Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

ЧЕЛОВЕК В ИСКУССТВЕ

На солнечной стороне

Журнал "Казань", № 12, 2016 Этюды к портрету художника Уходящий год завершается для нас круглой датой. Свой юбилей отмечает главный художник журнала «Казань» Григорий Эйдинов.

Журнал "Казань", № 12, 2016
Этюды к портрету художника
Уходящий год завершается для нас круглой датой. Свой юбилей отмечает главный художник журнала «Казань» Григорий Эйдинов.

В его «досье» немало высоких регалий и званий, он - заслуженный художник Российской Федерации, заслуженный деятель искусств Республики Татарстан, лауреат премии имени Баки Урманче, премии республиканского медиасообщества «Хрустальное перо» в номинации «Дизайн издания» и международной премии «ТЮРКСОЙ», шестикратный лауреат Всероссийского конкурса «Искусство книги», обладатель знака отличия «За безупречную службу Казани».

Доцент Казанского филиала Московского академического художественного института имени В. С. Сурикова, живописец и график, мастер плаката и книжной иллюстрации, дизайнер - во всех своих творческих ипостасях Григорий Эйдинов снискал признание и авторитет среди коллег, учеников и публики.

Список его работ постоянно пополняется - он участник международных пленэров, творческих лабораторий, симпозиумов, групповых и персональных выставок.

Произведения художника хранятся в фондах Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан, НКЦ «Казань», музеях Елабуги, Кирова, Касимова, в турецких Чанаккале и Анкаре.

Высокие окна мансарды типовой хру­щёвки выходят на юго‑восток. Большую часть дня помещение мастерской залива­ет свет солнца, ночующего где‑то в сто­роне Дербышек. Казань отсюда видна, как на ладони. В зависимости от времени года взору открываются то «картина маслом», то заснеженный офорт, то им­прессионистический этюд дождливого межсезонья. Отсюда кажется, что цен­тральная часть города смотрит на Заречье как нарядная - «на выданье» - старшая сестра. Слобода Ягодная, где прошло дет­ство героя повествования и где сегодня располагаются мастерские художников, ещё хранит былые черты. Низкорослые домики поблизости толпятся, потихо­нечку заваливаясь и стеснительно пряча старость среди неухоженных зарослей. В каких‑то из них ещё зажигается по ве­черам свет, но неизменно и незаметно они уходят…

Детство

Семья Эйдиновых происходила из Ви­тебской губернии. Прадед и дед зани­мались выделкой кож, дома у них была небольшая мастерская. Трудились денно и нощно, как и многие поколения предков. Так продолжалось до тех пор, пока не на­ступили тридцатые годы. Тех, кто умел и любил работать, записывали в кулаки, разоряли и переселяли. Семья деда успела бежать прямо накануне ареста. С собой за­хватили только швейную машину «Зингер». Новая жизнь для них началась в Воронеже. Отец, Лев Аронович, не успев окончить школу по причине начавшейся войны, устроился работать на авиационный за­вод, который эвакуировали в Андижан. На заводе молодой человек познакомил­ся с будущей женой Марией Львовной. С окончанием войны семья перебралась в Казань - Воронеж стоял в руинах… В 1946 году на свет появился их старший сын Гриша.

Дед Арон кроме всего прочего был сойфером - переписчиком священных текстов. Свою сакральную работу он вы­полнял, следуя тысячелетним канонам. Покупал на базаре телячьи шкуры, специ­альным образом выделывал их, получался пергамент - тоньше бумажного листа. Причудливая вязь строчек Торы и Талмуда выводилась нежным гусиным пером.

В те годы в стране начиналась борьба с космополитизмом. Происхождение и занятие потомственного сойфера стали достаточным основанием для его ареста. Однажды ночью в его дом ворвались люди в форме и, перерыв всё вверх дном, увели. Целых полтора года Гриша вместе с бабуш­кой ходили к зданию тюрьмы под Крем­лём, чтобы, выстояв длинную очередь к окошку‑амбразуре, сдать передачу. В конце концов деда выпустили. Живым. Можно сказать - повезло. Скольким ведь и «не повезло»… До конца своих дней Арон Давыдович, будучи уже наполовину парализованным, заботливо водружённый женой на стул и подвязанный полотенцем, продолжал ослабевшей рукой выписы­вать на пергаменте вечные слова. Возда­вал ли так благодарность за то, что выжил? Просто ли продолжал делать дело? Как бы то ни было…

Сегодня имя Арона Эйдинова входит в мировую энциклопедию сойферов.

