Срубили нашу ёлочку...

Из архива журнала "Казань" № 12, 2022

Открытка из коллекции Абдуллы Дубина

По данным социологов, Новый год в нашей стране отмечают 96 процентов россиян. Интересно, а что делают оставшиеся 4 процента? Может быть, они в это время работают Дедами Морозами и Снегурочками?

— Грустная, в общем-то, история с угрюмым мужичком на дровнях и лошадкой с мохнатыми ногами, а нам весело. Наверное, потому что каждая ёлочка в лесу мечтает так красиво умереть! Чтобы неделю‑другую постоять нарядной со звездой на макушке. Таинственно мерцая, ловить восторженные взгляды. Вокруг неё все крутятся. Детишки и кошки тянутся к игрушкам, а взрослые млеют: «Ах, как пахнет!» И в комнате звучит волшебная песенка, от которой теплеет на душе:
Мороз снежком укутывал:
«Смотри, не замерзай!»

Человек так уж устроен — он, как папа Карло, всё оживляет. В любой чурбан вдыхает жизнь! И берёзки у него — грустные девушки, хороводящие на полянке, и одинокая ива вдовушкой пригорюнилась у реки, и дуб-богатырь, даль оглядывая, призадумался… Ёлочка в зелёном платьице — на девочку похожа. Ждёт-не дождётся, когда Новый год придёт и её в город заберут: а там бенгальские огни, смех и праздничная суматоха.

Отатарившийся праздник
Татарам Новый год понравился. Они видели, как веселится русский народ — снежные крепости берёт приступом, с визгами несётся на санках с ледяных горок, лепит баб с морковными носами, пряниками печатными угощается и чаем из пузатых самоваров, зверюшками наряжается и дурачится, забывая на несколько дней о тяготах жизни. Огромную ёлку на площади украшают бумажными лентами и фигурками, вырезанными из картона. Гармошка играет, весёлый парень частушки поёт. Красны девицы ему яблочки‑щёчек подставляют. Красота!

Дом Шамиля

Дом Шамиля. Ныне Литературный музей Габдуллы Тукая.

Фотограф: Гульнара Сагиева

Татары ёлку себе забрали. Деда Мороза и Снегурочку в Кыш бабая и Кар кызы переименовали. На лапки золотые полумесяцы повесили и медовые палочки баурсака, а вместо ангелочков снежинки засверкали. Русские ведь тоже ёлку в немецкой слободе подсмотрели. Произошло это в 18 веке в Санкт‑Петербурге. Была красавица католическая — стала православная.
Пётр Первый царским указом передвинул Новый год с 1 сентября на 1 января, повелев: «учинить украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых». Он вышел на крыльцо и запустил в небо первый «потешный огонь». С тех пор и повелось…
Много шума было, когда купец-миллионер Ибрагим Апаков первым устроил у себя дома новогодний байрам. Ибрагим Исхакович был известный среди татар «европеец», хорошо знал русский и даже французский. Выписывал из столицы газеты, журналы и книги. Был весьма продвинутым, туповатых соплеменников, независимо от их статуса, в глаза называл ахмаками1. Купцы в округе ставили себе деревянные дома с наличниками, что-то вроде городской избы. Если из камня, то ничем не примечательного стиля «как у других», а он — нет, решил всем нос утереть. Пригласил архитекторов-немцев и показал картинку какого-то прусского замка в журнале «Нива». «Такой же, говорит, хочу. Но только маленький». Вскоре на улице Екатерининской (ныне Тукаевская) появился готический особняк с бойницами и флюгером, известный теперь как Дом Шамиля. Кстати, Ибрагим Апаков построил напротив Сенной мечети большой доходный дом с гостиницей «Булгар», где останавливался Габдулла Тукай. Всё же заметный след оставил на улицах Казани!
Когда в высоких окнах Дома Шамиля засияла великолепная ель, то татары даже не удивились, этого от хозяина следовало ожидать. А потом в купеческие дома Татарской слободы, где были малые дети, принесли рождественские открытки с приглашением на ёлку. Не все пошли…
Сохранились воспоминания старожилки Латифы Мансуровой, побывавшей вместе с сестрой на этой ёлке:
«Родители отпустили нас с большой неохотой. Ати был связан коммерцией с Ибрагимом‑эфенди, поэтому не посмел отказать. В Доме Шамиля отмечали немусульманский праздник Новый год особенно пышно, видимо, хозяин желал выделиться из мусульманского окружения слободы. Здесь наряжали сразу две ёлки. Одна была небольшая для гос-
под, другую ставили во дворе, она была повыше и предназначалась для бедных, чтобы доставить им радость. В назначенный час сюда за подарками приходили дети. В кульке были конфеты, мятные пряники, орехи, пастила, изюм и финики. Специально приставленный человек отмечал в тетрадь явившихся. Нас с сестрой провели наверх. Нам дали маски. Мне достался зайчик, сестре — белочка. Все дети стали зверюшками. Было очень весело. Принесли чай и большой поднос с пирожными, они были сделаны как заснеженные домики. И вдруг в дверях появился Кыш бабай. Он втащил большой мешок с подарками. Раздавал детям игрушки и читал нараспев:

Бөтен дөнья ап-ак кар яуганда,
Ишек алды, урам, түбә 
агарганда,
Ап-ак булып кайтып килә 
безнең Бабай.
Безгә төрле-төрле уенчык 
алган да

(Когда пушистый снег оденет белый свет,
Когда наш голый сад от снега станет сед,
Опять приходит к нам, пургой запорошён,
Игрушек накупив, наш белый-белый Дед.
(Из стихотворения «Бабай» 
в переводе В. Тушновой)

На Бабае была турецкая феска, на подбородке висел лисий хвост. Он был в овчинном тулупе и белых валенках. Кто-то сказал, что это сам хозяин…»
Новый год тогда не ассоциировался с шампанским. Татары пили чай из тульского самовара на щепе или шишках. По такому случаю доставали коробочку дорогого байхового из Шри-Ланки, который покупали в лавке колониальных товаров. 

