"Музыке надо учиться у птиц"

Журнал "Казань", № 11, 2012

Из записной книжки «до-мажорной феи»

С интересом читаю в сентябрьском номере «Казани» статью директора Немецкого Дома Татарстана Виктора Дица о российских немцах, внёсших огромный вклад в развитие культуры республики. В памяти оживает образ Альберта Семёновича Лемана - выдающегося музыканта и педагога, одного из тех немцев, которые всю свою жизнь посвятили служению российскому Отечеству.

Осенью 1996 года Казанскую консерваторию взбудоражила новость - приезжает Леман! Музыканты были обрадованы: ведь Альберт Семёнович преподавал в консерватории почти четверть века, с самого её основания в 1945 году.¹ Его любили, приезда очень ждали. Будучи ученицей выпускного класса музыкальной школы‑десятилетки при консерватории, я не раз слышала об Альберте Семёновиче от его ученика, моего школьного педагога Александра Михайловича Руденко, и была заинтригована предстоящей встречей.

И вот он приехал, восьмидесятилетний человек-легенда, энергичный, проницательный, требовательный. Музыканты разных поколений собрались в зале Союза композиторов на его мастер-класс. Несколько учеников школы-десятилетки, в том числе и я, подготовили свои сочинения. Как же мы волновались, когда исполняли их и слушали «разбор полётов»!

Дальше всё было, как в захватывающем фильме: предложение Альберта Семёновича попробовать поступать в Московскую консерваторию, долгие месяцы напряжённой увлекательной работы, вступительные экзамены, и вот я - студентка композиторского факультета консерватории имени Чайковского, класс Лемана! Вместе с сокурсниками с головой окунулась в музыкальную жизнь столицы и была готова к самым невероятным творческим подвигам.

Я и студентка из Уфы Диляра Габитова были последними первокурсниками в классе Альберта Семёновича. В декабре следующего, 1998 года его не стало…

Альберт Семёнович Леман был Учитель Божьей милостью. Сама необыкновенная личность его притягивала к себе множество людей, начиная с совсем ещё юных музыкантов и заканчивая зрелыми профессионалами. Один из его учеников Леонид Любовский отмечает, что Леман перенял от своего учителя Михаила Фабиановича Гнесина - ученика Николая Андреевича Римского‑Кор­сакова - огромный педагогический опыт и художественные принципы. Он неукоснительно следовал гнесинскому правилу: «относиться к недостаткам ученика с большой осторожностью, ибо этот «недостаток» может стать основой его индивидуальности».²

На уроках Лемана всегда было многолюдно, можно сказать, каждый урок был открытым. Привлекали колоссальная эрудиция, знание музыки, умение проиллюстрировать свои слова музыкальным примером. Сочинений, которые Леман умудрялся держать в голове, было поразительно много. Он мог сыграть на рояле любой отрывок из анализируемого музыкального произведения, при этом обращая внимание слушателей на то, как изобретательно он инструментован.

- Тринадцатый квартет Бетховена - гениальный,- говорил Альберт Семёнович.- Я часто езжу в метро, и квартет всегда со мною, в голове.

- У Рахманинова чувственная музыка. Его музыка - это станция «Молодость», мимо которой не проходит ни один юный человек. Поэтому его музыка будет жить.
Альберт Семёнович был против рассуждений о музыке «всухую», возражая музыкантам, которые «умеют знать, но не знают уметь». Он считал, что учиться надо у того, кто умеет.

Учителей делил на три категории: одни учат тому, что умели, другие - тому, что умеют, третьи - тому, что хотели бы уметь. Леман принадлежал к тем педагогам, которые и «сами умеют», и способны научить этому своих учеников.

Прекрасный пианист, он часто занимался со мною не только композицией, но и фортепиано, проявляя при этом бесконечное терпение и настойчивость.

- Дитя, ты знаешь, как протекает процесс выучивания музыкального произведения? Сначала не получается, потом получается со случайностями, затем случайно получается и, наконец, получается без случайностей.

Рука, шутил Леман, может находиться в трёх состояниях: жидком, твёрдом и газообразном.

- Играй ушами,- советовал Альберт Семёнович.- Пальцы - лишь солдаты, которые выполняют приказания.

- Тебе вредит чрезмерная пристрастность, - говорил учитель.- Твои пальцы, как актёры на сцене, играют свои роли. Ты сама в этом не участвуешь, а как бы наблюдаешь со стороны.

- У тебя всё получится. Не волнуйся. Играй хоть на голове у Рубинштейна. Ты знаешь, когда я ещё учился, на дверях Малого зала Петербургской консерватории кем-то была нацарапана совершенно дурацкая надпись: «Не волнуйся, всё равно не поможет». Так что, дитя, не волнуйся, всё равно не поможет.

Альберт Семёнович как-то рассказал о выдающемся немецком пианисте Эгоне Петри, который, играя пассажи, прямо‑таки рассыпал серебро по клавиатуре. Его спросили: «Скажите, как вам это удаётся?» - «Да просто я занимался десять лет по десять часов в день».