С раннего утра отец уходил трудиться на Казанский вертолётный завод, был бри­гадиром термистов, закаляющих металл. Мама работала на шорно‑седельной фа­брике бухгалтером. Весь день Гриша про­водил у бабушки. В редкие минуты между бесконечными хлопотами она присажива­лась, чтобы развлечь внука рисованием. Рисовала человечков, собак, кошек, ма­шины и дома. Мальчик с интересом за этим наблюдал, а потом пытался повторить.

Стоит ли говорить, что мама и папа не то чтобы даже мечтать не смели о том, что их старший ребёнок станет художни­ком. Скажем прямо: они совсем не имели этого в виду. Ни в коем случае! Что за про­фессия такая - художник? Едва ли их убе­дило бы тогда и то, что витебская сторона, откуда росло семейное древо Эйдиновых, дала миру Шагала, Цадкина, была связана с именем Малевича…

Свои первые шаги в рисовании малень­кий Гриша Эйдинов делал в художествен­ной студии общеобразовательной школы № 81. Руководитель студии однажды велел срочно отправляться в клуб кожевенного объединения, где объявили набор в от­крывавшуюся художественную школу. Зачислили в тот приём всех желающих, но тех, кто рисовал получше, брали сразу во второй класс. Среди них оказался и Гри­ша Эйдинов. Директора школы Михаила Андреевича Григорьева его воспитанники до сих пор вспоминают с необыкновен­ным уважением и любовью. Импозантный и породистый, прошедший войну, он был истинным представителем почитаемой профессии Учителя. Об уровне преподава­ния во вновь открывшейся школе говорит хотя бы то, что, проучившись в ней всего два года, Григорий Эйдинов с блеском выдержал экзамены в Казанское художе­ственное училище и стал самым молодым студентом. А художественная школа № 3 теперь носит имя знаменитого татарского графика Байназара Альменова.

Его университеты

В училище преподавали, конечно же, мастера - Лев Потягунин, Рашид Тух­ватуллин, Анатолий Сысоев. Но музой и настоящей богиней для студентов была Ляля Михайловна Кальюранд, выпускница Таллинского художественного института. О неординарности этой женщины слагают легенды. Современная, модная, образо­ванная красавица, она источала беско­нечные идеи, заряжала искрой творчества и заражала духом свободы. Этот дух витал в самом воздухе, цепляя своим вирусом особо восприимчивых - что тогда, на из­лёте «оттепели», грозило серьёзными осложнениями. Хрущёв уже успел раз­громить выставку к тридцатилетию МОСХа в Манеже, а чиновники от искусства учили наизусть речь Ильичёва о борьбе с аб­стракционизмом.

В Казани, в Доме учёных, открылась подпольная выставка Алексея Аникеенка. Студенты училища, потрясённые и впечат­лённые, оставили в книге отзывов своё восторженное признание. Что после этого началось… Таскали в райком комсомола, грозясь исключить из его рядов, что ав­томатически ставило крест на карьере человека. В итоге всем объявили выговор.

«Борьба с формализмом» коснулась нашего героя и во время защиты дипло­ма. Тема работы выпускника - «Земля и небо». На картине он изобразил старуху, воздевшую к небу руку - с приветстви­ем ли, с крестным ли знамением?.. Обра­щено оно было проплывавшему в вышине космонавту в красном скафандре в нату­ральную величину. Ясно, что сюжет никуда не годился, потому что такого в природе не бывает. Попахивало условностями. Тему диплома не утверждали. В конце концов строптивого и упёртого выпускника вы­звал «на ковёр» директор училища Юрий Иванович Петров. Каким‑то образом ему удалось наставить «формалиста» на путь истинный. После того разговора диплом­ник отправился в литейный цех завода и сделал целую серию этюдов о кузнецах. Один из них до сих пор хранится в его мастерской. От работы так и пышет жаром раскалённого металла и хочется наблюдать её немного со стороны, чтобы уберечься от летящих искр… Соцреализм, однако!

Две работы Григория Эйдинова, кото­рые он выполнил во время учёбы в Казан­ском художественном училище, входят теперь в золотой фонд художественного образования России. Сложно поверить, но сегодняшний доцент факультета графи­ки Казанского филиала Московского ака­демического художественного института имени В. И. Сурикова, к которому приходят заниматься даже студенты с других отде­лений, сам штурмовал приёмные комиссии столичных художественных вузов целых девять раз! Каждый раз абитуриент наби­рал высокие баллы, но не проходил по кон­курсу и прекратил всякие попытки после того, как ему недвусмысленно напомнили о «пятой графе» анкеты. Высшее образова­ние Григорий Эйдинов получил уже будучи художником с именем, востребованным профессионалом и семейным человеком.

