Полёт татарского Феникса

В 1919 году Казимир Малевич в своём манифестном тексте «О музее» предложил сжечь все написанные за мировую историю картины и экспонировать их пепел: «Цель будет одна, — писал он, — даже если рассматривать порошок Рубенса, всего его искусства — в человеке возникнет масса представлений, может быть, живейших, нежели действительное изображение».

К счастью, столь радикальная идея отца «Чёрного квадрата» так и осталась идеей. Но геростратова слава — в самых разных её проявлениях — стала с тех пор одним из манких мотиваторов для участников современного арт-процесса, в котором бал часто правит его величество эпатаж. Но сегодня речь как раз не о таком случае. А прямо противоположном — когда огонь не уничтожает, а становится инструментом и даже соавтором живописца.

Читатели журнала уже успели познакомиться с казанским художником Альбертом Закировым, о котором мы писали в июньском «древесном» номере. Занимающий достаточно независимую позицию одиночки в городском художественном пространстве, он и в творчестве не ищет стандартных, обречённых на локальный успех схем, а постоянно пробует и экспериментирует, вовлекая в процесс создания собственной реальности городскую среду и природные стихии — подводные камни Казанки, лужи на городском асфальте, деревья в парке и даже огонь. Он один из немногих, кто творит в жанре перформанса, превращая создание картины в зрелище и разворачивающуюся в определённом отрезке времени акцию, служащую не окончательным, но важным этапом написания полотна. 
Помогают в этом обычно друзья и единомышленники — соглашаются больше из идейных соображений: «Самая главная проблема — финансы. В каждый перформанс я вкладываю свои средства. Конечно, после того, как продам готовую картину, она их окупит, но это — время. Чтобы перформанс был крут — необходимы деньги. Когда помогают знакомые — это может носить характер лишь единоразовых акций», — признаётся апологет свободного искусства. 
На перформанс «Татарский Феникс» собрался ближайший круг художника, среди которых были и весьма узнаваемые персонажи местной богемы, а также резиденты лофт-пространства «Фабрика Алафузова» — креативная группа «АртПодиум», обеспечивающая для акции файер-шоу. Происходило всё на берегу Волги в районе Адмиралтейства, где Альберт установил заранее написанную картину: на толстом картоне размером примерно метр на два фигура человека с крыльями, падающего на фоне голубого неба.
«Я хотел создать собирательный образ татарина, который летит, падает, поднимается, погоняемый ветром, к солнцу. Крылья его горят от внутреннего огня. Его охватывает и омывает голубое небо Тенгри — верховного божества тюрков. Крылья вновь вырастают, падение переходит в полёт. Молитва с земли не даёт ему упасть, золото на картине — это отблески великой Орды. Это долгий, может быть, и вечный полёт в поиске своей идентичности. На картине — момент катарсиса, возрождения через огонь, как в легенде про Феникса», — так сам художник объясняет смысл своего произведения.
Создать ощущение катарсиса ему поможет настоящий, а вовсе не нарисованный огонь. Фрагменты, которые должны будут гореть на картине, заранее перфорируются, удаляется лишний слой бумаги, а оставшийся — тонкий — пропитывается керосином и в ходе перформанса поджигается. 
«Огонь я люблю — мне нравится его непредсказуемость. Я пытаюсь контролировать его, но это сложно и потому интересно. Никогда не известно, как огонь поведёт себя в процессе, он каждый раз действует по-своему. Я всегда знаю, что хочу донести до зрителя, но огонь вносит свои коррективы, и картина может зазвучать по‑новому после его вмешательства. Если краска — просто химическое вещество, то огонь — мой уникальный советчик и соавтор. Разумное, свободное, непредсказуемое существо. Дух, который я хочу подчинить. В этом есть что-то от шаманизма. Общаясь с огнём, надо быть воином», — говорит Альберт о своей работе с огненной стихией. 
Идея работы с огнём пришла к нему в довольно непростой момент — нужно было переезжать в другой город, а желающих приобрести у художника остающиеся картины не нашлось. Складировать было негде, и тогда он принёс их на волжский берег, выстроил в ряд, облил керосином и поджёг.
«Мне настолько понравилось, как они горят, что я понял: с этим можно работать. Не просто сжигать, а использовать огонь вместо краски и кисти», — это признание тоже напоминает легенду о Фениксе, когда с уходом старого рождается нечто новое. 
Зрелище горящей картины фиксируется для художника на фото и видео (в этом ему помогают). Затем он останавливает огонь, сбивая пламя пучками травы и поливая водой. Обгоревшее произведение доводится до окончательного варианта уже в мастерской — верхний тонкий слой бумаги снимается и переклеивается на холст. 
Шаманский ритуал дополняет выступление участников файер‑шоу. Две девушки по обе стороны картины совершают движения горящими веерами, а экстрима и живого дыхания происходящему добавляет выдувающий изо рта огонь бризер — так называют исполнителей этого опасного эффекта. Экстремальный трюк в перформансе выполняет руководитель креативной группы «АртПодиум» Булат Рахматуллин. Пользуясь случаем, мы задали ему несколько вопросов.

