Сто лет казанской катастрофе августа 1917-го: что мы помним и знаем?

Журнал «Казань», № 9, 2016

В конце лета нынешнего года казанские краеведы, архитектор Сергей Саначин и замдиректора Комитета содействия развитию туризма в Казани Сергей Головин, обнаружили, что полуразрушенное бетонное сооружение возле Казанского порохового завода, ротонда, которую связывают с памятью о генерале Лукницком, находится в очень печальном состоянии. Ротонда не только по­чти скрылась в многолетних зарослях кустарника, но и засыпана строи­тель­ным мусором и старым асфальтом. На ней, тем не менее, можно было разглядеть различные надписи любознательных казанцев, посещавших это место.

Всеволод Всеволодович Лукницкий - начальник Казанского порохового завода, погибший здесь же в августе 1917 года. Коренные казанцы знают о том, что произошло то­гда в городе, рассказы о трагедии на пороховом передаются из поколения в поколение.

- 14 августа 2017 года исполняется сто лет событию, которое могло поставить страшную точку в то­гда ещё 900‑летней истории нашего города, погубить десятки тысяч жизней горожан и на долгие годы опустошить место нашего рождения, нашей любви, нашей гордости,- говорит Сергей Головин.- В тот день из‑за взрывов на Казанском пороховом заводе произошла страшная катастрофа, которую трудно описать сухими данными статистических отчётов: «В Заречье начались массовые разрушения. Из имею­щихся порохов и зарядов 46100 пудов сгорело, 32400 пудов взорвалось. Уничтожены были все запасы нефти и мазута в количестве 1,8 миллиона пудов. Пострадало 542 административных и жилых здания, из которых 156 были разрушены до основания. Большинство горожан в страхе бежали за черту города через Арское поле».

Но начальник завода Всеволод Всеволодович Лукницкий, который во время первого взрыва был дома на обеде, поспешил не за город, а навстречу взрывам - на завод. И ему удалось главное - запустить дренажную систему, незадолго до этого построенную бельгийскими спе­циа­листами, в результате чего большинство артскладов и часть цехов были затоплены. Это спасло не только Заречье, но и большую часть Казани. Хотя пожар бушевал на заводе ещё двое суток, взрывы снарядов прекратились. Однако самого Лукницкого смертельно ранило. В тот же день Всеволод Всеволодович скончался. Похоронили его с почестями возле Никольской церкви Пороховой слободы.

О судьбе могилы генерала Лукницкого существуют разные мнения. В 1927 году церковь разрушили, кирпич пошёл на строи­тель­ство жилого дома, под которым, возможно, и осталось место захоронения генерала. Кто‑то считает, что Лукницкого перезахоронили у ротонды (её называют также часовней), воздвигнутой бельгийскими спе­циа­листами в связи с завершением многолетней работы на заводе.

Так или иначе, плачевное состояние ротонды, которая с годами стала символом подвига Всеволода Всеволодовича Лукницкого и его боевых, можно сказать, товарищей, вызвала волну возмущения. В группе Kazan Nostalgique развернулась оживлённая дискуссия о судьбе ротонды и беспамятстве потомков. Неравнодушные казанцы решили немедленно собраться и очистить бетонное сооружение, полностью привести его в порядок. Их поддержала помощник президента Респуб­лики Татарстан Олеся Балтусова.

К чести Казанского порохового завода и администрации Кировского и Московского районов Казани, субботник не понадобился: были вырублены кустарники, очищена от асфальта и мусора прилегающая к памятнику территория.

Казанские краеведы и те, кто при­шли их поддержать, были готовы переквалифицироваться в строителей и реставраторов, попытаться восстановить первоначальный облик ротонды. Но, поостыв, справедливо решили: нужны проект восстановления, участие в этом деле спе­циа­листов.

При этом все согласились, что в связи с приближающимся столетием трагедии на Казанском пороховом заводе и подвига спасителей Казани потомки обязаны отреставрировать ротонду, которую народное предание давно связывает с начальником завода и другими погибшими при взрывах, попытаться установить все факты, связанные с местом захоронения и возможного перезахоронения Всеволода Всеволодовича Лукницкого.

Главное же - дело не в дате, а в нашей памяти. Или беспамятстве.