Для своих студентов Григорий Львович старается быть и строгим наставником, и чут­ким воспитателем, и заботливым «продви­женцем». Его ученики постоянно участвуют в выставках «Молодая графика». Работу Алексея Цыбисова «Первый парень на де­ревне» заметил и высоко оценил Минтимер Шарипович Шаймиев. После этого ничего не оставалось, как преподнести графический лист в дар первому президенту Татарстана!

Солдату и не снилось…

Жизненные университеты Григория Эйдинова включают и армейский эпизод, в котором есть одна интересная «заколь­цовочка» сценария его судьбы. Военную повинность он отбывал в Казани, в стрел­ковой части, располагавшейся в Кремле в здании, где в XIX веке было Казанское пехотное юнкерское училище. Служба не ограничивалась, как следовало бы ожи­дать, только лишь оформлением «красного уголка» гарнизона, потому что выпускник художественного училища имел ещё и вы­сокий разряд по стрельбе. Так что «отстре­ливаться» на учениях приходилось за всю дивизию.

Здание, где когда‑то обучались юн­кера, а после революции несли службу солдаты Советской армии, за последние десятилетия сильно преобразилось. В 2005 году в одном из его подъездов открылась художественная галерея «Ха­зинэ» Государственного музея изобрази­тельных искусств Республики Татарстан. На выставке, посвящённой этому собы­тию, работу героя публикации, хранив­шуюся в фондах музея, повесили именно на ту стену, у которой когда‑то распола­галась койка рядового Эйдинова. Вот вам и совпадение!

{gallery}lvovish{/gallery}

Почём хлеб для художника?

Уже со времён Серова, Бакста, Би­либина высокое искусство покинуло рамы полотен и шагнуло в повседнев­ность в виде сценических декораций, роскошных интерьеров модерна, афиш, театральных костюмов, иллюстраций модных журналов и книг… ХХ век начал требовать от художника универсаль­ности, вместе с тем дал возможность, наконец, расстаться с амплуа голодного непризнанного гения. Появилось нема­ло способов практического применения своего дарования. Это, между прочим, немаловажно. Потому что, как любит повторять Григорий Эйдинов, он никогда особо не зависел от закупочных комис­сий и не писал специально для про­дажи. Чем жил, спросите? Работал. Вы не ослышались - ходил на работу. Для того, чтобы оставаться свободным художником.

Работа на Казанском предприятии тор­говой рекламы стала для него как спосо­бом заработка, так и хорошей профессиональной школой. Помимо оформления разного рода «продающих текстов», нужно было придумывать эскизы для по­дарочных новогодних пакетов, обёрточ­ной бумаги и тому подобного. Бывало даже, что сооружал ледяные скульптуры, придумывал модели одежды, оформлял театральные и цирковые афиши, костюмы и декорации. Из тех времён память хранит незабываемые встречи с Эмилем Кио, Олегом Поповым, Юрием Никулиным. О них Григорий Эйдинов написал неболь­шие воспоминания, которые несколько лет назад были опубликованы на страни­цах журнала.

В 1990 году Григория Эйдинова при­гласили в группу столичных художников для разработки нового герба Российской Федерации. Пригласили единственного из провинции. Художники слушали лек­ции геральдистов и историков и около двух месяцев рисовали эскизы. Через какое‑то время после окончания работы и возвращения в Казань Григорию Эйди­нову пришло благодарственное письмо о том, что его двуглавый орёл наряду с пятью другими был отмечен Борисом Ельциным.

Сегодня Григорий Эйдинов является автором многочисленных логотипов и фирменных стилей, в том числе ка­занской «Вечёрки», он создал немало метафорических плакатов к крупным событиям культурной жизни, оформлял празднование юбилеев Габдуллы Тукая и Мусы Джалиля в Казани и Москве, по его дизайну изготавливаются две главные государственные награды Та­тарстана - ордена «Дуслык» и «За за­слуги перед Республикой Татарстан», мастерство прикладного графика ценят и зарубежные заказчики.

