Правда о Шейх-Али

Правда настолько драгоценна, что её должен сопровождать эскорт лжи.

Уинстон Черчилль

Аскар Шейх-Али родился в 1885 году третьим ребёнком в дворянской семье. Его отец Али Давлетович Шейх-Али, вывезенный с Кавказа в раннем детстве вместе с семьёй имама Шамиля, получил блестящее военное образование, отмечен высокими наградами за мужество и героизм, проявленные в боях, а после выхода в отставку в чине генерал-майора проживал с семьёй в Петербурге. И занимался активной общественной деятельностью на ниве просвещения, изучал историю мусульманства в рамках строгой законности, верности монарху, единству и целостности России. Мать Аскара Гульсум Саид-Гиреевна Тевкелева была внучкой последнего хана Букеевской орды Джангира, почётного члена попечительского совета Императорского Казанского университета. Род Тевкелевых преданно служил Российской империи на протяжении многих веков, прославлен талантливыми военачальниками, учёными, духовными лицами и общественными деятелями, членами Государственной думы.

Аскар Алиевич, младший в семье, с раннего детства увлекался техникой, хотя отцу хотелось видеть его профессиональным военным. В те годы в России на смену газовым светильникам и керосиновым лампам шло электричество, появились первые трамваи, автомобили, аэропланы. Аскара очень увлекали все технические новинки. Ещё в юном возрасте он самостоятельно оформил иллюминацию актового зала своей гимназии электрическими лампочками на одном из торжественных вечеров, чем поразил присутствовавших петербуржцев, а директор гимназии выразил родителям способного ученика благодарность.

Проявляя повышенный интерес к техническим новшествам, Аскар отстал в изучении гуманитарных дисциплин, и мать наняла ему репетитора — талантливого студента Николая Оттокара, впоследствии ставшего известным профессором-искусствоведом в Италии. Уроки Оттокара замечательно продвинули Аскара в гуманитарных предметах, научили разбираться в живописи и разных видах искусства. Окончив гимназию, он поступил на физмат Петербургского университета. Через два года, ещё студентом, по большой любви Аскар женился на Суфии Шагбаз-Гиреевне Ахмеровой — дочери известного татарского просветителя, действительного статского советника, знатока русской словесности и филологии Шагбаз-Гирея Измайловича Ахмерова.

В 1914 году Аскар Алиевич был призван в армию и по окончании артиллерийских курсов получил чин подпоручика. С 1918 года служил в Красной Армии на Восточном фронте, а затем в Москве, куда перевёз всю свою большую семью.

В 1922 году он поступил на должность механика в мастерскую точной механики при Лесотехническом институте, которая кроме обслуживания лабораторного оборудования принимала от населения в ремонт любую механику: замки, примусы, сейфы, арифмометры, пишущие машинки и прочие механизмы.

После многократных просьб казанских друзей у Аскара Алиевича возникло желание добиться возможности печатания текстов на татарском языке. Татарский язык, как и языки многих других тюркских народов, имел письменность на основе арабской графики. Мало того, что писать требовалось справа налево, так ещё и некоторые буквы, например «а», имели по четыре вида написания с разной шириной, в зависимости от смыслового значения. Создавать каретку с более чем сотней буквенных символов было нецелесообразно. Из-за этих особенностей арабской письменности никому в мире не удавалось создать пишущую машинку на арабице, все деловые бумаги писались и переписывались вручную.

А между тем советская власть, утверждаясь в стране, объединявшей разноязычные народы с разной письменностью, принимала новые законы, директивы, постановления и остро нуждалась в механизации делопроизводства на языках основного населения.

Изобретатель Шейх-Али впервые в мире заставил каретку машины перемещаться на один, два, три или четыре шага в зависимости от ширины печатаемой буквы при одновременном движении справа налево. В основу конструкции был положен совершенно новый принцип — полного приспособления пишущих машин к особенностям национальных шрифтов (татарского, марийского, чувашского, мордовского и других народов).

Пишущая машина «Яналиф» с татарским шрифтом (латиница). Латиница в татарском языке продержалась не более десяти лет, после чего волей Сталина была заменена кириллицей… Последующие поколения уже не могут прочесть даже имён своих предков на кладбищах. 1925

Изобретение Аскара Алиевича было оценено как «имеющее большое государственное значение», а сам изобретатель получил в 1924 году два патента.

