Незнакомка и наблюдатель

Старинный Сад «Эрмитаж», который выросшие в центре города казанцы называют просто Эрмитажкой, — имеет сегодня статус одной из «городских легенд». Не в последнюю очередь так сложилось благодаря мрачной и таинственной репутации места, где до сих пор, якобы, можно встретиться с призраками замученных в позапрошлом веке местным барином крепостных…

Фото Юлии Калининой

Фото Альберта Закирова

За сто с лишним лет «нехорошее место» обросло новыми историями, притягивая горожан своим романтическим ореолом. На его лестнице назначали и назначают встречи влюблённые, аллеи сотни раз на дню пересекают спешащие на лекции студенты. В советские годы привидения даже как будто на время попрятались под недремлющим оком изваяний вождей революции, а детвора прибегала поиграть к фигуре слонёнка. В пучине времени, повторив судьбу предков-мамонтов, исчез и он. И только деревья оставались неизменными свидетелями всех этих перемен.
Их сегодня в парке около пятисот, разных видов. До сих пор встречаются и те, что были посажены ещё в начале прошлого столетия. Специалисты и обыватели давно заметили уникальность характера их стволов — многие из них погнуты, что людская молва приписывает, опять же, «нехорошести» места.
Последние годы парк обрёл новую популярность. Многие горожане начали выкладывать на своих страницах в соцсетях фотографии необычных рисунков на стволах зелёных «патриархов». Причудливые узоры, лица необычных существ, а то и просто человеческий глаз — пугающий по-первости — на какое-то время стали очередной тайной Эрмитажки и его новой визитной карточкой.
В этом номере мы знакомим читателей с казанским художником Альбертом ЗАКИРОВЫМ — тем самым создателем современной мифологии легендарного городского места. Он провёл нас секретным маршрутом своих персонажей и ответил на вопросы.

Фото Юлии Калининой

— Я знаю этот парк очень давно. Ещё с тех пор, как учился в Казанском художественном училище. Однажды увидел здесь красивую девушку, которая гуляла на аллее. Потом встречал её снова и снова, когда шёл на учёбу. Она мне очень нравилась, но я не решался подойти, и начал следить за ней глазами, которые рисовал в дуплах старых деревьев. Это были мои «наблюдатели». Мне нравилось думать, что даже когда меня нет в парке, за ней кто-то присматривает. В итоге я так с ней и не познакомился. Может, оно даже к лучшему…

— Это, судя по всему, было уже давно. Как появилась идея вернуться к рисованию на де­ревьях много лет спустя?

— Я работаю в разных направлениях, но года с 2016-го много занимаюсь перформансами вне помещений. Много рисую по городу и в лесу — на камнях, на асфальте. Город для меня — готовый холст, лист бумаги. Мне всегда нравилось воспринимать таким образом его фактуру. 

— Одна из первых ваших работ в «Эрмитаже», начиная с 2017 года, называется «Код доступа». Почему такое название?

— В абстрактном узоре я зашифровал «кнопки», при нажатии на которые можно очутиться в другом параллельном пространстве. 

— С чем оно связано в вашем воображении?

— Это параллельный перевёрнутый мир, где и время движется по-другому. Мне нравится его создавать. Я специально делаю свои рисунки незаметными, чтобы они не бросались в глаза. Всё должно быть гармонично и ненавязчиво. Поэтому работать стараюсь, когда мало кто может меня заметить, — либо рано утром, либо уже в полной темноте. В этом случае зову кого-то на помощь, чтобы мне подсветили фонариком.

Фото Альберта Закирова

— Но неужели вам не важно привлечь внимание к своим работам? Как же обратная связь?

