Каждый выход к зрителям — как премьера

Журнал "Казань", № 2, 2015

- Я поступил в Щепкинское через двадцать лет после выпуска Равиля Шарафиева, Нажибы Ихсановой, Туфана Миннуллина и других наших знаменитых «щепкинцев».

После восьмого класса хотел поступать в Казанское театральное училище, но друзья сказали, что в городе криминогенная обстановка, к тому же свободных мест в общежитии не было. Подумал: выучусь в каком‑либо ПТУ и буду работать шофёром. Сдал экзамены в школе и поехал на последнюю консультацию в Казань.

В училище на дополнительный вопрос, кто такой Шекспир, я ответил: композитор. Сначала в аудитории повисла тишина, а потом раздался хохот. Вышел, все у меня начали интересоваться, что спрашивали, и лихорадочно искать сведения о Шекспире. Думал, что меня не примут, однако взяли. А со временем я сыграл во многих спектаклях по пьесам этого классика, таких как «Ромео и Джульетта», «Ричард III».

Очень благодарен своей учительнице Миляуше‑апе. Она приехала к нам в Апастово, когда я учился в четвёртом классе, и преподавала до десятого класса. Миляуша‑апа и посоветовала мне поступать в Москву. Вот я и попробовал.

- Студенческие годы в Москве были очень счастливыми. Первый месяц наш курс ходил толпой, все вместе, смотрели на всё с раскрытыми ртами и боялись потеряться. Жили в центре города, на 3‑й Тверской‑Ямской. За месяц освоились, рядом было метро, и уже всюду ездили самостоятельно. Тогда ещё в Москве всё в магазинах было, и я привозил кое‑что домой из столицы.

Я работал уборщиком в парикмахерской, и мне доверяли ключи. Возможно ли такое сейчас? Когда закончил учёбу и уезжал домой, работавшие там девушки и заведующая сокрушались: «Как жаль,

Ильдус, с тобой расставаться!» Я ведь только на каникулы ездил домой, а весь год каждый день приходил в парикмахерскую.

Во время учёбы мы обедали в столовой архитектурного института, там поварихами были девушки‑татарки, и они нас немного подкармливали.

- Была проделана колоссальная работа. Конечно, было интересно иметь дело с режиссёром не из Татарстана, а из другого театра. Максим Кальсин знаком с татарским бытом и татарской действительностью. Команда собралась интерна­цио­наль­ная. Режиссёр спектакля из Магнитогорска, хореограф и балетмейстер Мария Большакова из Петербурга, композитор Сергей Жуков и художник Алексей Вотяков - номинант театральной премии «Золотая маска» - из Москвы, а автор произведения турецкий писатель - обладатель Нобелевской премии Орхан Памук, инсценировку же написала Ярослава Пулинович из Омска. Так что это, можно сказать, международный проект.

Это первая в мире постановка «Красного» на театральной сцене, и, говорят, сам автор обещал быть на спектакле весной. Постановка потребовала больших финансовых затрат, думаю, оправданных. Были сделаны огромные по размеру и очень красивые декорации, большое впечатление производят великолепные костюмы.

Впервые в нашем театре заработал так называемый «задник» - проектор, расположенный прямо на сцене, соответственно, изображение даётся не из зрительного зала, а сзади со сцены, и происходящее на экране воспринимается как реальность. После того как поставили этот проектор, я в шутку сказал, что спектакль - в 3D‑формате. Если не ошибаюсь, проектор привезли из Канады. Надеюсь, этот экран будет использоваться и в других постановках. Работа художника выше всяких похвал, но и наши казанские ребята тоже постарались, создавая видеоряд и костюмы.

- Почему нет? Есть, наверное, такие режиссёры, которые перенасыщают спектакль современными технологиями, и при этом снижается значимость актёрской игры. Считаю, что в нашем театре ни один режиссёр этого не допустит. Новые технологические возможности должны помогать задумкам режиссёра.