Руководство Татарской республики, особенно заинтересованное в этом новшестве, сразу приобрело лицензии на использование патентов и стало настойчиво добиваться переезда Аскара Алиевича в Казань. И хотя переселение из Москвы для семьи Шейх-Али означало потерю комфортной квартиры и хорошо оплачиваемой работы, он решил ехать в Казань. И в октябре 1924 года его назначили заведующим Мастерской татарских пишущих машин при Центральном исполнительном комитете ТАССР. Самой мастерской ещё не существовало. Все организационные вопросы были поручены Комбинату издательства и печати, в ведении которого находилось всё полиграфическое производство Казани.

Директор комбината И. И. Измайлов был большим знатоком арабских шрифтов и энтузиастом создания пишущих машин для печатания на татарском языке. Для мастерской выделили обширное помещение в жилом доме № 9 по улице Чернышевского (позже Ленина, ныне Кремлёвская), которое предстояло оснастить оборудованием. Аскар Алиевич приобрёл в Москве ­полууниверсальный фрезерный станок «Браун-Шарп», малый токарный станок-самоточку, шлифовальные приспособления, режущие, слесарные и мерительные инструменты. Со временем вокруг него сложился небольшой коллектив опытных, инициативных, любящих своё дело рабочих, но все они были практиками. Единственным инженером являлся их руководитель Шейх-Али.

В его обязанности входило многое: организация труда, технико-экономические расчёты, подбор и закупка оборудования и материалов требуемого качества, разработка чертежей, технологических процессов, обучение рабочих — всё, что необходимо для жизни производственного коллектива. Поскольку в России никогда не было собственного производства пишущих машин, пришлось закупать подержанные импортные системы «Ундервуд», «Ремингтон», «Континенталь», «Мерседес». Эти машины реставрировали и приспосабливали к татарско-арабскому письму. В декабре 1924 года мастерская заработала полным ходом.

Заказы на такие машины поступали помимо самой Татарии из республик СССР с различными национальными шрифтами на основе арабицы. Буквы на клавиатуре располагались с учётом особенностей их алфавитов. Поступило также несколько заказов из тюркоязычных областей Китая, Ирана, Ливана, Индии.

Однако вскоре Правительство СССР по примеру Турции стало настойчиво «рекомендовать» всем национальным республикам ввести латиницу взамен арабицы. Латиница насаждалась под предлогом того, что арабская графика способствует «консервации религиозных настроений» и является «реакционной помехой на пути к социализму». И уже в 1929 году книги для тюркоязычных народов стали издаваться на яналифе (латинице).

Татарская интеллигенция выражала сомнение в необходимости форсированного  внедрения латиницы и полного отказа от арабицы, резонно считая, что это приведёт население, сорок процентов которого читало и писало на родном языке, пользуясь арабской письменностью, к отрыву от культурного наследия предков. В мае 1927 года восемьдесят два представителя передовой татарской интеллигенции: учёные, врачи, учителя, художники, юристы, финансисты, агрономы, студенты и служащие, писатели и журналисты изложили свои опасения в связи с внедрением яналифа в письме Сталину и пленуму Татарского обкома ВКП(б). Под номером семьдесят восемь письмо подписал и Шейх-Али.

Все восемьдесят два подписанта в течение четырёх лет были репрессированы как «враги народа». Латиница-яналиф продержалась каких-то десять лет, но, так и не привившись, была заменена кириллицей, и сколько татар при этом вдруг оказались безграмотными, видимо, не слишком заботило советскую власть, как и поломанные судьбы, и напрасно потраченные материальные средства.

А тем временем работа в мастерской Шейх-Али шла полным ходом: приобреталось новое оборудование, осваивались новые техпроцессы, проводилась техучё­ба коллектива. Реформа татарской письменности не застала врасплох, прозорливый Аскар Алиевич заранее готовился к новым событиям. Уже в 1928 году он имел латинизированный татарский шрифт и необходимое оборудование для его тиражирования в пишущих машинах. Их переделка упрощалась, сводясь к замене клавиатуры, а переделанные прежде под арабицу необходимо было привести к первоначальному состоянию механизма и также заменить клавиатуру.

Жёсткие меры, которыми внедрялась латиница, вызвали поток возврата в мастерскую ранее переделанных на арабицу пишущих машин, с требованием установить в них яналиф. Что и было оперативно исполнено в мастерской. Но, по крайней мере, два образца татаро-арабских пишущих машин могли сохраниться до наших дней — одна как экспонат в республиканском музее, другая как вещдок, изъятый во время обыска и конфискации имущества у Шейх-Али. Однако попытки разыскать их пока не привели к успеху.