— В итоге она есть, внимательные люди мои работы видят. Потом другие узнают о них через интернет — мы же в XXI веке живём. И реакция бывает самая разнообразная. Вот, например, одно время у меня появился последователь — маленький мальчик, который стал также брать краски, маркер и рисовать узоры. У него очень неплохо получалось. Однажды я познакомился и разговорился с его отцом. Сам мальчишка боязливый оказался — постеснялся. А ещё появился преследователь, который начал уничтожать мои работы. Целенаправленно. Зимой специально облеплял изображения снегом, чтобы поверхность дерева отсырела, потом попытался сбивать рисунок кирпичом… 

— Если бы не примеры такого вандализма, ваши работы были изначально рассчитаны на то, чтобы сохраняться долгое время? Расскажите о материале и технике их создания.

Фото Альберта Закирова

«Циклоп»

Фото Альберта Закирова

«Жующий траву и слушающий стихи»

— Вначале участок ствола — повреждённый, как правило, очищается и обрабатывается медным купоросом. Так уничтожаются паразиты, бактерии, лишай. Затем в качестве грунта наносится белая краска. Сам рисунок делается либо акриловыми красками, либо перманентным маркером. Обычно я их сочетаю. 

— То есть вначале вы врачуете дерево? Для вас важен этот момент?

— Когда древний человек охотился на животное, то заранее просил прощения у убитого зверя. Когда я «лечу» дерево, то одновременно прошу разрешения сделать на нём рисунок. Не просто так — пришёл и вмешался. В это же время я чувствую, как дереву становится легче, оно благодарно. Я не могу сказать, что полностью его спасаю, но поддерживаю, продлеваю ему жизнь. Кто-то снимает с дерева кору, как кожу с человека. Оно пытается лечить себя само, образуя вокруг раны нарост, напоминающий раму картины. Такие раны сильно сокращают век дерева, оно начинает истекать соками, «терять кровь». Я пытаюсь это остановить. Вот, например, так было с одной из первых работ на стволе берёзы — «Хранителем». Ей уже несколько лет. Сок, слава богу, больше не течёт… Но бывает, что дерево лечить уже бесполезно. Оно обречено. Повреждения начинают гнить, образуется труха.

— Почему в парке так много «раненых» деревьев? Всегда ли это вмешательство человека?

— «Почерк» человека, как правило, виден. Но некоторые деревья повреждают и сильные морозы. 

— Ваш «Хранитель» — имеет ли он отсылки к архаичному народному мифотворчеству? Например, к «ияләр» — духам-оберегам из татарской мифологии? Или же это полностью ваш авторский персонаж?

— В случае с «Хранителем», скорее, второе. Я заранее вообще никогда ничего не придумываю. Начинаю работать, а дальше меня ведёт провидение. Главное, чтобы «пошла волна». Идеи витают в воздухе, я их только вылавливаю. Это как стихи, которые просто приходят (со мной такое тоже, кстати, случается). Понятно, что потом нужно сесть и довести первый импульс до ума, но главное — поймать состояние. Рисунки узоров также приходят в процессе работы. Это — импровизация и медитация. Главное, чтобы в итоге они сложились в стройную композицию. Даже абстракцию нужно уметь компоновать. 
Иногда идею подсказывает сама первозданная фактура материала. Однажды в срезе дерева я увидел лицо Циклопа. Это был ствол старого американского клёна с дырой-глазом, где муравьи устроили нору. Другой пенёк, который я разрисовал, — домик жучков-пожарников. Узор на нём напоминает рисунок их крыльев. Это такой «мурал» для них.
Свои будущие рисунки я вижу и в потрескавшемся асфальте. Есть, например, среди них портрет человека, жующего траву и слушающего стихи.

— Как понять, что он слушает стихи?

— Об этом знаю только я сам. Одно время посещал поэтические вечера в баре «Есенин», туда приходил один чувачок — явно далёкий от поэзии. Он очень забавно косился на читающих, при этом всегда что-то ел.

— В ваших работах — не только уличных — встречается персонаж мировой мифологии Уроборос — змей, пожирающий себя за хвост. Что он для вас символизирует? 

— Я много знаю людей, которые в жизни занимаются тем же самым — пожирают себя. Пытаются добиться каких-то целей, которые им не нужны на самом деле. А в процессе их достижения, незаметно себя уничтожают. Я рисую Уробороса, чтобы напоминать себе о том, что так жить нельзя. 

