Алессандро и Мана: «Танцевать будем только в России»

История этих двух молодых людей могла бы лечь в основу романа или киносценария. Оба родились в противоположных точках Земли, но встретились в России, потому что влюбились в балет, посмотрев «Лебединое озеро».

Алессандро Каггеджи и Мана Кувабара — солисты труппы Театра имени Джалиля, выпускники Московской государственной академии хореографии, пара на сцене и в жизни. Вместе с ними мы провели целый день, наблюдая, из чего складывается рутина артистов — посетили балетный урок, репетицию, пошивочный цех и даже театральный буфет.

В жизни Алессандро — две страсти: балет и музыка. Плечо и голень украшают татуировки нотных фрагментов: тема из «Ромео и Джульетты» Прокофьева и отрывок из Чайковского. (Небольшой спойлер — у танцовщика есть ещё и диплом… пианиста!)

Несмотря на молодость, исполнитель многих ведущих партий в репертуарных спектаклях Татарского театра оперы и балета Алессандро Каггеджи также известен и востребован в России как хорео­граф-постановщик. В Казани он уже ставил несколько номеров для гала-концертов Международного фестиваля имени Рудольфа Нуриева, среди них — «Игра чудаков» на музыку Россини и «Маленькая история большого города» по мотивам Чарли Чаплина. А в эти дни готовит постановку мини-балета на музыку Сергея Рахманинова для Нуриевского форума нынешнего года.

— Алессандро, как у вас возникла идея этой постановки? Рахманинов не писал балетную музыку…

А. К.: — В этом году исполнилось 150 лет со дня рождения Сергея Васильевича, и я предложил руководству театра сделать ему хореографическое посвящение. Ведь если не сейчас, то — когда?

Рахманинов — один из моих любимых композиторов, если не самый любимый. У меня уже было несколько работ на его музыку. Впервые я обратился к ней, когда ставил концертный номер для студентов Московской академии хореографии. Затем поставил одноактный балет «Маскарад» на его же музыку в рамках фестиваля Дениса Мацуева «Звёзды на Байкале» с участием солистов и премьеров Большого театра. На фортепиано в сопровождении симфонического оркестра тогда играл сам Денис. Ставил номер «Без комментариев» для нас с Маной на музыку прелюдии до-диез-минор. С ним мы взяли несколько наград на конкурсах, а потом показывали на Нури­евском фестивале и на фестивале #StagePlatforma Олега Ивенко.

К нынешнему фестивалю имени Рудольфа Нуриева я готовлю совершенно новую постановку, она будет называться «Сюита Рахманинова». Надеюсь, что когда-нибудь смогу расширить её, потому что в голове у меня — идея одноактного балета на 30-40 минут, но для гала-концерта мне пришлось сократить её до 15. Композиция состоит из трёх частей, поэтому я называю его «Сюитой», или мини-балетом.

День звёздной пары, как у всех балетных артистов, начинается с балетного урока. Мана и Алессандро приходят в зал за час до его начала, чтобы сделать упражнения на растяжку.

— Что за музыка будет использована в постановке?

А. К.: — Это три музыкальных произведения: очень известная фортепианная прелюдия соль‑минор, а также две части его малоизвестного сочинения сюиты ре-минор, которую он написал в возрасте 18 лет, будучи ещё студентом консерватории, в качестве экзерсиса для оркестра. Первый вариант этого сочинения до нас не дошёл, но сам Рахманинов аранжировал его позже для фортепиано. Партию рояля будет исполнять великолепный музыкант Евгений Михайлов. Это — большое счастье! После первой же репетиции с Евгением все артисты ушли из репетиционного зала очень вдохновлёнными.

— Вы как-то сказали, что в балете на сцене для вас важна история? Что за историю увидим на нынешнем Нуриевском?

А. К.: — На этот раз мой балет бессюжетный, абстрактный, хотя в нём присутствуют определённые мысли и образы. Главным героем будет сама музыка, а хореография станет чистым ответом на эту музыку.

— Каков будет пластический язык вашей постановки? Вы, как я понимаю, сторонник того, чтобы привносить в классический формат театра толику современной хореографии.

А. К.: — Рахманинов — классик, и в то же время уже наш современник, человек XX столетия. Поэтому в хореографии тоже будет синтез. Я люблю ставить в разных стилях — работаю с классикой, contemporary dance, неоклассикой, которая как раз и есть — классика XXI века. Зрителям будет представлен современный взгляд на классику. Танцевать будут шесть пар — премьеры, солисты, артисты кордебалета. Но у каждого будет своё соло.

— Вы и Мана тоже выйдете на сцену в качестве исполнителей?