Что характерно, самое интересное из своей жизни Григорий Львович рас­сказывает не под запись - в неформаль­ной обстановке, и многие детали остают­ся «за кадром». На призывы писать ме­муары он обычно морщится и отвечает: «Надо во всём быть профессионалом», в чём, на мой взгляд, непростительно скромен.

Мир книги

Так мы, наконец, подошли к отноше­ниям героя повествования с литерату­рой и книгой. Отношениям настоящим и высоким. И здесь он - безусловный профессионал!

Наша книга детская, детская‑совет­ская! Смелая и честная, верный друг ребят… До сих пор помнятся строчки стихотворения, которым открывался яр­кий сборник «Звёздочка». Были ещё «Ис­корка» и «Флажок», которые полюбились целому поколению маленьких советских читателей. Оказалось, что с Григорием Львовичем заочно мы были знакомы ещё со времён моего детства. С возрастом это знакомство продолжилось на страни­цах книг Булгакова и набоковской «Лоли­ты», обложка которой вовсе не била в глаз эротической чувственностью.

Проработав в Татарском книжном из­дательстве более двадцати лет, Григорий Эйдинов оформил несколько сотен книг мировой классики, русских писателей, произведения национальной литерату­ры - сказки Тукая и Алиша, сборник сочинений татарских писателей для детей «Фируза» и многие другие.

Его иллюстрации поражают яркостью и самоценностью наравне с первоисточ­никами. Графику к «Мастеру и Маргарите» можно назвать отдельной главой романа. В иллюстрациях к Маркесу - видится сон и сонм причудливых образов, в об­ложке к «Собору Парижской Богомате­ри», на которой изображена готическая громада Нотр‑Дам‑де‑Пари - как будто портрет самого Гюго - «глыбы» мировой литературы.

Когда‑то Григорий Эйдинов сделал серию карандашных листов к «Печаль­ному детективу» Виктора Астафьева. Будут ли они изданы?.. А хотелось бы! Есть что‑то «норштейновское» в рисунках, в сюжет которых художник вплёл образы и персонажей реальной жизни - знако­мый подъезд с алкашами из дома на улице Восстания, где когда‑то жил, кабинет в издательстве с обшарпанным столом, трещинами потолка и «лампочкой Ильи­ча»; угол улиц Пушкина и Некрасова с не­сохранившимся старым домом… Остаётся только гадать, как происходит таинство перетекания текста в зрительный образ?

Проявлением «литературной линии» творчества Григория Эйдинова можно назвать его графические работы, посвя­щённые Пастернаку. Серия создавалась к празднованию 125‑летия со дня рожде­ния поэта и прозаика в Чистополе, в Мемо­риальном музее Бориса Пастернака. Лако­ничные образы этих листов, выполненных темперой с использованием белого, чёр­ного и коричневого цветов, передают ощу­щение «гения места» провинциального городка, где Пастернак жил в годы эваку­ации. Все картины связаны с конкретными местами, многие из которых становились неизбежными «героями» произведений писателя. На одной из них - его кабинет, с керосиновой лампой, томиком Шекспи­ра, стаканом чая, геранью на подоконнике. А за окном, в пяти минутах ходьбы - аж дух захватывает от одной мысли! - дом врача Авдеева, прототипа Живаго… На иллюстрации к «Предчувствию» поэт стоит, прислонившись к старому дереву с подрубленной вершиной. А на заднем плане - угол дома, где жила муза другого поэта, звали её Зайтуна… Как не вспомнить здесь строки о судьбы скрещеньях?

Иллюстрации Эйдинова можно смо­треть и долго читать, и невольно при­ходишь к размышлениям о сегодняшней неосторожности в отношении идеи бу­мажной книги, которая становится, якобы, не нужна. Но ведь если утонет «бумажный кораблик» - за бортом окажется и целая традиция; захлопнется дверь, ведущая в миры писателей.

Возвращение блудного сына

В реальной жизни художник Григорий Эйдинов любит путешествовать и является автором огромного количества этюдов и картин, привозимых с пленэров и про­сто поездок. Как правило, после каждой из них, будь то Турция, Сербия, Крым, ста­ринные Яранск, Касимов или Гороховец - рождается новая выставка. Каждое новое место становится возлюбленным уголком.

