Пещоры в полгоры

Журнал "Казань", № 8, 2013

Как добраться

Автотранспортом или «Метеором». Подробности не публикуются: люди опытные дорогу к пещерам хорошо знают и сами проведут, а без них потенциально опасное путешествие не может быть рекомендовано.

Что надеть

Джемпер, надёжную обувь, на коленники, перчатки, строительную каску и непромокаемую ветровку, которую увезёте домой в пакете, чтобы ничего не испачкать.

Что взять с собой

Налобный фонарь, фотоаппарат, все батарейки, бутерброды-шоколадки. Телефон, рация, навигатор
под землёй бесполезны - следует взять магнитный компас с распечатанным планом объекта. Этот номер журнала «Казань» лучше оставить с другими вещами снаружи.

Важно для безопасности

Путешествовать в пещерах и штольнях следует обязательно с опытным проводником, предупредив остающихся на земле о контрольном времени выхода для оказания своевременной помощи в случае чрезвычайной ситуации. В рабочие дни с 15 часов до вечера в забоях действующего рудника производятся несколько взрывов - под землёй и на обрыве у штолен случаются обрушения!


Когда не удаётся выбраться в далёкие путешествия, а открывать земли хочется, то можно в обычный выходной отправиться городским автобусом, например, к Голубым озёрам с необыкновенно прозрачной водой, студёной всё лето и не замерзающей ни в одну зиму. Или, переехав на правый берег Волги, подобраться к самому краю, чтоб разглядеть с сорокаметровой крутизны и пальчиком потрогать тектонический разлом, упомянутый во всех энциклопедиях мира.

Добытый на Печищинском разломе камень везли для строительства белокаменной Казани и даже соборов далёкого Владимира. А вот возле Великих Булгар было под боком своё месторождение бутового камня, от близости доломитов и медной руды не столь белого - в Сюкеевых горах. Есть там и «пещоры в полгоры» с древними выработками, печатно упомянутые в 1689 году, где добывали ещё и серу, но их три века спустя поглотило Куйбышевское водохранилище, и лишь входы затопленных штолен доселе там зияют в надводных скалах. А в Богородских горах - чуть северней, где сливаются Кама и Волга, неизвестную пещеру открыл в ложбине прибрежного оврага знаменитый советский спелеолог А. В. Ступишин только в 1946 году. Прогулялся в ней пятнадцать метров до упора, отметил на карте как Юрьевскую - в честь соседних Юрьевых гор, и продолжил свои большие учёные исследования Волго-Вятского карста.

Если б я пошёл в ту пещеру один, то тоже бы не догадался, что в этот мышиный лаз под затыкающим расщелину камнем можно легко прошмыгнуть. Но эти проходы открыли только в 1971 году казанские спелеологи, разобрав завал, а за ними - самую большую на Средней Волге систему пещерных ходов. Их зафиксированная суммарная длина - 1005 метров, из них доступно посещению 507 метров, свежая карта только составляется, а промеры 1972 и 1992 годов уже устарели, и не только из-за роста исследованной длины с 275 до 410 и далее метров: мой бывалый спутник невдалеке от входа тщетно пытался разобрать лаз в полость, куда ещё в прошлом году был доступ - 10 000-летняя молодая пещера ещё формируется и проявляет незначительную подвижность - главное не остаться в этот момент в той самой полости… Но такого в Юрьевской не случалось, а её сложность определяется минимальной первой категорией: любая в меру упитанная неспортивная девушка способна пройти большую часть её переизломанного лабиринта, даже если некому окажется подать ей из галантности руку. На нескольких участках требуются некоторая сноровка, особая изящность тела и спецснаряжение. Однако вовсе не обязательно самолично влезать в каждую отполированную экстремалами щель и пробираться по-над пропастью, опираясь на выступы противоположных стен.

Даже легко одолимые стенки, нагромождения и расщелины выглядят здесь неприступными, поэтому новичку и в голову не придёт, как удобно ложатся в руке крепкие каменные наросты и надёжен под ногой каждый маленький выступ. И чтобы уже через полчаса устало не выйти отсюда, просто извозившись серой побелкой породы первых гротов, надо, чтобы кто-нибудь с опытом провёл за собой. К тому же техника безопасности запрещает путешествовать в пещерах первой-третьей категорий сложности группой менее четырёх человек.

Распахнувшаяся под низко нависшей скалой фантастическая явь потрясает, как только соскользнёшь по мокрому гипсу в холодную темень этого мира. Не потустороннего - здесь мёртвых никогда не было, но и жизни нет тоже. Только что в листве щебетали птицы, пищали в ухо комары и извилистой молнией сверкали ящерки в щели нагретых скал… Вспоминаю, что надо бы включить фонарь, но ступаю два шага за поворот - всё: тьма, тишь и мягко холодит лицо беспрерывное дыханье недр. Только через него я себя осязаю. Полное отсутствие окружения - лишь беззвучный хлад среды. Не угрожающей, не доброй - безразлично-вечно-никакой, как и вся Вселенная, в глубины которой я влез. «С наглухо открытыми глазами» - перефразировал одно известное название не в эту тему. Сквозь свитер и непромокаемый плащ, надетые на разгорячённое тело прямо перед входом, холод начал пробирать...