А. К.: — Я — точно нет. В прошлом году уже ставил балет «Маленькая история большого города» на сюжет Чарли Чаплина, в которой сам исполнял главную партию, и понял, что это очень сложно. Всё равно что быть режиссёром и актёром одновременно. Это возможно в каком-то отдельном концертном номере, но в постановке, где задействовано много людей, — непросто. Поэтому в этот раз я только в роли постановщика, Мана — мой ассистент и художник по костюмам. Хотел было её поставить, но мы уже танцуем в гала-концерте два сложных номера.

— У вас есть диплом пианиста. Как вам удавалось совмещать профессиональные занятия музыкой и учёбу в балетной школе?

А. К.: — Всё это было ещё до приезда в Россию. Я начал заниматься балетом и музыкой одновременно в возрасте 5-6 лет. Вначале играл только на рояле, потом ещё и на трубе. В Англии учился в обычной ­общеобразовательной школе. Я очень благодарен своей маме, а также дедушке с бабушкой за то, что они, забирая меня оттуда, отправляли затем на полтора часа заниматься музыкой, потом на три‑четыре часа в балетную студию, и после, уже поздно вечером, на репетицию духового оркестра. В балетной студии я занимался и классикой, и степом, и джаз‑модерном. Я такой человек — если за что-либо берусь, то никогда не отношусь к этому как к хобби. Но могу сказать, что заниматься балетом профессионально я начал тогда, когда приехал в Россию.

В 15-16 лет надо было выбирать между балетом и музыкой. До сих пор не знаю, почему, но я выбрал балет. Может, потому что это синтез танца и музыки? Но диплом пианиста я всё же получил. Мой педагог по фортепиано, с которой я занимался на дому, также читала лекции в Музыкальном колледже. Она поговорила с его руководством. В течение года я каждые две недели посещал занятия теоретического курса и в итоге, сдав экзамены, получил диплом концертного пианиста.

— Вы теперь играете?

А. К.: — Иногда играю для себя. Мой репертуар, к сожалению, ограничен, потому что нет времени заниматься. Когда работаю над постановкой и есть возможность взять клавир, всегда что-то учу. Мне намного легче ставить, когда пальцы «знают» музыку. На репетиции со мной рядом всегда партитура, в которой я делаю пометки.

Служебный буфет предоставляет большой выбор вполне обычной домашней еды. Табличек с указаниями калорийности блюд  мы не наблюдали. Супы — солянка, гороховый, борщ, второе — мясо, рыба, биточки, гарниры. На десерт — аппетитные сырники со сметаной и… компот!

— Как устроены системы балетного образования в Англии и Японии?

А. К.: — Системы очень разные. Есть школы, которые получают поддержку от государства в виде грантов, но это только крупнейшие учебные заведения, как, например, Школа королевского балета в Лондоне, или Школа английского национального балета. Но и то — все студенты в них платят за обучение. Даже граждане Великобритании. В каждом городе работают частные студии, в одной из таких учился и я. Доступного государственного балетного образования в Англии, к сожалению, нет. За него платят сами студенты, родители или спонсоры. За моё обучение платили мои родители.

М. К.: — В Японии нет государственных балетных школ. Детей водят в частные балетные студии, которых очень много. Те, кто хочет заниматься профессио­нально, участвуют в различных конкурсах. В жюри приезжают педагоги со всего мира. Могут приехать из Москвы, или Вагановки, и пригласить на стажировку. Обучение балету у нас только платное. Это — дорогое «хобби». Удел богатых людей.

— Были ли у ваших учителей на родине связи с русской балетной школой?

А. К.: — Прямой такой связи у моих учителей не было. Но одна из педагогов рассказывала, что выступала на одной сцене с Рудольфом Нуриевым, когда его пригласили на спектакль в труппу, где она работала. С русской балетной школой я познакомился на спектакле Большого театра во время их гастролей в Англии.

М. К.: — Мой педагог не училась в России, но проходила здесь стажировку. Со мной также занимался очень известный хореограф‑постановщик Хидео Фукагава, в прошлом — лауреат Первого Московского международного конкурса артистов балета 1969 года. Я посещала его мастер-классы.

— Чем отличается подход к обу­чению балета у вас на родине от российского?

А. К.: — Стиль и методика совершенно разные. Разные приёмы прыжков. Английский стиль всегда был для меня скучен. Мне хотелось давать больше эмоций на сцене. Когда я смотрю на артистов балета в Англии или Европе, мне никогда не хватает чувств и объёма движений, которым учат в России.

