Море в раковине. Попытка осмысления

Журнал "Казань", № 9, 2012

Иногда время тянется, как один длинный день. Может годами так тянуться. Но это обманчиво, вы знаете. Что-то всё равно незаметно копится, собирается, бац! - и резко наступает завтра. И понимаешь: всё, что происходило до этого - никогда уже не вернётся. Два временных промежутка разделяет чёткая граница.

Оглядываясь на первые «Аксёнов‑фесты», именно это ощущение и испытываешь. Проходивший без малого пять лет назад с помпой праздник писателя из сегодняшнего дня смотрится карнавальным эпилогом одного из его романов. Баз Окселотл1 вернулся из странствия жизни в родной город, некогда с ненавистью исторгнувший казанскую сироту. Вернулся, стоял на сцене оперного, который не успел достроить его арестованный отец, и, размышляя попутно о закольцованности судьбы, читал стихи под чайковые вскрики саксофона.

Теперь всё это доносится сквозь помехи времени, как шум волны из морской раковины - писатель любил бегать вдоль прибоя. А море в каком-то смысле материализовалось и на нынешнем собрании почитателей литератора - чернильницу в виде большого перламутрового моллюска подарил Дому Аксёнова директор Музея соцбыта Рустем Валиахметов. Изящный предмет, по его словам, принадлежал раньше родителям Аксёнова, потом долго кочевал по домам, и даже городам, и вот тоже вернулся. Ещё одна судьба «закольцевалась».

Бесконечное коловращение в судьбе писателя последние годы устремлено к точке Дома Аксёнова. Его стены в дни празднования 80-летия Василия Павловича собрали круг сравнительно небольшой.

Тесный, как говорится. Хотя желающим место в нём всё равно нашлось.

Надо ли говорить, что люди это сплошь особенные. Редкие люди. В каком-то роде - живая экспозиция музея писателя. («Служивая интеллигенция», - определил бы их поэт Кублановский, имея в виду элиту общества, между прочим.)

Если говорить в тональности высокого пафоса, то зал Дома Аксёнова вместе с собравшимися можно было бы сравнить с библейским ковчегом. Но стоит сменить патетику на циничную иронию, и здесь, скорее, «Титаник» на ум приходит. Ну, хорошо - «Варяг»… Что вернее? Легендарный ковчег - выплыл, а вот вполне себе реальные лайнер и крейсер потонули.

По большому счёту, сии возникшие метафоры имеют отношение к вопросу о будущем литературы. Выплывет ли её бумажный кораблик в бушующем океане прогресса? Эта тема во время «Феста» звучала, можно сказать, лейтмотивом и породила целую серию поколенческих контрапунктов.
Литераторы, представляя своё творчество, естественно, отвечали и на вопросы своих слушателей. Риторические в основном вопросы. Будет ли литература? Вымрет ли писатель, подобно тому, как вымерли динозавры? Уйдёт ли из обихода книга? Девальвировалось ли поэтическое слово? Нужно ли сегодня делать толстый журнал, а если нужно, то какой?, и т.д.

Размышления и суждения главных героев «Феста» получились чем-то сродни археологическим слоям земли, проникая в которые, люди изучают разные эпохи.

Наиболее «взрослый» из всех новых участников, поэт Юрий Кублановский, был настойчив в своей каноничности, вспоминал ближний круг - Аксёнова, Бродского, Солженицына (классики одни!). Его седой облик, речь, исполненная усталого достоинства, интонации голоса, печального, как элегическое соло виолончели, сложились в портрет Патриарха культуры. Хоть несколько и декларативный, однако удивительно цельный! За приверженность традиционности в творчестве - сетовал мастер - его практически не допускают до молодых. Поэт, по его словам, оказался изолированным от узурпированного «постмодернистами» нового пространства литературы. В то же самое время он с большим сомнением относится к приходу технотронной цивилизации и появлению гигантского числа сетевых авторов. Литература отождествляется для него прежде всего с бумажной книгой.

Но вопрос выживания литературы - это ведь не только вопрос смены носителей с бумажного на цифровые. Дело в другом. Прежде всего, в недостатке аудитории. Очень конструктивно, не без помощи охочей до вопросов публики, на эту тему высказался писатель, культуролог и телеведущий авторских программ телеканала «Культура» Александр Архангельский. Жаль, что Кублановского в это время не было с нами, можно сказать по этому поводу. Было бы интересно отношение отрицающего новые технологии метра на то, что говорил Архангельский.
Александр Николаевич, в отличие от старших коллег-писателей, вышел к публике не с кипой распечатанных подборок и томиков с закладками, а вооружённый современным «Макинтошем». И не случайно. Потому что акцентировал внимание на своём новом, запускаемом совместно с журналом «Октябрь» электронном издательском проекте. В условиях рухнувшего в России книжного рынка, считает он, система электронных библиотек и электронных маркетов - единственное и неизбежное спасение для литературы. Есть, правда, одно существенное НО: до сих пор непонятно, каким образом в новых виртуальных условиях зарабатывать автору? Если доселе гарантией заработка писателя являлся печатный тираж, то что же теперь? Так вот, Архангельский совместно с единомышленниками придумал систему, когда одно и то же сочинение можно будет читать в разных опциях: регистрируясь за деньги на специальном сайте, потом - покупая в электронном магазине, позже - бесплатно в короткой версии, и, наконец, приобретая в виде бумажной книги. Причём в самом финале предполагается возможность перечисления автору денег от благодарного читателя.

