Развесёлая жизнь одного граммофона

Журнал "Казань", № 8, 2013

Кирилл Пономарёв - известный в Казани коллекционер старины. Его антикварная лавка на улице Профсоюзной - это маленькая научно‑реставрационная лаборатория, где восстанавливают предметы минувших столетий, устраняют белые пятна в их «биографии».

Вещи, которые сюда попадают, согреты человеческой жизнью, за каждой из них - история человека, семьи, города и страны.

Как-то зимним морозным утром в лавке появился дедушка всех патефонов, радиол и стереопроигрывателей. Сохранился старик на удивление хорошо. Благодаря тому, что сам граммофон убирался внутрь и о нём, видимо, попросту забыли, используя музыкальный аппарат как обычную тумбочку, он готов был играть хоть сейчас. Пластинки находились в особом отсеке, иглы - в овальной нише. Приоткрывая или закрывая дверцы шкафчика, можно было регулировать звук - погромче или потише.
Как только граммофон отогрелся с мороза, мы завели пружину, сдув седую пыль, поставили хрупкую пластинку с голосом Шаляпина, и понеслась по комнатам его знаменитая «Вдоль по Питерской». Недаром в Казани появилась улица Петербургская, которая почти добегает до памятника певцу у церкви, где его крестили!

Удивительно, но даже сквозь треск оцарапанных дорожек пространство вокруг наполнил необычайный по мощи и энергетике голос. Целый день в лавке стоит почти музейная тишина, лишь вздрогнет колокольчик на входной двери, лишь невпопад пробьют старинные часы или заиграет музыкальная шкатулка… Но как только этот голос поплыл по залам, вольно раскатываясь тёплыми звуковыми волнами, мне показалось, что многие выставленные на продажу вещи узнали его. Для них он был своим, родным. Они просыпались. А как же? Ведь когда в казанских домах начала XX века звучал из граммофона любимейший Шаляпин, то добрая половина нынешнего антиквариата (и даже иконы) могла присутствовать на таких домашних концертах!

Для богатых горожан тех лет и обитателей загородных особняков граммофон не был безделицей. Он приобщал их к современной цивилизации и европейской культуре. Не выезжая в Москву или европейские столицы, можно было послушать модную тогда арию Шарлотты из оперы «Вертер» Массне, известных примадонн парижской Grand Opera или знаменитых теноров Teatro alla Scala, а также арии из модных опер Верди, Пуччини, Россини.

В провинциальной Казани, конечно, было куда сходить - и сюда заглядывали заезжие итальянцы. Однако с появлением граммофона неожиданно стали цениться не живые «соловьи», а механические. Почти как в сказке! Собраться в гостиной у какой-нибудь madam N на улице Проломной, чтобы послушать новые пластинки, выписанные из Парижа или Вены, считалось очень модным.

Надо сказать, стоили такие аппараты не дёшево. Одна из облегчённых модификаций (небольшой ящик с трубой) - 50 рублей, когда как квалифицированный фабричный рабочий получал 360 руб. в год. Поначалу присылали граммофоны в Казань по каталогу из-за границы, привозили поездом из Москвы или Санкт-Петербурга, но потом в городе открылся филиал. Фёдор Шаляпин вспоминал, что видел на Воскресенской улице нарядную вывеску: «Ходил я часто мимо музыкального магазина общества «Граммофон в России». Там была нарисована яркими красками тумбочка с ящичками. Труба над ней была широкая и похожа на рог изобилия, из её жерла вылетали, как жирные мухи, ноты. Сам же граммофон... улыбался. Здесь я торчал часами и слушал музыку с нерусскими голосами».

Людей охватила мода на эту музыкальную новинку. Быстро наладили выпуск аппаратов для всех слоёв населения. Штучно для избранных изготавливали роскошные граммофоны из красного дерева с инкрустацией из слоновой кости, а рупоры делали из чистого серебра. Их стоимость доходила до тысячи рублей (для сравнения: обед в дорогом ресторане стоил семь-десять рублей). Предлагались также граммофоны «для народа» на все случаи жизни: для салонов, для пикников, для путешествий... Делали их даже для детей, чтобы те не мешали взрослым.

Но без пластинок граммофон - просто труба! Перед Первой мировой войной ежегодно в Европе выпускалось свыше четырёх миллионов пластинок. Кумирами в ту пору, как это ни странно, были не исполнители романсов, а оперные певцы. Даже безумно популярная в широких народных кругах Анастасия Вяльцева, которую газетчики величали «жрицей пошлости», не могла состязаться с Шаляпиным по части гонораров. За одну запись прославленный бас получал десять тысяч рублей, Вяльцева же всего тысячу. Видимо, люди тогда знали цену таланту!

Итак, энергично крутим отполированную прошлыми поколениями ручку завода, осторожно ставим грампластинку на платформу. Игла плавно опускается и извлекает первые звуки: сначала лёгкое потрескивание, потом появляется раздольный, как сама река Волга, бас…

Прощай, радость, жизнь моя!
Слышу, едешь без меня.
Знать, должён с тобой расстаться,
Тебя мне больше не видать…

Записал Адель Хаиров