М. К.: — В Японии во всех студиях преподают по-своему. Единой методики, как в России, нет. Обучают только классическому танцу. Хара́ктерному или современному — нет.

В перерыве между репетициями — поход в пошивочный цех театра, где идёт работа над костюмами для «Сюиты Рахманинова».

— Читая ваши интервью, можно понять, что русская культура оказала на вас очень сильное влияние, практически определив ваш вектор в профессии и творчестве. Верите ли вы в особую духовную миссию русской культуры?

А. К.: — Я не знаю, есть ли у неё какая-то миссия. Русская культура настолько богата и разнообразна. Но так как я учился в России, работаю в России в государственном театре, то считаю, что уже представляю русскую культуру. И все­гда буду идти с флагом русской культуры.

М. К.: — Мне кажется, в России — особое отношение к культуре. Когда ты просто идёшь по городу, уже оказываешься в окружении красоты и искусства — много музеев, театров, чувствуется дыхание истории. Здесь у меня ощущение, что у людей всегда есть доступ к культуре. Она является элементом воспитания. Когда я росла, у меня такого не было. Я ходила в театр только потому, что сама занималась балетом.

А. К.: — Опять же, повторюсь, если я чем-то занимаюсь, то погружаюсь в это полностью. Я приехал в Россию, чтобы учиться в лучшей балетной академии мира, и у меня не было в планах остаться. Но когда пришло время выпускаться, почувствовал, что здесь моя работа не доделана. Пока я не чувствую, что сделал абсолютно всё, что могу, я остаюсь.

— То есть в будущем вы не ограничиваете себя только Россией?

А. К.: — Думаю, что пока мы с Маной танцуем, то будем в России. Когда достигнем возраста, что уже не сможем танцевать, можем рассматривать и другие варианты.

М. К.: — Но танцевать хотим только в России.

А. К.: — Слава богу, нас много приглашают. Помимо спектаклей из репертуара нашего театра, мы участвуем и в других проектах. С труппой Большого театра выступали недавно в Альметьевске. Я считаю, что неплохо было бы и нашему театру организовать гастроли по городам России и Татарстана, где нет академических театров и своих трупп. Для людей, которые там живут, это стало бы запоминающимся событием.

— Поступают ли вам сегодня предложения из-за рубежа?

А. К.: — Сейчас, в силу сложной обстановки, практически нет. С артистами российского театра не хотят иметь дел, и это очень грустно. Искусство должно быть вне политики. Мы любим Россию, и если сталкиваемся с подобным отношением, говорим: «Хорошо, это ваше право, мы не будем с вами работать». Раньше на Нуриевском было много приглашённых артистов из-за рубежа. Можно было познакомиться с разными стилями, разными танцовщиками. Теперь приходится наблюдать за происходящим в мире балета в Интернете. Но важно представлять, что происходит в сфере искусства.

— Ваша мечта — большая «полнометражная» постановка. А что бы вы хотели поставить? Есть конкретные названия?

А. К.: — Мечта о большой постановке уже отчасти исполнилась. Не буду раскрывать всех карт, скажу лишь, что поступило предложение из Нижнего Новгорода, где в прошлом году я уже ставил одноактный балет. В следующем сезоне буду ставить двухактный балет для репертуара Нижегородского театра. Это очень известное название, хотя балета на этот сюжет давно не было.

Идей насчёт постановок много, у меня есть специальная тетрадка, в которую я их записываю. Одну из них, связанную с постановкой в Нижнем Новгороде, как раз вычеркнул.

— Но что конкретно, например, вы поставили бы на сцене Театра имени Джалиля?

А. К.: — Если брать сюжетные постановки, хотел бы, наверно, поставить «Кармен». В Казани в своё время шла «Кармен-сюита» Бизе-Щедрина, но мы её не застали. У Бизе есть собственная оркестровая сюита на материале из оперы. «Кармен» — это  прекрасная музыка, хороший сюжет. Знакомое название, на которое зрители, я уверен, с удовольствием пошли бы. В голове у меня уже сложился этот спектакль.

— Опять же — каким вы видите пластическое решение вашей «Кармен»?

А. К.: — Это не должно быть классикой в чистом виде — балетом «на пуантах». Стиль будет более современным.

— Мана, вы готовы бы были поддержать эту идею? И в каком качестве?

М. К.: — Во всех! В первую очередь, конечно, в качестве танцовщицы. Я всегда с удовольствием танцую в постановках Алессандро. Помимо прочего, недавно я начала рисовать. Делаю эскизы костюмов. И в качестве ассистента готова работать, потому что иногда требуется ставить дуэты, и мне проще подсказать Алессандро движения для балерины. Он ведь никогда не надевал пуанты и не представляет, что может быть для нас удобно или неудобно.

