как командир орудия я находился у орудия в боевой готовности. Смотрю, выстроились в боевую колонну четыре вражеских крейсера и четыре миноноски. По приказанию адмирала Иесcена, необходимо было спросить чьи суда потому что их различить было не возможно. Боевая колонна не так как кильватер на «Рюрике». Их считали как флагманский корабль и со всех неприятельских судов по «Рюрику» был открыт огонь.

Только что начался бой у моей орудии, убило третьего подносчика (фамилия которого была Карпов). У моей орудии осталось прислуги четыре номера. Шел горячий бой. Орудия работала отлично. Но неприятельский снаряд попал в вентилятор, и скатился к борту. Скользнув о борт, попал в кочегарку, там разорвался, послышались стоны тяжелораненых товарищей, которых переносили в лазарет. Бой продолжался, снаряд попал в мачту, разорвался, многих убило, а также тяжело ранило, в том числе моего первого подносчика Гордеева и меня. Первого номера ранило пятью осколками. Течет из раны кровь, пошел на перевязку, перевязав на скоро раны я снова вернулся к своей орудии, начал снова разить неприятеля, посылая снаряд за снарядом, угощая не званных гостей.

У моей орудии остались пока что в живых: первый номер, второй номер и второй подносчик. Было горячо, бой все разгорался. Продолжали разить врага, стрельба не прекращалась. Второй подносчик только что послал патрон в канал орудии и пошел от меня метра на полтора. Внезапно был убит, ему снесло половина головы, а из правого бока виднелся кишечник. Тогда мы остались только со вторым номером. Трудно было двоим - жарковато. Нужно было самим подносить снаряды, заряжать орудие, делать наводку и вести огонь. Орудия дышало огнем. По какой-то причине мне нужно было посмотреть за борт и чтоб не свалиться, я машинально взялся за дуло орудия и обжег руку. Машинально, взглянув на японские судна, я увидел, что одно судно накренилось и стало тонуть. Видно было, как команда металась в панике. Второе судно тоже вышло из строя. И делая вид, якобы направляясь к своим берегам, японская миноноска бросилась в атаку и была потоплена залпами орудий наших кораблей.

Раздалась команда «правому борту укрыться». Мы со вторым номером сели у кожуха дымовых труб. Неприятельский снаряд с левого борта попал в цистерну с водой и сдвинул ее. Меня во второй раз тяжело ранило. Истекая кровью, я был доставлен в лазарет на перевязку. Больше действовать у орудия я не мог. Остался у орудия только второй номер. Когда я лежал в лазарете, в носовом отделении тоже находились раненые, так как туда попал снаряд, разорвался и многих убило.

Стали менять галс, последовала команда «открыть огонь первым правым бортом», в это время «Рюрик» получил большое повреждение, снаряд попал в кормовую часть рулевого отделения, и его залило водой. Руль управлялся парами, то есть рулевой машинкой, она остыла, и руль остался лежать на борту. Была дадена команда, подвести пластырь, несли пластырь сорок моряков, разорвался снаряд, и все сорок моряков погибли. И пластырь не был подведен, остался на верхней палубе. «Рюрик» стал делать циркуляцию, так как невозможно было справиться, спускались вниз в рулевое отделение, но исправить не было никакой возможности.

Попало два снаряда один за другим в боевую рубку, судно затряслось, но неприятель не прекращал огня. Следующий снаряд попал между боевой рубкой и кожухом, против двери и разорвался, где находились командир судна Трусов, старший офицер Холодовский, вахтельный начальник, рулевой, сигнальщики, которых ранило, а некоторых убило, в том числе командира Трусова. Старшего офицера ранило, перебило ногу, пришлось его отнести в каюту, там кричит «несите меня на мостик». Противник не прекращал огня, попал снаряд недалеко от мостика, разорвался, старшего офицера и убило.

Командный состав половина был убит. Заступил командовать младший артиллерист лейтенант Иванов 13-й, во время командования лейтенанта ранило, но перевязав раны, он снова стал управлять боем. На горизонте показался еще японский отряд. На крейсере «Россия» подняли сигнал «Бейтесь до последнего мы уходим». И «Рюрик» остался один брошенный своими товарищами на произвол судьбы. «Россия» и «Громобой» оставили «Рюрика» направившись во Владивосток. Ничего делать не оставалось, половина команды вышло из строя, орудии подбиты и моя орудия также была подбита. Последнего второго номера ранило, свернуло ему санки. И так у орудия мы из расчета остались двое я, Марьин Г. А., первый номер и Семин второй номер и оба были ранены…

Японцы боя не прекращали.

