С днем города и днем Республики Татарстан! Кремлёвский холм в разрезе — в апрельском номере журнала «Казань» рассказал Адель ХАИРОВ

Прошлое лежит 
под ногами
Фаяз Шарипович Хузин всё лето проводит на раскопках. Для погружения в глубь веков надо использовать каждый погожий день, надо успеть до осенних дождей — найти, описать, классифицировать. На руинах Биляра он ищет ответы на вопросы: кто мы, откуда пришли? Когда сформировались как этнос? Как жили? С кем воевали, с кем дружили и торговали?.. 
Наверху XXI век, спускаешься на глубину 5-7 метров, там уже — Средневековье. По лестнице вверх-вниз, из настоящего в прошлое, десятки раз за день! 
Можно сказать, что Фаяз Шарипович «прописался» в Волжской Булгарии. Стал одним из жителей древнего Биляра, где знает все улочки и дома. Вот здесь на майдане с фонтаном возвышалась мечеть. Рядом стояли роскошные дома знати, за оградой — бахча. В переулке общественная баня с водопроводом… А эта мощёная дорога ведёт на север, в отдалённую крепость под названием Казань. 
— Откровенно скажу, когда меня попросили возглавить архео­логическую экспедицию в Казанском Кремле, я не обрадовался, — признаётся Фаяз Хузин. — Это была «епархия» моего учителя профессора Альфреда Хасановича Халикова. Я же целиком, в буквальном и переносном смыслах, был погружён в раскопки Волжской Булгарии. Казань поначалу меня мало интересовала, душа моя была в Биляре! Но в мае 1994 года учитель внезапно скончался, и мне пришлось остаться в Казани, чтобы завершить начатое им дело. 

Фото Юлии Калининой

В начале 90-х принялись за реконструкцию Казанского Кремля. Вывели войсковую часть, которая здесь располагалась, занимая треть территории крепости. Загрохотала строительная техника, задрожали стены. Альфред Халиков, увидев всё это, поднял тревогу. Кремлёвский холм хранит историю не только татарского, но и русского народа. Он — как скифский курган! И здесь нельзя, как на обычной стройке, рыть котлованы под фундамент, крушить старые постройки. Можно легко разрушить культурные слои. К его мнению прислушались. Всё-таки уважаемый человек, автор многочисленных трудов по истории татарского народа. И власти дали добро на начало раскопок. Халиков заложил два раскопа: один в Пушечном дворе, второй — в сквере рядом с Благовещенским собором, где впоследствии Фаяз Хузин обнаружил фундаменты легендарной соборной мечети Кул Шариф. Но приступить к работе Альфред Хасанович не успел…
— Копать было тяжело, грунт каменистый, — рассказывает Фаяз Шарипович. — Пока добирались до культурного слоя Казанского ханства, ушло много времени. К тому же нас постоянно отвлекали. Не столько туристы, сколько разное начальство. Вместо работы приходилось встречать делегации, проводить экскурсии по раскопам, показывать находки. Интерес понятный, ведь это были первые масштабные археологические раскопки в Казанском Кремле. Ни до, ни после ничего подобного уже не происходило. 
Мы ходим по руинам древнего города, засыпанного пеплом. По костям своих предков, по монетам, посыпавшимся из кубышки, по разбитым кувшинам, в которых пенился кумыс. Ходим по своему прошлому, которое лежит под ногами. 
Примерно через две-три недели раскопок становятся видны все пять культурных слоёв. Верхний, современный — самый толстый, метровый, ещё не утоптанный. Потом давление земли нарастает, и слои как бы сплющиваются. Третий слой — углисто-золистый от большого пожара — соответствует времени Казанского ханства. Он тянется чёрной траурной лентой. Здесь много человеческих останков и наконечников стрел. Четвёртый слой относится к золотоордынскому периоду, в нём находят яркие черепки и целые предметы булгарской керамики, а также медные и серебряные монеты, которые привезли в Казань на ярмарку купцы из разных стран. 
Свою монету в Казанском ханстве не чеканили. В ходу были деньги других государств. Как же торговец мог определить стоимость своего товара при таком многообразии валюты? Фаяз Шарипович поясняет — оказывается, у купца имелись маленькие весы, специально для монет. Неважно, откуда танга, главное, чтобы вес имела! 

Учитель Альфреда Халикова археолог Николай Филиппович Калинин на раскопках. 1954

Ошибка в два века
— Я прекрасно помню тот дожд­ливый день. У студентов‑практикантов, которые помогали на раскопе, начались занятия. Их заменили землекопы. И вот один из рабочих приносит мне на рукавице черепки. Я очистил их от земли и ахнул. Это была хорошо знакомая мне по Биляру керамика с волнистым узором. Я как будто узнал руку булгарского гончара! Проходит ещё полчаса, и мне несут новую находку — сердоликовую бусину цвета красной смородины от женского украшения того же периода. Я заволновался. Неужели Казань старше, чем предполагал Альфред Хасанович?! Последующие находки подтвердили мою версию.
Профессор Халиков, называя возраст Казани, опирался на сведения из «Казанской истории» неизвестного автора. В этой летописи называется точная дата возникновения города — 1177 год. И лишь археологические раскопки показали, что это ошибка. Альфред Хасанович просто не успел докопаться до истины. 

Фантазия и археология
Интересуюсь у Фаяза Шариповича, есть ли место для фантазии в его археологических поисках? Или это «инструмент» исключительно для писателей и художников? 
— Обязательно! А как же иначе? — удивляет он меня. — Потому что сколько ни копай, найденных материалов будет недостаточно для воссоздания цельной картины изучаемого периода. Обломок клинка, наконечники стрел, бронзовые бляшки от конской сбруи, бусинки ожерелий, черепки посуды… — всё это лишь вещественные доказательства пребывания на Земле народа, который строил города, воевал с соседями, охотился, сеял рожь, торговал, воспитывал детей. Чтобы оживить историю, необходима творческая фантазия, которая бы основывалась на научных данных. Это так называемая «выдуманная правда», к которой прибегают авторы исторических романов или художники, рисующие картины на исторические темы. Мне нравится творчество татарских художников Фирината Халикова и Нияза Хазиахметова. Глядя на их работы, переносишься в прошлое — во времена Казанского ханства. Это отличные иллюстрации к истории татар! Видно, что художники изучали, как могли выглядеть древние татарские города, во что одевались знать, имамы, простой народ, какие украшения носили женщины, как были вооружены нукеры… Здесь важна каждая мелочь, иначе картина на исторический сюжет будет неправдоподобна.

Раскопки в Казанском кремле. 
Археолог Альфред Халиков в центре. 1977

Кто построил башню?
— В 2000 году собирались благоустраивать двор Губернаторского дворца, — вспоминает Фаяз Хузин. — Мы воспользовались этим моментом и принялись за раскопки. Нам дали всего три дня и три ночи! Вместе с Айратом Ситдиковым начали копать и сразу же на­ткнулись на фундаменты большого сложного строения. Предположили, что это Ханский сарай (дворец). Так оно и подтвердилось впоследствии. Расширили раскоп и ближе к башне Сююмбике обнаружили основание другого строения. Что за здание? Раз оно обращено к Мекке, то, скорее всего, культового предназначения. По всей видимости, Ханская мечеть! Потом это тоже подтвердилось. Так вот, на обширном фундаменте этой мечети были поставлены два здания: башня Сююмбике и Дворцовая церковь. А мы знаем, что Ханская мечеть пережила осаду 1552 года, затем использовалась новыми хозяевами под склад и другие хозяйственные нужды. Окончательно мечеть была разобрана лишь в конце XVII или начале XVIII века. 
После этого каменщики расчистили площадку и на старом фундаменте воздвигли дозорную башню с вратами и церковь Духосошествия. То есть получается, что башня Сююмбике была построена при Петре Первом и никакого отношения к ханской Казани не имеет.
— Об этом я много раз писал в прессе и громко заявлял на телевидении, — утверждает Фаяз Шарипович. — Башня — не культовое сооружение: ни по форме, ни по Кибле (направление на Мекку). Это парадные ворота, а также дозорная башня, откуда стрелец мог обозревать местность окрест. Однако надо отдать должное неизвестному зодчему, который был весьма даровит. Он придал казанской башне национальные черты. Она основательна, но в то же время легка и гармонична. Зодчий хорошо знал восточную архитектуру, поэтому использовал ярусность. Башня стала доминантой на холме и узнаваемым символом Казани. К тому же народная память хранила образ Ханской мечети, которая некогда стояла на этом месте, и люди шли сюда поклониться. До сих пор әбиләр и бабайлар читают у подножия башни Сююмбике намаз. Говорят, что это — изге урын (святое место). 

Витраж с изображением райского сада над ханской усыпальницей.

Потревоженный 
вечный сон
Археологи под руководством Фаяза Хузина раскопали у подножия башни Сююмбике и Дворцовой церкви Духосошествия Ханский мавзолей. Муж царицы Сююмбике, хан Сафа-Гирей, покоился здесь же. Никаких ценных артефактов рядом с усопшими найдено не было, так как захоронены они по мусульманскому обряду. Раскоп с могилами накрыли стеклянным шатром, рядом установили большой камень с именами ханов. Казанцам и гостям столицы открылась древняя история. Из‑под камней русской крепости, построенной псковскими каменщиками, наконец, проглянула ханская Казань. 
Современные технологии позволили по сохранившимся черепам реконструировать облик некоторых казанских ханов. По методикам советского антрополога М. Герасимова были восстановлены лица ханов Махмуда и Мухаммад-Эмина, которые теперь можно видеть в экспозиции Музея истории государственности татарского народа и Республики Татарстан. 
— Интересная идея была у архитектора Сайяра Ситдиковича Айдарова, много сделавшего для возрождения Великих Булгар и Казанского Кремля, открыть аллею Великих татар на набережной Казанки со скульптурными изображениями, — рассказывает Фаяз Шарипович. — Если бы она воплотилась, то на берегу реки, давшей название городу, вместо каруселей и кафе на европейский манер появился бы своеобразный центр просвещения и патриотического воспитания молодёжи. Мы теряем свою историческую память, а вместе с ней и свою аутентичность. Мы перестаём быть татарами! Я давно уже выступал за то, чтобы переименовать две центральные улицы столицы Татарстана, названные в честь комиссара Якова Шейнкмана и революционера Николая Баумана — пусть они носят имена царицы трагической судьбы Сююмбике, героического хана Али‑Акрама или имама Кул Шарифа, погибшего вместе с шакирдами во время осады. Это же наша история! 