А. К.: — Мана меня все­гда поддерживает. Она первая, кто знакомится с идеей, первая, кто слышит музыку, первая оценивает хореографию, которую я придумываю. Ведь хореографы работают по-разному. Кто-то любит идти в свободный зал и импровизировать перед зеркалом. У меня не так. Обычно вначале всё происходит в голове, причём в самый неудобный момент — когда я готовлю ужин, или уже ложусь спать, или еду в автобусе. В зал я иду, когда идея уже созрела. Мана всегда рядом, и наша работа никогда не заканчивается в театре. Когда приходим домой, просматриваем записи, которые делали в зале, обсуждаем. Это — командный труд.

— Мана, расскажите, как вы начали делать костюмы?

М. К.: — Это случилось после знакомства с Алессандро, когда начались пандемия и локдаун. Делать было нечего, и я купила швейную машину. Каждый день мы надеваем купальники. Очень хочется, чтобы они были красивыми, модными. И я решила шить их сама. Сначала было сложно. Потом стала ходить в пошивочный цех театра. Меня там многому научили. Теперь мне самой заказывают купальники.

А. К.: — Весь репетиционный гардероб у меня только от Маны!

М. К.: — Костюмы для спектаклей я шью пока только на себя. Другим предложить не могу — слишком большая ответственность. Но костюмы для номера из «Корсара», в которых мы с Алексом танцевали однажды на конкурсе, тоже сшила сама. Для постановки «Сюиты Рахманинова» впервые сама делаю эскизы.

Во второй половине дня — репетиция новой постановки к гала-концерту Нуриевского фестиваля. Процесс создания произведения — захватывающее зрелище. Интересно будет увидеть результат.

— Расскажите, как складывались ваши романтические отношения?

А. К.: — Мана приехала на просмотр, когда я уже работал в труппе. Она стояла напротив меня на станке, и я сразу обратил внимание на её школу — на 90 % был уверен, что она из Московской академии хореографии. Её лицо тоже показалось знакомым — я ведь много уже ставил для студентов академии. Но выяснилось, что Мана окончила её раньше меня. В перерыве нас представил друг другу худрук балетной труппы театра Владимир Алексеевич Яковлев. Мы разговорились, обнаружили массу общих знакомых. Потом Мана на какое-то время уехала.

Я уже был тогда солистом, но в основном исполнял одиночные партии — не было в труппе солистки моего роста, и однажды пошутил: «Когда она вернётся, буду с ней танцевать». А потом и ребята в гримёрке начали: «Ну что? Когда твоя приедет?» Мана вернулась окончательно, и меня продолжали подначивать: «Когда сделаешь первый шаг?» Однажды мне это надоело, и я говорю: «А вот я вам покажу!», и пригласил первый раз Ману на прогулку показать город.

М. К.: — В труппе я — единственная японка. Когда я приехала, мне дали сразу несколько ведущих партий, которые надо было выучить за две недели до начала европейских гастролей. Были стресс и усталость. Я чувствовала себя совершенно одинокой, никому не могла открыть свою слабость. Но появился Алекс, и почему-то я сразу ему доверилась. Он очень меня поддерживал. Редко, когда в Японии молодые люди начинают встречаться сразу после знакомства. По крайней мере, месяц или два принято просто общаться. Я сама не ожидала, что с Алексом всё закрутится так быстро.

А. К.: — Просто мне нужна была партнёрша… (Смеётся.) А когда я приготовил ей пасту — она уже была моя.

М. К.: — Это правда! Я ела и думала: «Никуда от него не уйду! Никакие мужчины больше не нужны!»

— Во время работы — имеет ли значение, что и в жизни вы тоже пара? Это не усложняет процесс?

М. К.: — На работе мы можем поссориться. Потому что оба очень любим свою профессию, возникают перфекционизм, недовольство.

А. К.: — Но мы никогда не завершаем день, не помирившись. Договариваемся, что все рабочие моменты обсудим завтра. И на сцене, конечно, «химия» —  совсем другая. Если мы изображаем любовь — это настоящая любовь.

М. К.: — Раньше я много танцевала и с другими партнёрами, с Олегом Ивенко, например. Но в последнее время, мне кажется, руководство понимает, что лучше ставить нас вместе с Алексом.

— Как в балете подбирается пара партнёров?

А. К.: — Во-первых, учитываются рост и телосложение. Желательно, чтобы гармонировала внешность, и в-третьих — подходили характер и темперамент. Мы с Маной, например, очень похожи — оба темпераментны. Но иногда постановщик может делать и наоборот. Поставить пару, в которой один партнёр — очень темпераментный, а второй — более лиричный.