Рассматривая живопись Эйдинова, удивляешься - насколько же она солнеч­ная! Солнцем разогреты античные крепост­ные стены турецкой Каппадокии и белые домики балканских улочек; на горной гряде Ай‑Петри полыхают рыжие отсветы крымского заката… Солнце присутствует даже в волшебных ночных пейзажах Ела­буги и Свияжска - отражённое диском луны и сообщающее земле, деревьям, си­луэтам храмов неземное свечение гефси­манского сада. И слышится пение цикад… И небесный нимб, как церковный свод, вторит космической музыкой…

«Радость смешивать краски» - так художник выражает своё отношение к жи­вописной ипостаси. И эта радость рождает на полотнах игру бесконечных оттенков, бликов и теней. Кажется, подойди к любой из картины спустя час - и тени на ней сдвинутся вслед за ходом солнца. Так всё живо и зыбко.

«Возвращение блудного сына» - одна из последних живописных работ Григория Эйдинова. Известный библейский герой изображён на ней вернувшимся к почер­невшим старым воротам и покосившемуся дому. На нём измятая табличка с названием улицы «Комму…» - а дальше не читается. Из почтового ящика на заборе вывалива­ются нераспечатанные письма, послания в никогда. Солнце куда‑то спряталось - тревожное ощущение затмения, герой картины на тёмной стороне… «Как‑то пой­мал себя на том, что большая часть работ не связана с Казанью… Много ездил, много видел, много запечатлел… И вдруг однажды оказался у дома, где очень давно снимал жильё. Резануло… Больше всего поразил почтовый ящик…» - объясняет художник смысл картины. Картины‑по­каяния - смелого, ответственного, бес­пощадного и требовательного акта в от­ношении себя.

Насколько он справедлив, решать только ему самому. Но здесь невозможно не напомнить о большом количестве «ка­занских» работ Эйдинова - живописи, графики, акварелей; есть у художника целый «Казанский альбом» и серия «Тайны Казани». Уже восемнадцать лет, как он за­нимается оформлением журнала «Казань», который давно стал одним из ярких явле­ний города. Да и многие гражданские по­ступки художника связаны с отстаиванием интересов местного профессионального сообщества. Безусловно, патриотичны - без всякого пафоса - его графические листы, посвящённые нефтяникам республики, которые художник создал после сво­их поездок в Альметьевск, Бавлы и другие нефтяные районы республики.

В плену Свободы.

Вместо эпилога

«Надо возделывать свой сад»,- гово­рил устами своего героя известный просветитель. Эта метафора вполне применима к образу мысли и жизни Григория Эйдинова. Его существование - бесконечный труд и постоянное движение, совсем как в песне про мельника композитора Франца Шубер­та. Если Григорий Львович не оформляет журнал, значит, он у себя в мастерской на «Шоссейке». Если его там нет - то, видимо, он на занятиях со студентами. Если же его нет и в родном институте - почти наверняка на дворе лето, а это означает, что искать его надо на загородной «фазен­де» - заодно попробуете редкий южный сорт ежевики и первые поспевающие (эх, не задались нынче, мелковаты!..) арбузы. Самодельное вино из двух сортов виногра­да - муската и изабеллы - об этом и на­поминать не надо. Но если нет его и там, то, считайте, всё… Уехал! И не один - с этюд­ником и толпой студентов, на пленэры. Или с женой Галей - открывать очередные палестины, где все нормальные люди от­дыхают, а он будет ходить с альбомчиком и карандашами и рисовать.

К суете и круговерти жизни он относит­ся философски и с юмором. Есть у худож­ника картина «Порыв ветра», которую сам он называет аллегорией Свободы. В синей выси колышутся, подхваченные ветром, сохнущие рыбы - эйфория и иллюзия па­рения обречённых на съеденье… Ведь это, если вдуматься, про нас с вами - летящих по жизни, глотающих наживки ложных це­лей, и наивно полагающих, что выбираем их сами. Впрочем, известно, что некоторая диалектика в нашей жизни всё же неиз­бежна. Так было и так будет. И художник относится к этой неизбежности с мудрой иронией. По этому поводу сочинил даже четверостишье:

Нас блаженства омывают воды,

и счастье, кажется, невдалеке…

Уже хрустальные сверкают своды

Свободы! - на коротком поводке…

Свободному художнику, ему не удалось избежать - и слава Богу! - счастливых пут житейских обязательств: вырастить дерево (или целый сад), построить дом (дачу или баню), воспитать сына (целых двух, плюс дочь), дожидаться очередного внука… Да! - на выходных не забыть сво­зить жену Галину в столицу - посмотреть выставку искусства бидермайера! Вот так. А вы как думали?..

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев