Будни военного врача

Медицинский отряд специального назначения. Перед операцией.

Фото из архива героя публикации

Вспоминая себя в первые месяцы после мобилизации, могу сказать однозначно, что стал сильнее и увереннее в своих силах.

Один за всех
Специфика боевых действий, как и специфика боевой травмы за время специальной военной операции, не поменялась, а значит, не поменялся и мой профиль работы. Я по-прежнему сердечно‑сосудистый хирург, служу в медицинском отряде специального назначения, и основное направление моей работы — это повреждения магистральных сосудов (на сего­дняшний день командой нашего медицинского отряда выполнено более двести пятидесяти операций при ранениях сосудов конечностей, шеи, брюшной полости и т. д.). Хотя в минуты особенно напряжённой работы, когда, как говорится, не хватает рук, мне приходится бывать и травматологом, и абдоминальным хирургом, и, если надо, то и медбратом — такова особенность военно-полевой хирургии.

С открытым сердцем
За последние полтора года в нашем медицинском отряде выполнено десять операций на открытом сердце по ушиванию ранений и извлечению осколков, а всего выявлено более сорока ранений сердца. Не вдаваясь в подробности, поясню, что не всякое ранение сердца нужно и можно оперировать в наших условиях. Какие-то ранения потенциально не несут в себе угрозы жизни, а какие-то технически невозможно выполнить без аппарата искусственного крово­обращения (АИК). В этих случаях пациенты экстренно переправляются в ведущие центры страны авиационным транспортом.
Что способствовало такому увеличению числа операций на сердце? Ответ очень простой — свое­временная выявляемость ранений. У нас появилась возможность выполнять раненым компьютерную томографию, что значительно повысило качество диагностики и увеличило выявляемость ранений сердца (на обычном рентгеновском снимке осколки в сердце видны не всегда). У нас появился аппарат ультразвуковой диагностики (УЗИ). 
С инструментами и расходным материалом для сердечно-сосудистых операций проблем нет. Всё необходимое присылают коллеги из МКДЦ, за что им и руководству клиники огромная благодарность! 
Суть операции при ранении сердца одинаковая что в мирной жизни, что в условиях военных действий — за исключением нескольких существенных нюансов. В военно-полевом госпитале, как бы хорошо он ни был оснащён, нет основных «помощников» кардиохирурга — АИК и селсейвера (это аппарат, который возвращает потерянную во время операции кровь обратно в пациента). При помощи АИК можно остановить сердце и выполнить вмешательство без значительной кровопотери и на остановленном сердце. В наших же условиях оперировать всегда приходится на работающем сердце, в котором кровь находится под давлением со всеми вытекающими из этого рисками. И раз уж мы заговорили о «помощниках», вторая особенность при выполнении таких операций — это отсутствие специально подготовленной операционной бригады. В мирной жизни операции на открытом сердце выполняются большой слаженной командой специалистов (ассистенты хирурга, анестезиологи, перфузиологи, операционные сёстры и т. д.), которые буквально чувствуют и понимают хирурга и друг друга без слов. Да, в госпиталях работают очень опытные врачи, но в подавляющем большинстве не имеющие значительного опыта в таких узких направлениях хирургии. Каждый раз, прокручивая в голове ход предстоящей операции, понимаю — если что-то пойдёт не по плану, рассчитывать можно будет только на свой опыт, так как многие из коллег (включая твоих ассистентов) просто впервые видят работающее сердце. 

С коллегами в операционной МКДЦ.

Полная ответственность
Пугает в этой ситуации не сложность самой операции, а та ответственность, которую ты принимаешь на себя, беря раненого на операционный стол. Мысль о том, что боец, оставшийся в живых после ранения в сердце на поле боя и перенёсший весь путь до тебя (а надо сказать, что это очень непростой путь — попробуй-ка потрясись на грузовом санитарном транспорте с ранением в грудь или живот несколько десятков километров, и это ещё надо пройти по пути промежуточные пункты медицинской эвакуации, где тебя вытаскивают, оказывают помощь, перекладывают в другой транспорт и т. д.), в результате твоих действий может погибнуть на операционном столе — это самая страшная мысль, постоянно сверлящая ра­зум в момент принятия решения об операции и во время самой операции. К слову, я часто удивляюсь стойкости и терпеливости нашего солдата. Об этом снято много фильмов и сказано много слов, но пока ты не увидишь своими глазами и не пропустишь это через себя, никогда по-настоящему не поймёшь, о чём же нам пытались рассказать…
Да, здесь нет так порой недостающего плеча опытного коллеги или старшего товарища кардиохирурга, который смог бы без лишних объяснений помочь и подсказать. Зато есть замечательная сплочённая команда профессионалов — настоящих боевых товарищей, которые стали твоей второй семьёй! Есть суровый, но справедливый отец-командир, который в минуты сомнений и принятия трудных решений может очень «доходчиво» объяснить, для чего ты тут, что ты должен делать, а чего не должен, и что ждёт от тебя Родина. Вот, пожалуй, в этом и есть основные особенности работы на службе.

Кому ещё труднее
Притом я открыл для себя очень действенный способ борьбы с выгоранием и усталостью (и это не алкоголь, как могло показаться). В моменты, когда кажется, что ты уже на пределе сил и вот‑вот сдашься, я думаю о том, что кому‑то сейчас намного тяжелее, чем мне. Заставляю себя радоваться тому, что сплю в тепле, и мне не приходится оказывать помощь раненым в сыром тёмном блиндаже под артиллерийским обстрелом. Мне есть с чем сравнивать, ведь в первые недели после захода нашего полка за «ленточку» работать приходилось именно в таких условиях. А многие из тех мобилизованных медиков, с которыми нас призвали на службу, до сих пор работают в отсутствии элементарных бытовых удобств. Я преклоняюсь перед их мужеством и стойкостью. Мысли об этих ребятах и мне помогают держаться. А ещё помогает осознание того, что всё это рано или поздно закончится…

Вместо послесловия
Да, служба многого меня лишила (спокойной мирной жизни, любимой работы, общения с родными и близкими), но и многое дала. Дала верных товарищей, уверенность в себе и своих силах, огромный бесценный опыт. Вот только больше всего я хочу, чтобы этот «опыт» больше никогда ни мне, ни кому либо ещё не пригодился…