Лесная царица для избранных
Главную губернскую ёлку ставили в роскошном зале Дворянского собрания за несколько дней до Рождества Христова. Чтобы она не осыпалась, втыкали в чан со льдом. Наряжали не покупными игрушками, а сделанными вручную. Была такая добрая традиция — присылать на главную ёлку от каждой гимназии и училища по одной игрушке. Дети использовали папье-маше и цветную бумагу. В первый день торжеств в Дворянском собрании устраивали бал для губернатора и местной аристократии, среди которых были потомки поэтов Державина и Боратынского, а также ветви известных фамилий, проживающих в Казанской губернии: Апраксиных, Багримовых, Барсуковых, Епанчиных, Куракиных, Хованских и других. В остальные дни приглашались делегации: университетской профессуры, духовенства, купечества, военных и т. д. Завершалась рождественская неделя благотворительным вечером, на котором жертвовались значительные суммы в пользу нуждающихся. С ёлки продавали игрушки, а также «исторические» вещи, предоставленные на аукцион. Так с молотка ушли латунная пуговица Пушкина, якобы, обронённая им в доме Карла Фукса, чернильный прибор Льва Толстого, которым он пользовался, будучи студентом Казанского университета, один из вариантов пейзажа Ивана Шишкина под названием «Монастырь на Змеиной горе»… Накануне Первой мировой войны «патриотическая» ёлка Дворянского собрания была сплошь увешана солдатиками, пушками и крейсерами. Вообще ёлочная игрушка отражала события в стране. Как только в небе России появились аэропланы и лётчики стали героями, тут же игрушки на эту тему украсили еловые лапы. В советские времена появились тачанки, бронепоезда, красноармейцы в будёновках, дирижабли, лётчики, космонавты, танки, катюши, а когда осваивали целину, то — тракторы. Главная ёлка республики в те времена проводилась в здании Татарского обкома партии. 

Французские часы из татарского купеческого дома. 
Сколько раз 31 декабря они отбивали в полночь двенадцать раз, 
но хозяева только переворачивались на другой бок. Это был не их праздник.
В одной казанской семье из поколения в поколение передавали коробку со старинными ёлочными игрушками. Однажды к ним в гости заглянул знакомый ювелир и обомлел — на ёлке висели бриллианты! Как оказалось, они принадлежали прабабушке, но внуки полагали, что это обыкновенные стекляшки.  

«Чёрная», зато самая весёлая
Народную ёлку ставили в парке «Чёрное озеро», поэтому она называлась — «чёрной». Тогда не пытались её сделать выше и круче тех, что стояли в городских садах других губернских городов Российской империи, просто старались устроить весёлый праздник для небогатых людей. На «озеро» казанцы валили толпами. Здесь их ждали русские горки, качели, каток, скоморохи с балалайками, балаган с Петрушкой, чайные столы с самоварами, увешанными бубликами, и корзины с горячими пирожками — с потрохами или с повидлом, алтын — штука. Молодцы у «вкусных» рядов зазывали: «Эй, дружок, съешь пирожок! Эй, толстушка, тебя ждёт ватрушка! Эй, купец, купи холодец! А ты, расфуфыренная мамзель, иди отсель!»

Всего лишь кусочек раскрашенного картона, а сколько радости он приносил тем, кому адресовался в начале прошлого века. Да и сейчас взглянешь на эти рождественские открытки и на душе становится светлей.

Погоди, кожаное рыло!
Ни один праздник на Руси не обходился без кулачного боя. Весной или осенью драчуны валялись в грязи, зато зимой — улететь в пушистый сугроб было одно удовольствие. Мутузя друг дружку, татары и русские обогащали свой лексикон незнакомыми словечками. 
Условная граница между татарской частью Казани и русской проходила по протоке Булак и озеру Кабан, но жить изолированно в одном городе не получалось. Две такие разные ментальности, хочешь не хочешь, соприкасались. 
Фёдор Шаляпин, вспоминая те времена, когда он был в Казани Федей, писал: 

«Прекрасно на Кабане летом, но ещё лучше зимою, когда мы катались на коньках по синему льду и ко­гда по праздникам разыгрывались кулачные бои — забава тоже, говорят, нехорошая. Сходились, с одной стороны, мы, казанская Русь, с другой — добродушные татары. Начинали бой маленькие. Бывало, мчишься на коньках, вдруг, откуда ни возьмись, вылетает татарчонок: хлысь тебя по физиономии и с гиком мчится прочь. А ты прикладываешь снег к разбитому носу и беззлобно соображаешь: «Погоди, кожаное рыло, я те покажу!» 

Старые ёлочные игрушки поблёкли, облупились, а всё равно они такие праздничные! Сколько восторженных детских глаз на них смотрело, даже трудно представить — ведь им уже более ста лет!