Фоторежиссёр Рамис Назмиев

«Метаморфозы»

Недавно в Фейсбуке наткнулась на группу театральных фотографов, там оказалось больше 4000 человек. Кто все эти люди? До этого момента я не задумывалась, сколько людей берёт камеру, чтобы фотографировать театр. В России, по данным Росстата, меньше семиста государственных театров, ещё несколько сотен частных. Возможно, в каждом из них есть свой фотограф. Ещё есть репортажники, которые по долгу службы снимают всё, что происходит, в том числе и театр. Хотя я сомневаюсь, что все они поголовно записали в группу театральных фотографов. Но значит, ещё есть пара тысяч человек, которым нравится это делать просто так? Причём я, довольно часто снимая театр, была убеждена, что сфотографировать театральную атмосферу невозможно, и в любом случае делать это чрезвычайно трудно.

При этом есть в Казани фотограф, про которого режиссёры мне говорили, что он идеально снимает спектакли. И это — Рамис Назмиев. У него свой ­узнаваемый подход, как правило, это средний и общий планы, в которых хорошо видны действие, свет, особенности декораций и постановки мизансцены. Сам он говорит, что у него режиссёрский подход, так как пришёл в фотографию случайно и — из кино. На мой взгляд, у него получается летопись спектакля, где главным становятся идея, сверхзадача. Мне такой подход очень импонирует, потому что для меня идея — это сердце и мозг спектакля, но, возможно, такой подход нравится не всем, ведь часть зрителей ходит смотреть на конкретного актёра.

«Ван Гог. Из глубины»

Рамис очень интересный человек со своим взглядом, с умением читать пьесы и вникать в каждую съёмку, с одинаковым удовольствием воспринимающий рэп-культуру и фортепианные концерты, с ощущением постоянного любопытства к жизни и к сцене.

Рамис Назмиев:

— Когда мы снимали кино и другие именно видосные проекты, я предлагал операторам попробовать какой-то новый ракурс, они часто отвечали, что так сделать нельзя, и получится фигово. И, в конце концов, мне всё это надоело, я решил, что сниму на фото и буду показывать, что конкретно имею в виду. Тогда я купил маленькую мыльницу на 2-3 мегапикселей, стал снимать и показывать. С этого момента мне стала интересна фотография.

«Метаморфозы»

Я работал на ТВ, писал сценарии, снимал кино, рекламу, но потом рекламный рынок стал видоизменяться, продакшн из маленьких городов ушёл в столицы, приходили федеральные сети, и эта деятельность сошла на нет. Сейчас я вновь взялся за клавиатуру, снова начал писать пьесы и сценарии, и, надеюсь, что в ближайшее время будут плоды. Хотя я всё время так говорю, и вечно какая-то рутина отвлекает.

Есть такой замечательный принцип, которого я, к сожалению, придерживаюсь — никогда сегодня не делай то, что можно отложить на завтра.

«Бал. Бесы»

Сейчас меня очень волнует умирание маленьких национальных культур и мне бы хотелось в рамках этого вопроса создать что-то актуальное, татарское, которое было бы интересно не только узкому кругу татар, а всему остальному миру. И это — вызов. Есть сейчас ряд очень интересных артистов, которые, как мне кажется, пытаются сделать что-то новое, актуальное в музыке, в первую очередь это Gauga, Усал, Аигел, Татарка, Juna. Хотя театр по актуальности я поставлю в каких-то моментах впереди музыки, поскольку есть творческое объединение «Алиф». Они делают невероятно интересные вещи, то, что один из их проектов получил «Золотую маску», дало толчок для того, чтобы их больше заметили и в Казани.