Булат Рахматуллин

— Как давно вы занимаетесь файер-шоу?

— Примерно с 2009 года, когда движение только зарождалось. Как команда, начали работать в 2016 году, выступали на улице Баумана.

— А что в своё время привело вас на огненную стезю?

— По первому образованию я — юрист. Но однажды шёл по Парку Горького и увидел ребят, которые крутили огонь: «Можно с вами? — На, крути». Так первый раз в жизни мне дали в руки горящие пои. Я ещё ничего не умел. 

— Где вы далее обучались? 

— Исключительно друг у друга. Встречались, обменивались опытом. Кто-то присмотрел что-то в Европе, в других городах России на фестивалях. 

— То есть специально работать с огнём, как с элементом шоу, у нас нигде не учат?

— На сегодняшний день нет.

— Как к вам попадают люди?

— Примерно так же. Буквально с улицы.

— Расскажите о реквизите файер-шоу.

— Основной реквизит файерщика — пои, или специальный фитиль на цепочке. Он — самый распространённый и самый сложный одновременно, пришёл к нам от племён маори. Затем уже появились веера, большие и малые стафы, огненные хлысты, мечи и скакалки. С огнём можно задействовать любой реквизит. Даже булавами жонглировать.

— Как происходит горение во время шоу?

— Горит обычно фитиль из не горящего керамоволокна, которое пропитывается керосином. 

— В перформансе «Татарский Феникс» вы обжигали поверхность картины, выдувая огонь. Как это делается?

— Изо рта на пламя выдувается керосин. 

— Это опасный трюк?

— Есть определённая техника безопасности, которую надо соблюдать. Но без подготовки к исполнению таких номеров приступать нельзя ни в коем случае. У меня однажды была такая история: решил покрутить огонь, забравшись на столб. Во рту у меня был керосин, когда я его выплёвывал, ветер вернул мне пламя в лицо. Оно загорелось. А у человека, оказывается, есть рефлекс: первая реакция, когда загорается лицо — сдуть пламя. А во рту-то у меня был ещё керосин. Так всё лицо у меня загорелось… Я то­гда очень испугался, но сегодня знаю — пока на лице горит керосин, огонь не обожжёт кожу.

— После таких ситуаций не хотелось бросить?

— Когда начинаешь работать с огнём, у тебя вырабатывается дофаминовая тяга. Меня спрашивают: как ты набираешь в рот керосин? А я люблю этот вкус. Для меня он ассоциируется с огнём, а огонь — это круто. За ним можно наблюдать бесконечно.

… На фоне вечереющего неба над Волгой вспыхивает пламя. Горят крылья Феникса. Летящего татарина обдаёт огненным дыханием дальнего потомка. Жар и запах керосина разносит над берегом ветер. Вокруг горящей картины «шаманит» художник, пытающийся приручить своенравный дух огня. Пламя множат экраны смартфонов собравшихся наблюдателей. Теперь за ним точно можно будет наблюдать бесконечно. 

Фотографии Юлии Калининой