- Да. Она ставила нам танцы. Я мало соприкасался Максимом Кальсиным. Можно сказать, что в этом спектакле моим режиссёром была Маша Большакова. Она - замечательный хореограф, хорошо чувствует сцену, видит пластику актёров. Вначале Мария думала, что за такой короткий срок наши актёры не смогут осилить тех задач, которые она ставила перед нами, и хотела позвать танцовщиков из труппы театра оперы и балета и хореографического училища. Но главный балетмейстер Камаловского Салима Аминова, которая знает возможности нашей молодёжи, посоветовала Марии не приглашать танцовщиков из других театров. И Мария была удивлена тем, что насколько у наших актёров развита пластика, она каждый день восторгалась нами. Было очень легко работать с Машей. Почти каждый день она меняла движения, видимо, ночью думала над танцем, а утром на репетициях выдавала новое на‑гора.

- Как создать образ Красного? Красный - это цвет, как его сыграть?

Маша выразила этот образ при помощи танца. Красный - не конкретный человек, как например, Кара. Где‑то я прочитал, что Красного выделили в сценах убийств. Красный - не только цвет крови, это и цвет рождения, и цвет смерти. В Красном есть и жизнь, и смерть. Но в спектакле, конечно, он показан в основном как смерть, хотя сам Красный говорит, что он везде: в жизни, в одежде, в цвете - всё им начинается и всё им кончается. Что из этого получилось - не мне судить, пусть оценит зритель.

- Видимо, режиссёр хотел поставить произведение турецкого автора именно в тюркоязычном театрe. Максим несколько лет просился в наш театр, потому что хотел поставить только здесь.

- Огромные декорации для постановки были сделаны в последний момент - за неделю до премьеры спектакля.

Мы, конечно, репетировали на возвышенных поверхностях, однако после того, как декорации были установлены на сцене, можно сказать, ставили танцы снова. Некоторые движения убрали, какие‑то добавили. Композитору тоже приходилось что‑то менять, расставляя акценты по‑другому.

- Каждый раз спектакль идёт по‑разному. И публика разная приходит в театр, и по‑разному принимают. В первые дни спектакль шёл дольше. Мы сократили его, в нём было много повторов.

Весь роман невозможно вместить в спектакль, который длится несколько часов. Я считаю, молодцы все, кто причастен к постановке «Красного», смогли на основе такого большого произведения поставить спектакль. Теперь зависит прежде всего от зрителя, сколько он будет жить.

- Очень хорошо, что есть Малый зал, в котором мы можем экспериментировать. Ставить такие спектакли, как «Ричард III» и «Однажды летним днём» Фоссе.

- Тем не менее, они есть. К примеру, «Ричард III» сейчас собирает полный зал. Нас постоянно спрашивают зрители, почему репертуар нашего театра не состоит полностью из спектаклей, поставленных на основе произведений татарских драматургов. Но если актёр не играет Шекспира, Гольдони, русскую классику, то как же ему расти? Всё время будем петь и плясать?

- Считаю, что эксперимент удался, тем более что поставил спектакль молодой режиссёр.

Он до этого поставил «Мэхэббэт FM», «Любовь бессмертная», а теперь замахнулся на Уильяма Шекспира. Сначала было какое‑то сомнение: как молодой человек может взяться за самого Шекспира? Но в нём есть хорошая черта - он идёт напропалую, ему не важно, кто и что скажет, он знает и делает своё дело, молодец. Я приветствую все его начинания. Совсем недавно состоялась премьера его спектакля «Слуга двух господ» в Набережных Челнах. Говорят, приняли на «ура», спектакль получился очень хороший.

- Нас с Эмилем в театре называют «солнечными зайчиками», а в этом спектакле, поставленном Ильгизом Зайниевым, мы играем двух жестоких, хитрых энкаведешников, пытающихся выбить подпись под признанием из Мухлисы Бубинской в деяниях, которые она не совершала.

После спектакля «Немая кукушка» ко мне подошла бабушка: «Ильдус, ты такой хороший мальчик, ты уж больше таких плохих парней не играй». Но она не знакома с моей ролью в «Любовь бессмертная», если бы увидела меня в этом спектакле, то, наверное, прокляла бы (смеётся).