«Белые цветы» на свадьбу
Фаяз Шарипович, рассказывая об археологических раскопках на земле Татарстана, незаметно для себя перескакивает от найденных артефактов к наболевшему — к проблемам изучения истории и родного языка, к падающим тиражам татарских журналов и книг. Для него всё это взаимосвязано. Это большой клубок, но в нём одна нить! 
— В интернете книг я не читаю. Пользуюсь, конечно, информацией, но книги признаю только бумажные! Я человек старой формации. Люблю книжный запах, шелест перелистываемых страниц. Меня это даже опьяняет. Как-то в руки мне попал роман Абдурахмана Абсалямова «Ак чәчәкләр» («Белые цветы») ещё советского издания. Открываю книгу, а там посвящение Савие в день свадьбы. Представьте только, чтобы сегодня книгу преподнесли кому-нибудь на свадьбу! Помню ещё, когда учился в школе, то как-то зашёл в сельскую библиотеку, чтобы взять сборник одного татарского поэта, очень популярного тогда. Так вот, библиотекарь мне говорит: «Книжка всего одна. Сначала её доярки почитают, после них трактористы и комбайнёры, а потом, глядишь, и твоя очередь подойдёт!» Вот как раньше читали…
Чтобы донести до людей открытия из области археологии, нужны не только музеи, нужны исторические книги и фильмы. Суть в том, чтобы современник почувствовал себя в эпицентре давно отшумевших событий. Испытал сопричастность к происходившему на его земле. Ощутил связь с предками! 
Исторический роман — это машина времени. Писатели склеивают черепки, наполняют кувшины вином, превращают кости в джигитов, а сбрую — в лоснящегося на солнце аргамака! 
— Я люблю перечитывать книги Нурихана Фаттаха. У него фантазия всегда имеет историческую основу. Он — большой знаток истории. Некоторые не без основания считают его учёным. Его роман про Волжскую Булгарию «Итиль‑река течёт» этому подтверждение. Вахит Имамов тоже очень интересный и глубокий писатель. Он хорошо знает первоисточники. В своё время я написал рецензию на его эпическое произведение «Утлы дала» («Огненная степь»), где рассказывается о событиях, произошедших в период монгольского нашествия на Булгарию. С большим удовольствием я прочитал трилогию прозаика Ольги Ивановой о казанских ханшах: «Нурсолтан», «Гаухаршад», «Сююмбике». У неё хороший образный язык, она даже больше, чем мы, историки-профессионалы, чувствует время Казанского ханства. В своей рецензии я проанализировал, насколько соответствует то, что она описывает, исторической действительности. 
Учёные и сами признают, что Правда и История редко дружат. Прошлое постоянно переписывается: какие-то события «забываются», какие-то раздуваются. Роль неугодных исторических личностей принижается, а других, наоборот, преувеличивается! Стоит слегка изменить ракурс и… 
— Читая русские летописи, надо учитывать изначально заложенную в них предвзятость к иноверцам. Монахи-летописцы профессионально занимались очернительством всего, что связано с татарами. Например, хан Сафа‑Гирей описан как омерзительный урод и пьяница. Умер во хмелю, разбив голову об умывальник. Создавался образ врага, который не вызывал бы никакого сочувствия. Но точно так же в европейских летописях изображались русские. Немцы и поляки как будто соревновались, кто пострашнее опишет этот варварский народ! Теперь всё это называется фейком. 
Русские летописи, переходя из рук в руки, от одного царя к следующему, подвергались цензуре. Вымарывались и исправлялись целые главы. Факты искажались. Где-то это делалось тонко, где-то топорно. Оригиналы XI–XII веков прятались под замок, они даже сегодня малодоступны специалистам. Эти тексты изобилуют цитатами из латинских, китайских и арабских источников, которые так и остались непереведёнными. А ведь они могли бы пролить свет на тёмные пятна нашей истории. 
— У казанских учёных есть один большой недостаток — они не владеют иностранными языками, плохо знают старославянский! — сетует Фаяз Хузин. — Это очень сильно ограничивает возможности. Как-то из Турции к нам в Академию наук приехал аспирант. Я его консультировал, помогал писать кандидатскую диссертацию. Впоследствии он стал ректором университета в Алании. Так вот, уезжая, он признавался мне: «Удивляюсь, ваши учёные, которые занимаются Золотой Ордой, ни монгольского, ни китайского языка не знают. Как такое возможно?» 