Команда была готова взорвать корабль. Но взорвать не представилось возможности т.к. провода для взрыва во время боя были порваны. Тогда командир Иванов 7-ой приказал открыть кингстоны и затопить корабль. Команда его была выполнена. «Рюрик» стал погружаться, но неприятель все же не прекращал огонь, носовая часть корабля стала значительно выше, а кормовая ниже.

Команда была готова спасаться, но жаль было расставаться со своим любимым кораблем, где было все знакомо и все дорого для сердца каждого моряка. Ждать больше нечего.

Горнисты сыграли команду 1, 2, 3, 4, 5-ый раз. Поднял я голову, совсем никого не видать около меня, кроме тех, кто геройски сложил свою голову. Приходится спасаться. Жаль расставаться с жизнью в молодых годах, а еще больше покидать свой корабль. Но неприятель не прекращал свой огонь, во время спасения некоторых поубивало на воде. Вышел я на верхнюю палубу, обессиленный от ранения и потери крови, едва нашел койку, все сетки были порожними и мне едва удалось найти с матрасом, развязал одной рукой койку, подошел к борту, бросил матрас в воду, но, опасаясь, как бы кто не взял, прыгнул следом за ним в воду. Отплыл кое-как метров на пять от корабля, боясь, чтобы не затянуло в воронку. Еле держусь на воде, гляжу мимо меня, сплотивши плот из матрасов, по бокам двое вестовых, а в середине механик корабля плывут как под парусами, мне говорят: «Ты чего плохо плывешь?». А я им отвечаю: «Хорошо тебе плыть, ты не раненый, а я раненый, мне бы лишь только держаться на воде». Но вскоре, через несколько минут «Рюрик» круто накренился кормой и левым бортом только пошел шум от стреляных гильз. В том месте, где утонул «Рюрик» глубина четыре версты и семьдесят верст от берега близ Корейского пролива. С неприятельских судов стали спускать шлюпки для спасения нашей команды. Не охота было идти, лучше бы остаться на корабле. Но делать ничего не оставалось, такая наша участь. Шлюпка ко мне подплывает, но я от ее отплываю, смотрю, нашей команды на воде остается немного, и шлюпка снова подплыла ко мне. Я уже больше не мог держаться: раны мои разъедала соленая вода. Приняли меня на неприятельскую шлюпку, отправили на японское судно. Оставшаяся команда с воды была взята на японские суда.

Отправили нас в Японию в город Симосеки, потом в город Сосебо, их военный порт. Там нас высадили на берег и поселили в большом сарае. Осматривал нас японский врач. На «Рюрике» остались убитые и раненые, которые не смогли спастись. И таковых двухсот человек, а в живых осталось команды около шестьсот человек. Из этого числа, около двести человек раненых. Командный состав был весь выбит, из восемнадцати офицеров осталось девять. Командир - убит, старший офицер тоже убит. В сарае находились мы четверо суток. На пятые сутки нас отправили на пароходе дальше, ехали ихнем среднем морем. Потом высадили нас на берегу. Переводчик нам говорит: «Не бойтесь, вам ничего не будет. Наше правительство будет о вас заботиться. Вы считаетесь не пленные, а как спасенные». Нас погрузили в поезд и повезли, а в одиннадцать часов прибыли в город Химеджи. На другой день утром нас отправили в госпиталь. Была мне операция, переводчик сказал мне: «Считай за мной». Я сосчитал до тридцати и уснул. Сквозь сон мне послышалось: «Можно начинать». Больше ничего не помню. После операции я четверо суток не ел и не пил. Двенадцать суток клали и поднимали меня, сам я не мог, потому что не было сил, но сердце рвалось к жизни. Прошло месяца три. Была еще другая операция, меня еще также усыпляли четыре раза и не помню, как приносили меня в барак. Через месяц водили меня на рентген. Сказали, что в груди есть осколки. В госпитале пробыл я восемь месяцев, потом меня отправили в приют к своей команде.

Иногда осколки, которые у меня в груди напоминают мне о былом. Трудоспособность я потерял на восемьдесят процентов, на что имею документ.


Текст подготовлен к публикации Е. В. Булюхиной.

Сохранены, за небольшими исключениями, все особенности текста автора.

Фото «Рюрика» предоставлены Николаем Пахомовым.

Публикуются с оригинальными подписями в современной орфографии.