Лайки - это лотерейный билет

Миляуша ТАМИНДАРОВА,

руководитель и дирижёр Государственного камерного хора РТ

Идут годы, а я всё мечусь, всё ещё что-то ищу, как в том анекдоте: почему, мол, ты так много репетируешь, вон Мойша концерты даёт! Но дело в том, что Мойша уже нашёл звук, а я его всё ищу. Свой звук, свою роль в этом искусстве. Иногда мне хочется стать такой же независимой, как современные моргенштерны, которые нагло и дерзко транслируют своё равнодушие к тому, хочет их кто-нибудь слушать или нет. Мне понятна, а иногда и симпатична такая позиция. Не хочешь — не иди за мной.

Но всё-таки я хочу, чтобы рядом со мной кто-то сел, услышал меня, и ему хоть на миг стало хорошо. Хочу остаться наедине со своим обществом, со своим народом. Хочу понять и опять же не могу определиться: хитёр он или прост, сложен или рустикален? Крестьянин он или городской интеллигент?

Исполняю мунаджаты и хочу эти музыкальные письма передать всему миру. Кто-то говорит: зачем нам нужен этот айтюнс, зачем нам нужен эпл-мьюзик? Чтобы прославиться: какая крутая эта Миляуша Таминдарова? Вот ни секунды!

Что касается музыки, идущей из глубины сердца народа: у нас есть талантливые певцы, но не разбирается сама техника, как передавать её? Нет школы мелизматики. И, конечно, если мы какие-то произведения хотим осовременивать, например, татарскую песню, то первое, что мы не должны потерять в результате этого осовременивания — это мелизматику, потому что настоящая она и есть исключительно наша специфика, то, в чём мы не должны подражать американцам, а американцы — нам. Это наше сокровище, которое нельзя выпустить из рук. На мой взгляд, мелизматика является нематериальным таким наследием, которое надо охранять в ЮНЕСКО.

Моң — это и есть мелизматика. Потому что, если, например, человек не владеет мелизмами — это сразу же «татарча түгел». Поэтому не приживутся на нашей земле ни рэп, ни джаз, они могут только вкрапиться. Можно только в джазовых интонациях передавать татарскую мелизматику. Точка в этом вопросе для меня лично. Я на этом настаиваю. И, однозначно, ко­гда мы начинаем какой-то рэп читать по-татарски, он татарским никогда не будет. Понимаете, есть джаз, а есть татарская мелизматика. Они могут пересекаться абстрактно, в частных случаях, но характерным для развития нашего искусства они не могут стать. Привнесённым жанром искусства, поэтому с привнесением я бы была осторожна.

Мне даже жалко Моргенштерна, потому что я точно знаю, что послезавтра его ни один человек слушать не будет. А Ильхама Шакирова татары будут слушать до конца века! Хотя Ильхам Шакиров столько лайков сейчас не соберёт. И я не хочу ни одного лайка! Собирать концерт только потому, что кто-то собирает лайки?! А послезавтра лайков уже не будет... Лайки — это своего рода лотерейный билет. Я считаю опасной тенденцией, когда мы руководствуемся: ага, вот если ты такая умная, тогда почему тебя никто не знает?!

Я до сих пор не могу определиться: мейнстрим мы или андеграунд? Не знаю. Не могу для себя вопрос решить, потому что, как руководитель общественного коллектива, я чувствую, что за мной должна рвануть толпа, а с другой стороны, я боюсь этой толпы… Становиться условным «Стасом Михайловым» тоже не сильно хочется.

Претендовать на мудрость в конечной инстанции не могу. Наверное, собирать камни пока рано. Поэтому я вся пока в вопросах, и в вопросах очень непростых для себя.

Сейчас живу одним — мы только приступили к записи «Антологии татарской хоровой музыки». Это беспрецедентное событие, потому что хор никто никогда так не записывался у нас в рес­публике. Существуют лишь разрозненные записи разных эпох и времён, в основном все датируются прошлым веком. Я понимаю: идёт созидание истории. Всё равно, даже если она лайков не соберёт, даже если её в эпл-мьюзик слушать никто не будет. Но я знаю точно, что когда-нибудь её услышат и скажут: «Да, это было, и это было прекрасно».