Отличный пример — пара Иван Васильев — Наталья Осипова. У Осиповой — огромный прыжок, она всё внимание перетягивала на себя, и ей нужен был на сцене партнёр с мощной техникой, который мог бы на сцене с ней конкурировать.

— Удовлетворяют ли вас ­условия работы в Театре имени Джалиля?

А. К.: — Безусловно. Театр предоставляет жильё, нам платят стабильную зарплату, которая сохранялась даже в период локдауна, когда не было спектаклей. Я хочу отдельно поблагодарить за это государство и театр. Сидя на карантине, мы наблюдали, как страдали артисты Европы и Америки — им в отсутствии спектаклей зарплату не платили.

М. К.: — В России уважают и поддерживают театр. Моя по­друга работает в Большом. Его солистам и премьерам во время локдауна предоставляли станок и кусочек специального линолеума, чтобы они могли заниматься дома.

— Репертуар театра вам интересен?

А. К.: — Честно говоря, мне уже в нём тесновато. Не хватает современной хореографии, новых спектаклей молодых постановщиков. В Москве есть Большой театр, где много современных постановок, но больше классики. А через дорогу — Театр имени Станиславского, где больше современной хореографии. В Татарстане мы — единственный театр оперы и балета, и мы должны работать за всех. Кто-то считает, что ставить современные спектакли — большой риск, потому что зритель не готов. Но когда приезжает с гастролями Театр Станиславского, или проходит фестиваль современной хореографии #StagePlatforma — мы наблюдаем аншлаги, публика в восторге. Она абсолютно готова. И артисты хотят этого. Кроме того, в России работает много молодых талантливых хореографов, которых не мешает приглашать никакая сложная международная ситуация или пандемия.

— Кого бы вы позвали?

А. К.: — У меня есть очень хороший друг, питерский хореограф Максим Петров. Есть художественный руководитель балета Михайловского театра испанец Начо Дуато. В своё время он очень повлиял на моё творчество и вдохновил. Я танцевал в его постановке, будучи студентом академии, это был мой первый опыт современной хореографии в России. Ещё я поставил бы на сцене Театра имени Джалиля хотя бы один балет Юрия Григоровича.

— Вас уже не первый год привлекают в нашем театре к работе хореографа-постановщика. Кто в своё время был инициатором?

А. К.: — Инициатива исходила с моей стороны. Я начал ставить много номеров, в том числе в Москве. Как раз приехал с фестиваля Мацуева, показал записи. Мне дали возможность поставить номер «Игра чудаков» на Нуриевском фестивале три года назад. Руководство предложило музыку Россини, хореография была моя. В прошлом году я предложил поставить одноактный балет на одно отделение. Владимир Алексеевич Яковлев предложил тему Чарли Чаплина, я выбрал музыку и сделал хореографию. В этом году сам предложил и музыку, и тему, и костюмы. Этот мини-балет — полностью мой. Все шансы, которые мне давали, я брал обеими руками.

— Вдохновляет ли вас татарская музыка? Нет ли желания создать проект на национальном музыкальном материале?

А. К.: — Идея создания балета на татарскую музыку есть. Но связана она с национальной архаикой — горловым пением, аутентичными этническими инструментами. Это было бы интересно.

— Нам тоже будет интересно наблюдать за воплощением всех ваших идей! Спасибо за разговор!

Солист балетной труппы Татарского академического государственного театра оперы и балета имени Мусы Джалиля Алессандро КАГГЕДЖИ родился в Манчестере, имеет итальянские корни. Окончил танцевальную школу в Уоррингтоне.

В 2015 году окончил Московскую государственную академию хореографии и был принят в труппу ТАГТОиБ.

На его сцене исполняет партии Меркуцио («Ромео и Джульетта»), Принца («Щелкунчик»), Шурале и Огненного шайтана («Шурале»), Визиря («Золотая орда») и многие другие. Ставит номера для гала-концертов Нуриевского фестиваля. Как танцовщик и хореограф, неоднократно становился лауреатом международных балетных конкурсов.

 

Выпускница Московской государственной академии хореографии, лауреат международных конкурсов Мана КУВАБАРА начинала учиться балету на родине, в японском городе Осака, работала в театрах Одессы и Красноярска. С 2019 года — солистка Театра имени Джалиля. В её репертуаре партии Маши («Щелкунчик»), Одетты-Одиллии («Лебединое озеро»), Китри («Дон Кихот»), Огненной ведьмы («Шурале»).

Фотографии Юлии Калининой