— У вас бывали такие моменты?

— И не раз. Я потратил массу времени на всякую ерунду. Но, думаю, намного печальнее, что большинство вообще не задумываются о подобных вещах. Таких людей хорошо видно на выставках. Их обычный вопрос художнику: а деньги это приносит?

— А что приносит деньги?

— Я пытаюсь многое успевать. Помимо перформансов, занимаюсь живописью. У меня довольно широкий стилистический спектр работ. Есть и чисто академические городские виды, которые могу выставлять на продажу. Зарабатывал фотографией. Но и к ней всегда относился не просто как к ремеслу, а как к искусству, творческому акту. 
Многие считают, что такое многообразие — не есть хорошо, мол, художник должен быть узнаваем. Если говорить о моём «лице» в живописи, то главное направление в нём — это работы на грани абстракции, сюрреализма и поп-арта. 

— Вы какое-то время жили в Голландии. Там тоже расписывали деревья?

— В Амстердаме я сотрудничал с одной галереей, которую заинтересовали мои картины. Там есть такое место, называется «ВестернГаз­фабрик» — бывшая старинная фаб­рика, переоборудованная в лофт со множеством художественных пространств. В одном из них проходила выставка моих работ. Неподалёку от этого места находится парк, в котором я тоже рисовал. 

— Как реагировала публика? 

— В основном спокойно. Но народу тот парк посещало немного. Кроме того, голландцам всегда — ещё до ковидных ограничений — было свойственно стремление сохранять социальную дистанцию. Даже когда выстраивается очередь за билетами на выставку, то и не поймёшь, что это очередь. Люди держатся на приличном расстоянии друг от друга. Не стремятся к общению.

— В какие годы это было?

— Это был 2006 год. С той поездкой связана интересная история. Какое-то время до отъезда я снимал квартиру-мастерскую. Когда начал оттуда съезжать, хозяйка затеяла ремонт. А у меня там ещё оставались картины на холстах без подрамников. Рабочие на них посмотрели и, недолго думая, положили на пол — чтобы его «не портить». Я вовремя успел их забрать, очистил от следов, свернул и увёз в Голландию. Каждая картина ушла там минимум по 500 евро. Покупатели и не догадывались о том, что буквально за пять дней до того по ним ходили ногами. Неисповедимы пути… 

— Вы, знаю, любите также поджигать свои картины…

— Да, в этом случае огонь — мой спонтанный помощник, помогающий довести идею до конца. Я использую его вместо краски. Он добавляет драматизм в произведение, некую точность, законченность. Я его контролирую, чтобы горело только там, где нужно. Это сложный процесс. И важный момент такого перформанса в том, чтобы сделать фотографии этого стихийного акта.

— Собираетесь ли устроить нечто подобное в ближайшее время? 

— Да, и с удовольствием приглашу наблюдать за этим.

— Обязательно откликнемся!

P. S.  Поймав нашего героя на слове, мы решили продолжить знакомство с ним в процессе его работы и с другими природными стихиями — камнями на берегах рек, с неукротимым огнём. Только уже в следующих номерах. А в заключении прогулки Альберт наглядно продемонстрировал то, как рождается чудо его рисунка на дереве. Наблюдать за процессом можно, открыв QR‑код. 

ДОСЬЕ

Альберт Закиров. Художник.
Выпускник Казанской детской художественной школы № 2 (класс Рашида Тухватуллина) и Казанского художественного училища имени Николая Фешина (курс Рашида Тухватуллина и Бориса Майорова). Занимается живописью, графической иллюстрацией, фотографией, перформативным творчеством. Участник выставок в ГМИИ РТ (картина «Венеция» находится в его коллекции), Галереи искусств Зураба Церетели Музейно-выставочного комплекса Российской академии художеств (Москва), фотобиеннале в Русском музее (Санкт-Петербург), фестиваля уличного искусства лофт-пространства «Вес­тернГазфабрик» (Амстердам). Сотрудничает с художественными галереями Москвы и Казани.