Острый дефицит импортных пишущих машин, отсутствие у государства достаточного количества золотовалютных средств делали положение мастерской бесперспективным. И родилось дерзкое для того времени решение, поддержанное коллективом,— изготовлять пишущие машины целиком своими силами из отечественных материалов. Рационально было создать такую конструкцию: корпус цельный, рычажный и двигательный механизмы каретки изготовить по типу «Ундервуд», каретку и конструкцию её передвижения, а также механизм передвижения ленты — по типу «Континенталь», корзинку каретки с подвижными роликами — по типу «Мерседес». Руководил процессом Аскар Алиевич, а сборкой занимался механик Тихонов.

В октябре 1929 года опытный образец «Яналифа» с малой кареткой был собран. Чтобы в стране поверили в возможности мастерской, Аскар Алиевич решил «яснее их показать», и вскоре были изготовлены ещё несколько пишущих машин «Яналиф» с большой кареткой.

Убедить руководителей ТатЦИКа и Совнархоза в необходимости организовать серийный выпуск пишущих машин для обеспечения нужд национальных респуб­лик именно в Казани, где накоплен богатый опыт и есть кадры, не удалось. Мнения руководителей Татарии разошлись; боязнь ответственности перевесила веру в успех, высказывалось даже намерение закрыть предприятие, слишком много берущее на себя…

Тогда Шейх-Али повёз «Яналиф» № 1 в Москву и передал для экспертизы и получения отзыва на постоянную выставку пишущих и счётных машин при ­«Оргстрое», где она была зарегистрирована как «первая в СССР пишущая машина, изготовленная целиком из советских материалов». Институт техники управления выдал письменное заключение с единодушным выводом специалистов о том, что в Казани решена задача огромной важности, имеющая всесоюзное значение. В начале 1930 года на московскую выставку представили ещё два новых казанских образца пишущих машин с широкой кареткой, улучшенным дизайном и новыми возможностями.

Но, несмотря на успехи в Москве, в Татарии по‑прежнему сомневались в возможностях мастерской и, побоявшись ответственности, лишили её самостоятельности. Шейх-Али проявил недюжинные организаторские и инженерные способности и смелость для отмены этого решения. Экономические и технические расчёты, обоснование рентабельности, сметы и все необходимые доводы Аскар Алиевич убедительно изложил в «Экономической записке», с которой направился в Москву. Специалисты признали, что у казанской мастерской есть самые веские основания для её превращения, при материальной государственной поддержке, в производство по серийному выпуску пишущих машин. В декабре 1930 года постановлением Совнаркома ТАССР мастерская была переименована в фабрику пишущих машин. Открылась фабрика в первых числах января 1931 года на площади Свободы (ныне на этом месте расположено здание Госсовета), опередив подобный завод, строившийся в городе Лигово.

Первое время Шейх-Али занимал две должности — директора фабрики и технорука (главного инженера), что, конечно, давалось нелегко. Позже, оставаясь в должности технорука, много сил вкладывал в перевооружение фабрики, планируя монтаж поточных линий, конвейеров, освоение технологии взаимозаменяемости деталей. Однако необходимо было зарабатывать средства для выдачи зарплаты, приобретения материалов, инструмента, оборудования. Для пополнения финансов были освоены сборка арифмометров, изготовление цепей Галля для Волжского пароходства и другие выгодные изделия.

Но… все далеко идущие планы Шейх-Али нарушил его арест в мае 1931 года. За высказанные в «письме восьмидесяти двух» сомнения в необходимости полного отказа от арабицы он был осуждён без предъявления обвинительного заключения.

В своих воспоминаниях Аскар Алиевич пишет:

«Продержав меня вместе с другими татарами из числа интеллигенции в предварительном заключении в тюрьме при ОГПУ (Чёрное озеро) около года со строгой изоляцией, нас, арестованных стали поодиночке вызывать к следователям и объявлять полученные приговоры. Я получил пять лет заключения по статье 58 п. 10 и 11, с отправкой на постройку Беломорского канала. Вскоре нас собрали в пересыльную тюрьму и, погрузив в вагоны, эшелон в 600 человек, отправили в Карелию. Везли нас четверо суток под большой ­охраной конвоя со сторожевыми собаками. В лагерях нас встретили музыкой и устроили митинг.

…На постройке трассы канала отстающим участком оказался скальный участок второго водораздельного отделения. В отделе электромеханизации строительных работ этого отделения я получил работу старшего техника. Отдел этот возглавлял инженер А. В. Шредер (из политических заключённых), человек пожилой, уже с проседью и с большим техническим опытом и знаниями. Он охотно и толково удовлетворял моё любопытство в вопросах различных областей техники. И до сих пор я сохраняю к нему большое уважение как к примерному инженеру. Работа была трудоёмкая. Лопата в грунт не шла. Работа велась в три смены, ночью при электрическом освещении, которое ежедневно разрушалось при взрывах скальных пород.

