Чёрный собор

Журнал "Казань", № 1, 2012

Можно лишь констатировать де-факто практику наделения обитателями столь далёких друг от друга краёв эпитетом «чёрный», игнорируя цветовую окраску, доминанты в стихии их обитания. Будь то древний татарский образ беспросветного леса «кара урман», всепоглощающая тундра оставшихся без флага и Родины саамов, добродушно прозевавших эпоху самоопределения, или Нотр-Дам де Страсбур у обоснованно гордых безупречной государственностью французов из Европарламентского Страсбурга. Собор Эльзаса (так он звался до 1681 года) возводили из добытого в близлежащих горах нежно-розового вогезского песчаника с двенадцатого века почти триста лет и водрузили двойной крест на так и оставшийся одиноким 142-метровый шпиль в 1439 году.


Вот ни разу не возникало желания, взбираясь на испещрённые туристскими автографами скалы, начертать поверх самыми красными буквами «тут был я!», а здесь захотелось: зайти и предъявить иск какому-нибудь президенту - в качестве сувенира. А мне придёт отказной материал, в солидном конверте со звездистой евросимволикой, который поставлю на видное место и буду всем хвастать: «А тут был Я - в Страсбурге!». Проезжал я мимо похожего на гигант химической индустрии сверкающего металлическими объёмами комплекса зданий Европейского суда по правам человека - ну, как такой случай упустить!.. «Но потом»,- решил я, увидев в противоположном окне вонзённый в пасмурное небо города одинокий тёмный силуэт вдалеке - такого рода шпили часто встречались по дороге, начиная с Польши, по мере приближения к ним безымянно теряясь за придорожными деревьями и скрупулёзно ухоженными провинциальными фасадами. Про это сооружение мне было известно, что оно грандиозно и в нём есть какие-то знаменитые часы - и это всё, что я знал наперёд.

Город восхищал тотальным зодческим многообилием. Если по заасфальтированным окраинам попадается архитектура от ультрасовременного хайтека до прошловекового авангарда, то старый центр - сплошная средневековая застройка: причудливые островерхие дома с характерным фахверковым членением стен лепятся вплотную друг к другу как смальта, слагаясь в богатый городской узор, который украшается цветами в вазонах: на балконах, стенах, фонарных столбах, булыжнике под ними, или просто растущими в замысловатых клумбах. И великое множество велопарковок - автомобилей в диковинной Европе ездит мало, а пробок вовсе нет. Зато попадается автоэкзотика - трицикл, например. В тиши мощёных узких улочек с тарахтеньем проносятся веложители - и вновь слышно лишь воркованье голубей, облепивших многоярусный фронтон, за которым высится ажурный шпиль. Нет места, откуда его не видно: три-четыре этажа над цокольным, и ещё два-три яруса мансарды, а над коньком, меж антенн - опять знакомый силуэт, розовеющий по мере приближения, который вдруг теряешь, пропуская одинокий «ситроен» - он даже не посигналит, а извинительно ждёт, пока вожмёшься в проём стены… Но теряешь соборную башню только до угла: там галдят торговые ряды, соблазняя горами сувениров и съестной чепухи, заполнив обе стороны довольно широкой, по староевропейским меркам, улицы, в щели которой во всю неохватную высь предстаёт колоссальный фасад, увенчанный ажурной громадиной, достающей до небес.

Западный портал большинства готических соборов Франции завершают две массивные башни с бахромой мистических горгулий, отводящих осадки с плоской крыши, а шпиль возводят меж ними или с востока. В заложенном ещё римлянами вольном имперском городе Страсбурге, сегодня пограничном: французском слева от Рейна и германском справа, собор возводили многие поколения как французов, так и немцев. Поэтому в архитектуре храма сплелись как традиции препиравшихся за владение Эльзасом единоверцев-католиков, так и сменявшиеся за столетия стили - от романского до поздней готики. Потрудились тут мастера из Парижа, Реймса, Шартра, Фрайбурга - в каждом из этих городов есть свой знаменитый готический собор.

Завершал строительство архитектор, так и не достроивший Кёльнский собор, в немецких, стало быть, традициях - в два шпиля на башнях над западным порталом, но на второй недостало средств ни у городских властей, ни у буржуазии. И если б того не утверждала история, самый строгий созерцатель не усомнился бы в завершённости этого совершеннейшего из сооружений. Оно огромно до непостижимости, а легко и стройно в пропорциях. Несметное обилие изящных деталей и скульптур наполняет гармонией это необозримое пространство, перенося в иное измерение.

Оправляясь от оцепенения, я всматриваюсь в первую попавшуюся скульптуру - она в человеческий рост и до натурализма тщательно проработана: в щёку беспомощно запрокинутого в испуге девичьего лица упёрла неловким движеньем железную пику бескомпромиссно-Праведная Дева. Беспощадная сцена! Персонажи другой стороны портала столь же безжалостны к поверженным, но это уже не шокирует. Приходя в себя, без внимания, мельком оглядываю десятки скульптур вверху стрельчатого свода и упираюсь в фасад, который уносит в вертикаль стремящимися ввысь каменными деталями архитектуры, до головокружения огромными вблизи… Нельзя подряд столько впечатлений. И я шагаю внутрь -- в темноту центрального нефа, где мерцают пирамиды свечей и мягко играет орган. Его мощные вибрации заполняют всё пространство до крестово-купольных сводов, сопрягающих пучки тридцатиметровых колонн, в созвучии с чистыми цветами, пронизывающими витражные галереи, уходящие на сотню метров вдаль. Оборачиваюсь: светлым аккордом вспыхивает роза над порталом - это пробившее тучи солнце коснулось тринадцатиметрового стеклянного кружева, бесцветного снаружи, чтобы озарить сквозь него полумрак радужно окрашенным светом. С вышины торжественным украшением в пышном великолепии стиля барокко сверкал золотыми орнаментами орган. Глаза привыкают и видно, что базилика полна туристов. Католические прихожане обыкновенно сидят в смиренном раздумье на длинных скамьях, а эти ставят свечки и, запрокинув головы, перешёптываются, разгадывая, какая статуя чем пошевелит - здесь есть несколько подвижных. Скульптур не так много, как на фасаде, вот бесконечные витражи можно было б разглядывать часами, пока длится месса на французском языке, но литургия уже завершилась.