Раскопки Ханского мавзолея. Справа — руководитель Фаяз Шарипович Хузин. 2004

Блеск чешской монеты
В конце 1990-х Казань напоминала большую всесоюзную стройку: в историческом центре сносили ветхое жильё; реставрировали храмы и приметные особняки; ударными темпами рыли метро. Древний город прихорашивали, как старушку перед юбилеем. Однако метрика её рождения была утеряна, а сама она уже не могла припомнить, в каком году родилась.
— Создалась уникальная ситуация, Казань собиралась отмечать Тысячелетие, а документального обоснования не было. Впервые город упоминается в Рогожской летописи 1391 года. Если верить этому источнику, то Казани на момент торжеств в 2005 году исполнилось всего 614 лет! Но мы-то знали, что Казань древнее многих городов русских и даже самой Москвы, а где доказательства? В один из дней собрались мы с историками Миркасымом Усмановым и Рафаэлем Хакимовым и стали думать, что делать. То, что в городе затеяли такое масштабное строительство, нам было только на руку. Значит, можно копать! Причём надо было это делать быстрее, и сразу в нескольких местах. Решили заручиться поддержкой именитых археологов из Москвы, Санкт‑Петербурга, Самары, Перми, Уфы, Ижевска. Они нас поддержали. Это была наша подушка безопасности. В Казань приехали такие светила археологии, как Анатолий Николаевич Кирпичников, Рауф Магомедович Мунчаев, Валентин Васильевич Седов. Я их попросил взять нас под свою опеку. Именно Седов порекомендовал копать за крепостными стенами, там, где был посад, населённый мастеровыми. 
Археологи заложили несколько раскопов — на набережной Казанки, ближе к воде, обычно располагались гончарные, кожевенные мастерские, мельницы, красильни; под Кремлёвской стеной на улице Батурина и около церкви Параскевы Пятницы. Раскопали уборную XIX века, какие-то пеньки от избушек, а больше ничего. Ожидание нарастало. Вдруг промашка? 
— Один раскоп всё же оказался удачным, им руководил известный казанский археолог Пётр Николаевич Старостин. Помню, на этот раскоп заглянул Седов, взял лопату у землекопа и почти сразу же наткнулся на обломки какого-то кувшина или плошки. Протянул их мне со словами: «Вот ваша домонгольская керамика! — и подытожил: — Теперь у меня нет никаких сомнений в тысячелетнем возрасте Казани!» Я, конечно, был ошеломлён. Спрашиваю: «Валентин Васильевич, как вы поняли, что керамика булгарского периода?» «Я, говорит, свою первую археологическую практику проходил под руководством Алексея Петровича Смирнова в Болгарах». Его слова были для нас весомыми!
Всего под стенами Кремля копали одновременно в пяти-шести местах. Фаяз Шарипович совершал утренний обход по раскопам. Давал указания, рассматривал находки.
— Монету князя Вацлава из династии Пржемысловичей, вызвавшую столько споров, нашли в раскопе, которым руководил Айрат Габитович Ситдиков. Сейчас он академик. Она была очень плохой сохранности. По весу я определил, что сделана находка из свинца. Предположил, что это может быть товарная пломба. Для выяснения, что же это такое на самом деле, мы исколесили пол-Европы. К кому только не обращались! Показывали находку научным экспертам, музейным специалистам, нумизматам. Наконец, в Берлине нам сказали, что это чешская монета. И тогда мы поехали в Пражский национальный музей, где нам подтвердили: да, это единственная сохранившаяся монета первого чешского короля! 
Но вопросы остались. Почему из свинца, неужели королевство так обеднело? Или её отчеканил посреди ночи фальшивомонетчик? Как она добралась до Казани? Но, оказывается, существовал торговый путь из Праги в Киев и далее на восток, в Волжскую Булгарию, описанный ещё арабским географом Мухаммадом аль-Идриси. 
— Монета, отчеканенная в Пражском Граде, наделала много шума. Мы даже собрали в Праге международную конференцию по поводу этой находки. Теперь она хранится в Музее истории государственности татарского народа и Республики Татарстан как доказательство почтенного возраста Казани. Но важно отметить, что не на одной монете основывались наши доводы. Был собран целый комплекс самых разных находок, сделанных в домонгольском слое: керамика, бронзовые бляшки конской сбруи, фрагменты женского украшения, обломок серебряного дирхема, которые подтверждали: Казани — 1000 лет. 

Жилой дом кожевника, XVI век. Раскопан на восточном склоне кремлёвского холма. 

Фотографии из архива Фаяза Хузина