…По окончании главнейших работ на этом скальном участке штаты электромеханического отдела были сокращены. Инженер Шредер освободился из заключения, но остался работать на строительстве по вольному найму. Он уехал в «Медвежьи горы» и занял должность главного плановика строительства в главном управлении. Вероятно, не без его содействия и я вскоре получил вызов в «Медвежьи горы» и был назначен главным механиком во вновь выстроенной Гидротехнической лаборатории. Но сразу занять должность механика я не смог, так как монтажники не могли сдать в эксплуатацию лабораторию: лишь только начинали пускать два насоса «Богатырь 19», питающих водой лабораторию, Медвежьегорская городская электростанция в 1000 киловатт полностью садилась. Ещё до моего приезда две «авторитетные» комиссии, как это ни странно, не смогли прийти к какому-нибудь иному решению, как к самому нелепому, о том, что Медвежьегорская электростанция недостаточно мощна (это с 1000 квт!) и потому гидротехническую лабораторию следует временно законсервировать или вообще ликвидировать. Поэтому мне пришлось временно сесть за работу в плановом отделе у инженера Шредера. Плановую работу я не люблю, и мне она очень неприятна. Надо много считать и ловко, умело врать — мне это не подходит. Моё вступление на работу в плановом отделе, на моё несчастье, совпало с изменением районирования участков трассы канала. Географические карты на строительстве были строго запрещены во избежание побегов. На всю работу — получение заявок, обработку их и спуск нового плана, давались всего одни, много двое суток. При этом получалось так, что выполнение работ прошлого месяца и затребование рабочей силы на выполнение работ текущего месяца были получены по наименованиям старого районирования, а спустить план я должен был уже по новому районированию. В результате, естественно, имела место путаница и некоторые неприятности и у инженера Шредера и у меня. … От работы в плановом отделе я всё же постарался отделаться и устроился на работу в Центральных механических мастерских Гидротехнической лаборатории. Лишаться работы в Лаборатории меня очень не устраивало. И я решил сам проверить монтаж насосов «Богатырь 19». К счастью, у меня сохранилась выписка из паспортов этих насосов, десятки которых исправно работали на трассе канала, так же как и на моём прежнем — втором скальном участке».

Дальше в этих интереснейших и очень конкретных воспоминаниях Шейх-Али приводит технические сведения, понятные, наверное, и старшекласснику, и описывает свою инженерную и гражданскую битву с главным энергетиком строительства, из-за чрезмерных амбиций которого и подписанного им ошибочного расчёта оборотов насоса чуть не ликвидировали такую нужную и фактически готовую к эксплуатации лабораторию. Благодаря этому мужественному поступку, спасшему от неминуемых в дальнейшем обвинений «во вредительстве» многих вышестоящих вольнонаёмных начальников, Аскара Алиевича премировали за «ударную работу и рацпредложения». Конечно, не деньгами или другими благами, но гораздо лучше — сокращением срока заключения до трёх лет и досрочным освобождением.

Но последствия заключения ещё долго, целых двадцать лет, коверкали его жизнь, лишая права проживать в столицах и режимных городах, в том числе в Казани. Разумеется, он честно работал после освобождения, но уже не на созданном им любимом заводе, а конструктором в области механической обработки древесины, которая начала развиваться в городе Волжске Марийской АССР. Полагаю, что на развитие этой отрасли в небольшом провинциальном городке немало повлиял инженерный и организаторский талант нашего героя.

В 1959 году при пересмотре дел ОГПУ Шейх-Али был полностью реабилитирован — «за отсутствием состава преступления».

Возвратившись в Казань в семидесятипятилетнем возрасте, Аскар Алиевич до самой смерти не терял интереса к технике и не прекращал заниматься всевозможными её усовершенствованиями.

В период дикого разгосударствления в девяностых годах двадцатого века завод «Пишмаш» был уничтожен и разворован. Пришло время собирать камни. На месте завода возрождается предприятие «Интеграл+».

В нынешнем году исполнилось сто двадцать пять лет со дня рождения Шейх-Али.

Хочется надеяться, что продолжатели дела жизни Аскара Алиевича найдут средства на установку мемориальной доски на заводском здании, а на его могиле будет установлен памятник. Большей благодарности за труды и талант этого замечательного человека уже не требуется. Но восстановить историческую справедливость необходимо, если мы хотим, чтобы истина не тонула во лжи бесконечно и безвозвратно, если мы хотим жить богаче и быть свободными.

#ТАССР100 #100летТАССР