Готическая технология строительства, рассредоточив часть опор снаружи сооружения, позволила создавать исполинские интерьеры, символизирующие мироздание. В одном из величайших средь них я и пребывал. Здесь не только роскошный орган висит на стене экспонатом, мраморная композиция Голгофы с толпой иудеев в натуральную величину у подножья Распятия выглядит, как и подобает выглядеть всем нам, смертным, рядовым элементом вселенского ландшафта. Католическая среда своим величием и размерами ужимает Человека в человеке до ничтожества.

Я не заметил, как фуга сменилась хоралом, но голос органа стал протяжно-надрывным, а орган, который я видел между колонн, был не то чтобы проще - аскетично-суров до минимализма, если так можно сказать об огромных по-настоящему медных трубах. Уже потом я навёл справки: эта секция датируется 1385 годом, а три инструмента XIII века не сохранились.

Живописи в соборе мало, должно быть, из-за того, что даже большие триптихи выглядят в этом интерьере миниатюрно, соразмерна лишь гигантская роспись плафона. Под ним иконостас, тоже темперный, а в центре витражная икона Богородицы - Нотр-Дам де Страсбур с символом Евросоюза над нимбом. Она заменила с 1956 года разрушенную во время Второй мировой войны. Собор немало пострадал не только от бомбардировок в 1944 году, но и в 1870-м, а французские революционеры чуть не снесли шпиль, ну, и пограбили изрядно. А в годы Реформации он побыл и протестантской кирхой. Но собор так и стоит символом вечности мироздания, в котором сменяются лишь обитатели.

У алтаря уже третий орган и вновь другая музыка, которая прервалась громким ржаньем. То пришли в движенье часы. Первые астрономические часы Трёх Королей с календарём и астролябией были в храме ещё в середине XIV века, и Короли шествовали пред Девой Марией с младенцем Иисусом каждый час под механическую музыку, пока механизм не сломался. В середине XVI века, по уже сложившейся традиции не спеша, целых двадцать семь лет на этом месте творят шедевр техники, науки и искусства эпохи Возрождения. Лишь швейцарский механизм, изношенный за два века, меняют в 1842 году на существующий поныне, остальные детали так и движутся, пятый век предсказывая солнечные затмения, вычисляя даты церковных праздников, показывая орбиты Земли, Луны и планет, ну, и текущее время, как все остальные часы. Бытует легенда, что каждую астрономическую полночь в 00.30 проходит кульминация, когда Смерть забирает всех участников действа-аллегории, но видевших это я ещё не встречал.

Протискиваясь в плотной толпе, давно ожидавшей полуденного действа, я меж голов мог видеть, как в нижнем ярусе проносятся колесницы. Вверху меж колоколец стояла с косой Смерть. А Христос осенял нас сквозь проходивших пред ним Апостолов. Пред Смертью тем временем шествовали девочка с золотой стрелой, юноша, мужчина и старик, опираясь на палку… Не вспомню, был ли звон. Но всё выдохлось и встало: тихо и без движения. Смолкшая толпа замерла. На часах кукарекнул петух. Толпа с шумом ринулась прочь. Я остался пред Колонной Ангелов против часов. Вестников Страшного суда было по четверо меж четырёх колонн, уходивших к своду. В нижнем ярусе они, присев, исполняли неведомые таинства своего ниспослания. Над ними Ангелы мудрого образа напряжённо вслушивались. Ангелы выше играли на Тубе Мирум. Именно играли - длинными изогнутыми пальцами, держа Трубу Мира мимо рта на лицах с глазами без взгляда. Это была аллегория бескомпромиссной неотвратимости, как у Праведных Дев на фасаде. Ангелы верхнего яруса безучастно созерцали наше мирское пространство, с которого и мне захотелось уйти.

Пока дошёл до следующего органа, музыка вновь неуловимо сменилась, за мануалами и педалями органиста не было, и не было понятно, откуда является звук. Подумалось тогда: вот бы органы одновременно вживую заиграли, а части композиции с разных концов базилики одна в другую вплетались, соответственно ощущениям исполнителей. Чтобы в готическом пространстве, ещё пронизанном Светом Девы Марии, витали Ангелы второй части партиты и исчезали уже в теме Несения Креста Своего другого органиста, сыгравшего тему Ангелов в более быстом темпе. И чтобы завершённая им последняя часть ещё продолжалась менее спешным музыкантом уже сольным кредо. И негромко вступающая тема Tuba mirum протяжно заполняла всё Мироздание и обрывалась на выдохе уже выключенных мехов органа, когда пухлявый ангелочек на Астрономических часах задорно перевернёт песочный хронометр.

…Я стоял на мосту через Иль. Районы с неказистыми пятиэтажками есть во всех городах, но не во всех них так тихо и чистенько. Пары уток вычерчивали на воде фронтоны домов, оставшихся в центре Страсбурга. А про задуманный утром сувенир я не то чтобы не вспоминал - суеты не хотелось, мирской.