Леман прожил долгую жизнь, яркую и плодотворную. Он был представителем культуры прошлого, в котором творили выдающиеся деятели науки и искусства; с ними ему довелось общаться и у них посчастливилось учиться. Альберт Семёнович доносил до современной молодёжи дух ушедшей эпохи, делился с нею своим богатейшим творческим и педагогическим опытом.

Леман любил вспоминать одну из историй о выдающемся дирижёре Самуиле Абрамовиче Самосуде:

- Старый Самосуд уже давно не дирижировал. В его квартире был маленький балкончик. Он там сидел, дышал воздухом. Я иду, он сверху видит меня: «А, здравствуйте, ну, что вы сейчас пишете?» - «Да вот, концерт для виолончели…» - «Виолончель попеть любит, попеть…» (Леман произносит эту фразу не свойственным ему тягучим басом, подражая Самосуду.) Самосуд заключает: «Вы знаете, когда я вас вижу, сразу вспоминаю ту эпоху… Сейчас много людей, ценящих музыку, а тогда было много людей, любящих музыку…»

Альберт Семёнович с юмором рассказывал о том, как однажды он заявил перед многочисленными слушателями, среди которых находился профессор Свешников, что у композиторов нет дисциплины. «И Свешников чуть не упал со стула»,- обычно громко произносил Леман и начинал заразительно смеяться. Сетовал, что на композиторском факультете слишком жёсткий график занятий, не остаётся времени для того, чтобы творить. Как же сочинять музыку, если нет возможности побыть наедине с самим собою, с природой, просто послушать, как поёт соловей! А музыке, точнее, тематизму, считал Альберт Семёнович, надо учиться у птиц.

Лемановский класс представлял собой особое сообщество, которому скорее подошло бы определение «творческая семья». Здесь царила атмосфера заинтересованности, творческого полёта, стремления к новаторству.

В этот знаменитый класс, «ворота цивилизации», обычно входили без стука.

А я, впервые открывая дверь в него, постучалась. Вошла и увидела, что стою в окружении людей разных возрастов «от мала до велика». В центре за столом сидел Леман, пальцы барабанили по столу, глубокие живые глаза гневно сверкали.

- Входите без стука, это же не квартира!

Я ужасно смутилась. Но впоследствии моё появление он приветствовал взлетающей вверх до-мажорной гаммой и объявлял: «О, до-мажорная фея пришла!»
Язык Альберта Семёновича был образным и афористичным. Например, когда он чувствовал мою неуверенность в себе, говорил мне: «Дитя, ты зачем на себя бемоли навешиваешь?»

Однажды к Леману пришёл ученик, чьи результаты пока явно не удовлетворяли учителя. Альберт Семёнович молча выслушал несколько фортепианных пьес, нервно постукивая пальцами по столу. Когда игра закончилась, вдруг сказал:

- Вы знаете, у нас замечательный класс! Всё в нём есть: и стол, и стулья, и рояли… Жаль только, не стоит вон в том углу замечательный изразцовый камин. Представляете: было бы тепло, уютно - огонь в камине и музыка… А я бы взял ваши ноты, подошёл к камину и бросил их в него! Это, должно быть, удивительно - вылететь через трубу в небо! Вот в следующий раз, слушая ваши пьесы, буду вам говорить: «камин» или «нон камин».

Несмотря на довольно едкие порой высказывания Лемана, я знала, что Альберт Семёнович очень любит всех своих учеников.

- Сравниваю себя с коровой,- делился он,- всю информацию, которую получаю днём, пережёвываю ночью, думаю о вас обо всех… Господи, вы такие сложные, как я за вас переживаю!

Даже когда Леман тяжело болел, он и дня не мог пробыть дома: «Я в четырёх стенах как в плену». Дочь Эльза Альбертовна безуспешно пыталась удержать отца: «Я должен идти». Тогда она провожала его до консерватории. С разных сторон подбегали студенты: «Здравствуйте, здравствуйте, Альберт Семёнович!» И он, совсем как молодой, размахивая портфелем, говорил дочери: «Не надо больше провожать, со мной всё будет в порядке»…

Любимый афоризм Лемана: «Композитор должен оставлять после себя не след, а наследие». Сам он оставил богатейшее наследие. Это и впечатляющий список его музыкальных сочинений, в том числе на татарском материале, и блистательная плеяда благодарных учеников - выдающихся композиторов и музыкантов, среди которых София Губайдулина, Рустем Яхин, Эльза Ахметова, Олег Лундстрем, и проникнутые теплом воспоминания знавших его людей.

Суфиярова Диана Александровна - композитор, пианистка, член Союза композиторов России.

Примечания

¹ С 1971 по 1998 год А. С. Леман заведовал кафедрой композиции Московской государственной консерватории имени П. И. Чайков­ского.

² Любовский Л. Высокие ориентиры. Казань. № 11. 1999.