Старшая дочь

На столе перед нами — внушительная стопка киносценариев. Автор их всех — Люция Джалилова (тогда ещё — Залилова), выпускница Всероссийского государственного института кинематографии. Подробная проработка, раскадровка, гриф «утверждено», подкреплённый подписью Сергея Аполлинариевича Герасимова. Или вот этот, подготовленный по заказу обкома ТАССР и одобренный им же. И — ничего дальше. Стоп, не снято.
Почему она оказалась в негласном «стоп-листе», на долгие годы остановившем её творческую реализацию, Люция Мусаевна только догадывается. Не произносит никаких имён, не делает намёков — слишком интеллигентная, с врождённой тонкостью, как говорила о таких людях моя бабушка. То ли мешала фамилия, то ли сам факт «лишней» страницы в идеально отшлифованной биографии её отца — поди теперь выясни доподлинно… 

***
Её родители познакомились в Казани. Закия Гаряевна Садыкова сама была очень ярким, самобытным поэтом, автором знаменитой в своё время поэмы «Три письма». Но — не сошлись характерами (молодость!), и она, уже будучи в положении, гордо уехала из Казани — не уговаривай, Муса, не вернусь!
Люцию родила в Ташкенте, через некоторое время с маленькой дочкой приехала обратно в Казань. Работала в Татарском книжном издательстве переводчиком, там и познакомилась с человеком, ставшим её мужем, вдовцом Шафеевым, также — переводчиком. У отчима росли две собственные дочки, с одной из которых у Люции была разница всего в месяц. Даже в одном классе учились… 
Джалиль тем временем писал Закие письма:
«Хочу увидеть Люцию! Она вырастет и даже не узнает меня. Не узнает, что такие невзгоды сокращали мою жизнь. Вы будете плохо говорить ей обо мне. Даже если душа её будет болеть за своего несчастного отца, она ничего не сможет возразить. Может быть, когда она вырастет, созреет умом, тогда найдёт мои записи, прочтёт их и поплачет украдкой.
Невзирая на все плохие слова, которые она будет слышать в мой адрес от людей взрослых, она познакомится с моими стихами, в душе своей почувствует глубокое родство и близость к отцу своему. Она будет хранить меня в своём сердце. Почему нет? Ведь я её отец. Разве в моих пламенных стихах она не увидит моей жизни? Разве не поймёт она, что не идиот какой-нибудь был её отцом, а поэт с пламенным сердцем, в больших горестях проживший свою жизнь? Сердце девичье мягкое. Она, читая в моих дневниках о себе и обо мне, не скажет разве, сквозь слёзы, хоть раз бы его увидеть. Я бы очень хотела взять её к себе. Ты отдай мне Люцию. У вас и так трое детей. Вам, наверное, трудно. Я не хуже тебя воспитаю Люцию. Буду заботиться о ней. А потом я вызвал ­сестру Зайнап в Казань. Она инженер, не замужем, и детей у неё нет. А детей любит. Будет ухаживать за Люциёй. А когда по-дружески уладим наши отношения, в семье воцарится покой и дружба. Поймите, ваш отказ для меня равносилен смерти. Я слишком длинно написал, однако ещё многие мои мысли остались невысказанными. Но я от всего сердца, от всей души пишу вам. Хочу взаимного понимания с вами, хочу спокойно творить. Прощай, моя умница, воля твоя. С приветом, Муса». 

Моя умница… Это словосочетание часто встречается и в его стихах — помните? «Ты прощай, моя умница, погрусти обо мне. Перейду через улицу, окажусь на войне…»
Естественно, Люцию на воспитание отцу не отдали. О том, что отчим ей не родной, она узнала уже после войны. 

***
Товарищ Шафеев, несмотря на принадлежность к мирной творческой профессии, человеком оказался неуравновешенным. Однажды в порыве ярости он и открыл Люции страшную, как тогда казалось, тайну: «Ты мне не дочь, твой отец — предатель…» 
А спустя несколько лет имя поэта-героя Мусы Джалиля вместе с пронзительными стихами из «Моабитских тетрадей» прогремело по всему миру…
Люция Мусаевна вспоминает, как не хотелось ей после занятий возвращаться домой, где ждала неизбежная встреча с суровым отчимом… 
Юную Люцию и её старшую сводную сестру Нелю, с которой они были особенно близки, спасало искусство. Неля очень любила кино — одну только экранизацию «Евгения Онегина» посмотрела раз пятнадцать! Своим увлечением заразила и Люцию. Вместе бегали в кинотеатр, обсуждали литературные произведения, ходили в музеи. 
Особой радостью были уроки в музыкальной школе. Люция играла на фортепиано, пела, дирижировала. После школы поступила в Казанское музыкальное училище. Музыка действовала на неё ошеломляюще — плакала порой от переполнявших её чувств, а окружающие — родные, сокурсники — не всегда могли понять, что вызвало эти слёзы. «Стою в классе, дирижирую «Вешними водами» Шумана — и вдруг выскакиваю за дверь, не могу сдержаться, плачу…» — вспоминает она. 
На концерте в честь открытия Казанского театра оперы и балета она сидела рядом с народным артистом СССР Халилом Абжалиловым. Когда Нияз Даутов объявил минуту молчания, а после заиграл гимн СССР, у Люции снова потекли из глаз слёзы. Подруги потом рассказывали: «Люся, ты заплакала, и мы все зарыдали…» А великий Абжалилов по-отечески обнял её и постарался утешить…

Люция с мамой Закиёй Садыковой.

***
Во многом именно старшая сводная сестра Неля повлияла на решение Люции получить высшее образование во ВГИКе. С огромной горечью наша героиня рассказывает о том, что сестра Неля, так много сделавшая для её духовного становления, ушла из жизни очень рано — её унесла тяжелая болезнь как раз тогда, когда Люция училась во ВГИКе. Попрощаться им было не суждено — по распределению Неля работала в Бийске, где и закончился её земной путь…

***
Поступала во ВГИК Люция уже имея багаж знаний в области музыки, кино, театра, и, как говорит она сама, была готова воспринять всё великолепие искусства, всё богатство мирового художественного наследия, информацией о которых со студентами щедро делились великолепные преподаватели. 

***
Чего только стоят фамилии некоторых из них: Люция училась у Сергея Герасимова, Татьяны Лиозновой, Льва Кулиджанова, Марлена Хуциева, Микаэла Таривердиева... Была уверена: впереди — жизнь, наполненная съёмками, натурой, монтажом… Первая же её режиссёрская — ещё студенческая (!) работа — короткометражный фильм «Говорит молодость Мали» была отмечена призами сразу нескольких международных фестивалей. Правда, узнала она об этом спустя годы… Но не будем забегать вперёд. А, впрочем, продолжим.
Фильм про африканскую страну начался с просьбы посольства к руководству института рассказать о конгрессе малийских студентов в Москве. Однако работа Люции Залиловой вышла за рамки репортажа: в кадре появились и рядовые малийцы, и врачи, и даже — поэзия. Спустя время мэтры киноиндустрии признали этот фильм первым в новом — художественно-публицистическом — жанре, то есть это был документальный фильм, снятый приёмами художественного кино. 
Сразу после окончания ВГИКа диплом Люция получить не смогла: к защите нужно было представить собственный снятый фильм, а с этим начались проблемы. То и дело некая неведомая сила вмешивалась и препятствовала съёмкам той или иной картины с её участием… 
Люция вернулась домой, в Казань, где работала преподавателем в Институте культуры, вела кинолекторий, много публиковалась в местной прессе. 
Она показывает мне большую папку с вырезками из газет — множество театральных и кинорецензий, подписанных: Л. Джалилова. 
Участвовала в съёмках фильма об отце «Моабитская тетрадь» (киностудия «Ленфильм», 1968) — хотя и не была полностью согласна с тем, как именно он был снят. Люция Мусаевна имела своё видение и сценария, и съёмочного процесса, но решала, опять-таки, не она…

Письмо Андре Тиммерманса Люции.

***
«Когда ты впервые пришла в гостиницу «Ленинградская», я был поражён твоим сходством с отцом. Я думал, что вижу его. Муса Джалиль никогда не смог бы отрицать своего отцовства. Я очень доволен, что внешность твоего отца продолжает жить и после его смерти. Отправляясь в Ялту, мы сделали ошибку. Мы должны были поехать в Казань, чтобы познакомиться с твоей матерью, с татарским народом, походить вместе по городу, увидеть театр, названный именем твоего отца.
Я постараюсь связаться с Союзом Дружбы, чтобы дать тебе возможность приехать на будущий год в Бельгию. Мы сохраним о тебе очень хорошие воспоминания, надеемся скоро тебя увидеть...» — писал в одном из писем юной Люции соратник её отца — бельгийский антифашист Андре Тиммерманс, благодаря которому весь мир прочитал «Моабитские тетради».
Увы, та поездка тогда так и не состоялась, но тёп­лая переписка продолжалась много лет, хотя письма доходили не всегда…

***
Заветный диплом ВГИКа она получила уже будучи мамой двухлетней Лилиан. Неожиданно вызвали в Москву — приезжай, по твоей «Юности Мали» учат студентов! Ничего этого она не знала. Ни о кинонаградах, ни об изобретённом, оказывается, ею собственном «инновационном методе»… Защита прошла блестяще! Пятёрка! А дальше началась уже другая история… 

***
Сегодня Люция Мусаевна — частый гость патриотических мероприятий, организуемых в школах, музеях и культурных центрах Санкт‑Петербурга. Совместно с Постоянным представительством Республики Татарстан в Санкт‑Петербурге и Ленинградской области подготовила материал для стенда, рассказывающего о героическом пути её отца. Её дочь Лилиан Наврозашвили — артистка театра и кино, а два внука чем-то неуловимо похожи на выдающегося прадеда, с которым вся семья до сих пор ведёт очень личный, тихий-тихий, только им слышимый разговор…