«Шамаиль»

А что касается репертуарных театров, и у них время от времени выстреливают заметные проекты. Первую актуальную театральную движуху, наверно, начал Альметьевский театр, пригласив в своё время интересного режиссёра Искандера Сакаева. Это уфимский татарин, живущий в Питере, и сейчас у него свой собственный театр «Левендаль». С его постановками, с моей точки зрения, стало понятно, что нетрадиционные постановки, сделанные у нас, могут быть интересны и за пределами Татарстана. Потом эту эстафету перенял Буинский театр, а сейчас в Атнинском, Мензелинском театрах можно найти интересные постановки. Я люблю Альметьевский театр, потому что несмотря на то, что этот город гораздо меньше Казани и то, что народ там гораздо более консервативен и менее склонен воспринимать что-то новое, они ставят театральные эксперименты. В Атне 2500 человек населения, и они ставят такие актуальные вещи, что иногда меня берёт оторопь. И мой большой респект людям, которые не боятся рисковать в своих маленьких городках, забив на то, что скажут о них люди.

Ты всегда либо гиперкритичен к себе, либо гиперуверен. Я — первый тип. Иногда я смотрю на то, что снимают в Москве или Питере и завидую — у них не только технические возможности гораздо шире, но и культурный контекст совершенно другой. Карл Маркс говорил, что бытие определяет сознание, и редко бывает наоборот, когда человек меняет мир вокруг себя.

«Алиф»

Казань очень консервативный город, я просто вижу, как воспринимается норма здесь и в условном Питере или в условной Москве. Например, театральные фотографы в Питере очень любят немного скошенный горизонт, снимать на длинной выдержке, и эксперимент воспринимается там как норма. И в этот момент ты понимаешь, сколько рамок в твоём подсознании. Работа с «Алифом» мне нравится, потому что это позволяет экспериментировать.

Меня поразила Украина, уровень их свободы и визуальной культуры очень сильно отличается от нашего, они могут свободно выйти на площадь и обматерить своего президента, не оглядываясь при этом по сторонам. Это дорогого стоит. Визуальная культура, которая окружает тебя с младенчества, то, что является нормой, — очень важно для художника.

«Выстрел»

Юлия Калинина:

— В какой-то момент времени меня заинтересовал вопрос, существуют ли национальные фотографы, ведь есть национальный театр, художники, певцы, но что с фотографами? Я спрашивала у казанских фотохудожников, кто-то из них ответил, что у фотографа нет национальности, кто-то говорил, что, конечно, такие фотографы есть, но не мог точно сказать кто это. Я не могла не задать этот же вопрос Рамису, потому что всегда, сталкиваясь с ним на съёмках и за кулисами, мы разговаривали о национальной идентичности и актуальных культурных идеях, которые витают в воздухе (в основном, говорил, конечно, он, потому что знает гораздо больше меня).

«Любовь людей»

Рамис Назмиев:

— Есть ли сейчас национальный татарский фотограф? Хорошо, чтобы такой фотограф был. Но я его не знаю. Есть культура, религия, литература, всё это накладывает определённый отпечаток на личность человека. Я считаю, что человек не рождается и не формируется как личность в вакууме, он формируется в своей семье, районе, школе, вузе, сидит в определённых пабликах, и всё это его формирует, и нет творца, существующего вне контекста. Данте не поэт «вообще», а поэт Италии, Фирдауси не поэт «вообще», а конкретно певец иранской цивилизации.

«haва»

Для того чтобы появился татарский фотограф, не хватает двух вещей: потребности в нём в татарском народе и отсутствие подвижника, «мученика» от фотографии, который нёс бы этот факел татарской национальной фотографии в мир. Нельзя оградить тему татарской фотографии человеком в тюбетейке, который держит чак-чак. Нельзя назначить такого фотографа указом или распоряжением, это должна быть совокупность обстоятельств, событий, в рамках которых он может родиться. Например, как-то Камаловский театр при поддержке «Таттелекома» снимал календари в национальном стиле, фэшн-фотографы снимают каталоги татарской одежды, — возможно, это станет кирпичиком, из которого воздвигнется дворец татарской национальной фотографии. Но это должно быть очень современно, актуально. Нам сильно мешает наш консерватизм, желание, чтобы всё оставалось «в рамках». Это удручает. Слава богу, что сейчас в Казани происходят позитивные изменения, с привлечением интересных художников. И я надеюсь, что такие перемены будут происходить без оглядки на мнение консервативного «условного большинства».

Фото Рамиса Назмиева