- Для меня нет маленьких ролей. Каждый артист мечтает о большой роли, но в большой труппе так быть не может. Я ко всему отношусь философски. Бывает так, много работаешь над ролью, но что‑то не получается, а потом раз - и всё само собой выходит (улыбается). Никогда нельзя быть довольным своей ролью. Если залюбуешься собою, значит, остановился, и дальнейшего творческого роста не будет. Всегда нужно искать, искать и искать, без этого поиска ничего не будет в нашей профессии. Я не люблю говорить о своих ролях, это должна быть привилегия зрителей, критиков.

- Образ Бадретдина - это заслуга Фарида Рафкатовича. Именно Бикчантаев направлял меня, советовал, нашёл какие‑то «фишки». Фарид Рафкатович предложил нам с Искандером Хайруллиным сделать что‑то в стиле знаменитого режиссёра Кустурицы, герои его фильмов всегда имеют при себе много музыкальных инструментов. Бадретдин ходит с гармонью и трубой. Я что‑то вроде человека‑оркестра, который может играть на всех инструментах. Мой герой, живя в деревне, спился. Мне очень интересно выходить на сцену, играть Бадретдина и наблюдать за реакцией зрителей. Одна зрительница в группе нашего театра ВКонтакте о спектакле «Мулла» написала: смотрю спектакль, две женщины, сидящие позади, говорят, что сделали с Ильдусом Габдрахмановым? Он же не был таким. Куда смотрит руководство театра? Почему не могут отвести закодировать его? В тот момент им уже не важен был спектакль, их волновала судьба Ильдуса Габдрахманова. До чего он дошёл! Для меня это был самый лучший комплимент. Я считаю, что роль получилась, раз зрители говорят обо мне так. Ещё мне запомнилась одна записка, которую девушка передала вместе с цветами: «Вы очень похожи на моего дядю Накипа, но он столько не пьёт!»

Такие вот оценки зрителями моих ролей очень приятны.

- Нет, и никто не ожидал, что спектакль будет идти с таким успехом. С «Казанскими парнями» можно сравнить по популярности молодёжный спектакль «Мэхэббэт FM», который сейчас идёт с аншлагами. Спектакль «Казанские парни» задумывался для привлечения молодого поколения в театр, впрочем, с этой же целью в наши дни создавался и «Мэхэббэт FM». Фарид Бикчантаев предполагал, что «Казанские парни» будут идти на Малой сцене. Пьесу написал молодой тогда ещё драматург Мансур Гилязов. Он с Фаридом Рафкатовичем придумал сюжет. В постановке участвовали композитор Азат Хусаинов, московский художник Альберт Камалеев и хореограф Борис Петрович Чирков. Мы репетировали на Малой сцене двадцать‑тридцать дней. Работали по ночам, этот спектакль не был в планах. Премьера спектакля состоялась в 1990 году в деревне в Рыбно‑Слободском районе в день рождения Фарида Рафкатовича, 21 мая.

Представьте: деревня, маленький клуб. Начали играть. Я никогда не забуду такого приёма спектакля. Мы слова не могли произнести - зрители тут же начинали смеяться.

А перед самым закрытием сезона три дня играли спектакль на сцене театра и произвели фурор, билетов не было.

Нас иногда просят, чтобы мы восстановили спектакль, но для этого должно пройти какое‑то время. Например, «Старик из Альдермеша» тоже сейчас не восстановить, потому что у всех в памяти игра Шауката Биктемирова, которая запечатлена и на плёнке. Этот спектакль шёл на сцене нашего театра тридцать два года, шестнадцать из них я играл в этом спектакле. Он тоже из моих любимейших, с ним мы объездили множество стран и городов, среди которых Турция, Финляндия. На этом спектакле выросло три‑четыре поколения.

- Естественно, это не тот «Ходжа», который шёл в нашем театре много лет назад. У меня там очень неоднозначная, сложная роль. Я пока не знаю, как её играть, хожу и злюсь на себя, потому что вроде простые задачи, но воплотить их на сцене очень сложно. Мой герой - не комедийный. Это не простая комедия, можно сказать, даже вообще не комедия. Надеюсь, что спектакль будет интересный и у него будет долгая жизнь.

- Спасибо!