Свет фонаря матово высеребрил очертания свирепого демона на тёмном своде объёмистого грота - по скальным нагромождениям можно подобраться к доломитовому перекрытию и разглядеть, что вблизи эта потолочная роса перестаёт серебриться и переливается небесным сверканьем на рыжем камне. Отходишь вниз - снова всё в серебре, уже млечного пути! А пройти, не сводя глаз с потолка, здесь не получится. И не только потому, что постоянно перешагиваешь или карабкаешься: луч света, привнесённый извне, выявляет под звёздами каменного неба всевозможных существ - стоит лишь вглядеться в лица, морды и рыла стоящих вокруг останцев в человеческий рост и рельефы по стенам. Впрочем, фантасмагории эти сугубо индивидуальны. В гротах, известных, как «Зал бабуинов» и «Обезьянник», мне не привиделось ни единого примата - всё больше кораллы и натуры для далианских сюров. Не спорят о вкусах. Природа, вымывая мягкую породу, никакого образа в эти изваяния вообще не вкладывает, и когда-нибудь просто раздавит в щебень всё, что здесь останется от более стойких компонентов камня. Но если видеть в том промысел Божий - тут всякий обрящет в своё назидание символы сообразно своему кругозору.

В этом ов­раге смыкаются два доломитовых монолита, и на уровне их контакта с гипсовым пластом воды многие тысячелетия выносят всё, что способны растворить или сдвинуть. Так возникают и ширятся карстовые пещеры, воронки и озёра. Популярное казанское озеро Глубокое, к примеру, образовалось лишь сотню лет назад, и дайверов восхищают до сих пор стоящие на его дне стволы утонувшего леса. Спелеологи, исследуя пещеры, много узнают о прошлом нашего мира и прогнозируют предстоящие катаклизмы. Волго-Вятский карст, шириной от Нижнего Новгорода до Пермского края, простирается от устья Камы до Кирова на север и Самары на юг, повсеместно находясь под их контролем. Из тридцати двух известных в Татарстане пещер лишь Юрьевская в свободном доступе для туристов, и признана региональным памятником природы, хотя давно утратила первозданность. Обескураженные этим спелеологи сюда не ходят, предпочитая Коннодольскую пещеру на территории действующего по соседству крупнейшего в Европе рудника «Гипсы-2», поэтично зовя её «Негой». Но производственный режим запрещает туда легальный доступ даже им, а сами горняки считают карстовые образования в монолите пласта бракованными участками. Но то - другая история.

Над Юрьевской пещерой также велись разработки, и гору вдоль и поперёк пронзают заброшенные штольни. Должно быть, эти тоннели в 1930-х годах тоже начались с пещер - ещё при входе в прогрызенный монолит мне попадалась одна естественная полость, которая непролазной щелью сообщалась со штольней, а проходкой вскрыты три Обвальные пещеры: две из них - линейные русла грунтовых вод, и ещё - провалившийся в штольню обширный грот с системой ходов. Производительность несравнимых масштабов поглотила примитивные тысячелетние старания природы. Человек с отбойным молотком, многометровым буром и толовыми шашками за три десятилетия вынес отсюда известняков объёмом в несколько станций метро вместе с его тоннелями. Но предел прочности есть даже у каменных гор, и производство переместилось в новое месторождение, а здесь покоится это грандиозное творение рук человеческих, не имеющее ни номинальной стоимости, ни духовной ценности. Меж тем, рудник «Гипсы-1» не просто отходы производства - это естественный музей горного дела первой половины XX века, с ещё сохранившимися экспонатами и хорошими образцами горнопроходческого мастерства. Камско-Устьинские горняки почти тремя километрами проходки обеспечивали всю потребность Советского Союза в гипсах до 1950-х годов. Проходка выработана целесообразно, и такой лавины впечатлений, которая в естественной пещере бьёт по всем органам чувств со всех направлений разом, здесь не ощутить. В мире исполинских полостей всё затеряно, как и снаружи, только не в шуме-гаме, а в беззвучии; не в суете мира, а в безжизненной темени, где блуждает беспомощный лучик мощного прожектора. Не мнятся здесь ни тролли, ни гномы - просвиристит лишь, обдав в лицо ветром, ошалелый голубь, невесть как прижившийся возле выхода из этого чуждого мира. В природе жизнь спонтанно заводится всюду, как только возникают условия. А условия жизни находятся даже в напрочь промёрзлой Антарктиде, в океанских глубинах с многотонным давлением, или в минерально перенасыщенных водах Большого Голубого озера: в периоды снижения минерализации в его вечносемиградусной воде заводятся мальки, и дайверы в глубине наблюдают одиноких карасиков, а озеро-то в Казанку низвергается водопадом - обратно там нет ходу!