Станет ли проект утопией, или новой страницей, разрешающей коллизию бумаги против цифры, покажет только время. Но своё новаторство Архангельский берётся испытать на себе лично. Именно таким образом он собирается донести до читателя свой роман «Герой второго уровня», который скоро выйдет в «Октябре». Книжная его версия будет носить название «Музей революции».

С приходом поколения «большого пальца» такие эксперименты - являются попыткой спасти литературу, констатировала главный редактор «Октября» Ирина Барметова. Хотя с ностальгией помянула и шкаф в своём кабинете, хранящий весь архив номеров журнала, собранный за восемьдесят девять лет.

Но не надо думать, что Архангельский был категоричен в своём утверждении скорейшего торжества новых технологий над изобретением Гутенберга. Для альбомов, поэтических сборников он оставил и «бумажный» вариант развития событий; также и для жанра романа - как вариант «книги второго чтения».

Что же до «толстых» журналов, то знаковой фигурой в этом плане можно назвать поэта Владимира Салимона. Знаковость его заключается в том, что в своё время он сумел не только открыть, но и по собственной воле закрыть журнал. Второе, согласитесь, не просто сделать. Может быть, здесь не в последнюю голову сыграло роль то обстоятельство, что издание существовало без каких-либо госсубсидий, поддерживалось спонсорами, и функционировало исключительно в силу внутренней необходимости. В принципе, только так и может жить настоящий творческий проект (речь идёт о журнале «Золотой Век», появившемся на закате Союза и закрытом в 2000 году). Через журнал прошли практически все герои и авторы «Феста». Затевая его издание, Салимон с соратниками старались действовать в пику предшественникам, представляя ту литературу, которая, в конечном итоге, вписалась бы в контекст мировой. Когда это произошло, и жизнь большинства авторов «наладилась» - их стали печатать и издавать, «Золотой век» закрылся. Отработанная функция должна отмереть. Точка.

Так или иначе, каждый из участников «Феста» нёс за собой шлейф временных и обстоятельственных реалий. Свой бэк‑граунд, как теперь говорят.
Контраст в этом плане явил, пожалуй, Денис Осокин. В ряду живописных портретов прочих - с мимикой, жестами, отношением к внешнему миру, он, словно кристалл, материализовался из ничего, и так же незаметно растворился. На дальнейших презентациях и тусовках больше не появлялся. Он вообще выделялся нешумностью, и это - несмотря на настоящую сегодняшнюю славу (в этом плане, кстати, Осокин конгениален фигуре казанского стиляги, в чём-то даже повторяет его биографию). Без лишних суждений и превалирования собственного эго над текстом он читал собравшимся новеллы из цикла «Небесные жёны луговых мари». Каждая из коротких историй названа именем героини, начинающимся с буквы «О». Звук имеет для автора сакральное значение - связан с небесным началом. Его сонорика в именах героинь - а в марийском «о» не редуцируется - напоминала языческие заклинания: Одача, Ормарче, Орапти… Сюжеты новелл переплетаются с бытованием и традициями финно‑угорских племён - одной из излюбленных тем писателя. Хотя этим, как он заметил, круг его интересов вовсе не исчерпывается. В скором времени на экраны должен выйти снятый по 23-м из 38 новелл фильм, режиссёром которого вновь стал Алексей Федорченко - со­здатель прогремевших на мировых фестивалях «Овсянок» по сценарию Осокина. Ждёт своего часа и новый проект тандема Осокин-Федорченко. Связан он будет с легендой о Новом Берлине - городе под Антарктидой, якобы построенном после Второй мировой уцелевшими нацистами.
Концентрат общения с гостями естественно разбавлялся кофейничаньем в баре Дома Аксёнова, общением с его завсегдатаями, обменом впечатлениями. «Фест» в нынешнем году для многих случился спонтанно. Сменил осеннее время на летнее, как элегантно заметила Ирина Барметова. Время, таким образом, сделало как бы купюру. И явственно ощущалось, что, несмотря «на весь этот джаз», событие вступило в пору диминуэндо2. В этом году на фестивале не было мастер-классов, например; от того, наверное, очень мало пришло в Дом Аксёнова молодых литераторов. С одной стороны, это заставляет задуматься, хотя в то же время понимаешь: ничего особенного не происходит, ведь всё, в конце концов, только условности. А что будет дальше - будет правильно, потому как неизбежно.