Глубины штолен с пещерами обитаемы тоже. То и дело в слабом боковом свете фонаря стремительными воробушками что-то неслышно проносится в воздухе. На высоченном потолке грота Обвальной пещеры мне удаётся разглядеть этих доисторических рукокрылых зверьков, населяющих казавшееся безжизненным пространство. Мышек они действительно напоминают мохнатым тельцем и когтистыми задними лапками, только уши как у немецкой овчарки. Вместо передних лапок - два больших похожих на культи обтянутых кожей мосла с когтем, которые крепко цепляют камень, позволяя висеть вниз мышиной мордашкой на четырёх зацепах. И только в полёте четыре длинных пальца растопыриваются, растягивая зонтиком перепонку. Убеждённые в своей недосягаемости, летучие мыши на людей не реагируют, и лишь дальнобойная фотосъёмка может выявить их пристальный взгляд, если только не запотеют линзы. В тёплой влажности пещеры на верхнем уровне мой объектив покрылся испариной аж изнутри. Так в причудливом интерьере гипсовых останцев над рукотворными руинами коротают жизнь смешные существа из ужастиков - в тепле и покое. Питаются они насекомыми со склона, а вовсе не высасывают кровь из людей и животных.

Не слышно бьющей внизу волны о скалы Волги (а может быть, Камы - попробуйте сами, глядя на карту, разобрать, что во что на самом деле впадает!). Чу... Капель! В каком из внутренних тоннелей-штреков, на слух не разберёшь. Отправляюсь наугад: в вышине своды выглядят ровными, а под ногами беспорядочные нагромождения потолочных обрушений и завалы, через которые не просто перелезать. При каждом взрыве в забое действующего рудника волна многократно прокатывается по всему телу горной гряды, сотрясая и стряхивая «коржики» - так эти глыбы выглядят пока на потолке. Но под камнями талые воды уже наметили ровное русло - будет что изучать спелеологам грядущих тысячелетий, да и археологам тоже, пожалуй. Природа неизменно выходит на круги своя: что бы человек ни мнил, противопоставляя себя стихии, он остаётся лишь одним из компонентов естества, не в силах надолго нарушить ход глобальных тенденций. Свет достал конца тоннеля, но тот не заканчивался, а сворачивал, перемыкаясь с соседним, и со свода этой перемычки, подобно обильной весенней капели, стекал ключ. Он исчезал в брызгах среди камней, не образуя даже лужицы. А вдоль стены, к моему восторгу, ещё лежали июньские льды! Набрав родниковой воды, я пошёл по другому тоннелю, любуясь сквозь лёгкий туман живописно просечённым арочным потолком. Идти показалось легче - столь высоких нагромождений здесь не было, а под ногами затрещал лёд… Посветив вокруг, я обнаружил себя посреди озерца.

В отличие от пещеры, из штольни всегда легко выбраться отогреться и обсохнуть на знойном ветру, прежде чем продолжить своё странствие - почти всюду какой‑нибудь из одиннадцати выходов виднеется вдали. Пробиты они метрах в два­дцати над водой, чуть ниже середины скалистого обрыва, отороченного лесом. Вдоль штолен проходит узкая, едва разойтись, тропа по естественной полочке. Горы вдоль Волги для видавших Кавказ и Памир - вовсе никакие не горы, но многие из них сюда ходят тренироваться, потому что скалы здесь самые настоящие, а скалодромов в наших краях раз-два и обчёлся, в буквальном смысле. Но чаще здесь увидишь всё же альпинистов, штурмующих средь волжских красот свои первые вершины. Если с палубы корабля берега Куйбышевского моря едва различимы и в пейзаже властвуют тучи, несомые потоками небес, то с этой вышины как на ладони - и Волга, и Кама, и обе они, слившись воедино, теряются в южной дали вместе с прибрежными утёсами. Скала отвесно уходит вниз, а вверх - нависла пузом за трещиной по самую высь. Долго ль ей осталось!.. Поверьте: простоит. И новое поколение первобытных людей начертает свои криптограммы на этих сводах… А может, не будет конца этому свету или новых первобытных не будет... Но скала эта будет стоять здесь и через сотни миллионов лет - с этой же самой трещиной. Поскольку у природы нет нормативов эксплуатации и тенденций моды. Такова, должно быть, вечность. Бессмысленная навсегдатость. Ибо каждый смысл - обретаем, и отвергается новым поколением, пока оно порождается, а природа свободна от смысла и ничего не отвергает - лишь возвращается на круги своя, как только иссякают потуги ею же сотворённых особей.

С ботинок перестало капать, носки просохли - пора уйти с жары. Я и раньше слышал про озеро в штольнях, но представлял его пригодным для купания, а не этими каналами по транспортировочной колее, куда угодил. Луч фонаря упирался в высоченный завал, почти в половину семиметрового тоннеля, за ним угадывалась арка. Озеро открылось с вершины завала и заворачивало вдалеке по штольне, заполняя её во всю ширь. Необыкновенно прозрачная вода в нём была купоросного цвета. И я ощутил их глубинное единство с Большим Голубым озером, под горой над карстовым провалом в сотне километров отсюда.