Поймать свингующую птицу

Юрий Щербаков

Мультиинструменталист, композитор-аранжировщик, педагог. Родился в Ижевске, окончил Казанскую государственную консерваторию. Работал в ведущих джазовых коллективах Казани. В настоящее время работает в Филармоническом джаз-оркестре Республики Татарстан.

Как солист оркестра выступал вместе с Игорем Бутманом, Давидом Голощёкиным, Валерием Пономарёвым, с американскими звёздами - Деннисом Роулэндом, Мэнди Гейнс, Ники Харис, Деборой Дэвис и многими другими. Преподаёт джазовый саксофон на эстрадном отделении Казанского государственного института культуры. Вместе с Владимиром Штейманом является лидером и идейным вдохновителем джазового квартета «Доктор Вакс-Бэнд». Основатель и музыкальный руководитель концертного квинтета саксофонистов «Birdcatchers».

***********

Мы побеседовали с музыкантом после одного из таких вечеров, где он выступал с квинтетом саксофонистов «Birdcatchers» - молодым джазовым проектом, ставшим уже вторым по счёту после «Доктор Вакс-Бэнда», также рождённым под сенью Дома-музея Аксёнова.

- Юра, давай начнём с простого: почему «Birdcatchers» - «Птицеловы»?

- Мы долго думали, как нам называться, перебирали разные варианты. В конце концов решили подойти к вопросу концептуально. Был такой легендарный музыкант Чарли Паркер, известный под «джазовым ником» Bird - «Птица». Паркера можно назвать своеобразной точкой отсчёта, с которой начался современный джаз. Нет ни одного джазмена, который прошёл бы мимо его творчества. Его манеру изучали и копировали, пытались развивать идеи. Кульминацией этого процесса стало появление редкого в своём роде концертирующего квинтета «Суперсакс». Эти ребята стали раскладывать сногсшибательные соло «Птицы» на пять голосов, виртуозно играя их в «пулемётных» темпах. Мне, как исполнителю, всегда было крайне интересно взять их высоту. И вот однажды подобралась компания саксофонистов, которые также увлеклись этой идеей. Начали мы с того, что раздобыли аранжировки «Суперсаксов» и занялись «вылавливанием» их штрихов и нюансов. Отсюда и наше название - своеобразная метафора того, что мы делаем. Мы - «Птицеловы».

Алексей Макаров, Вадим Чухрий, Андрей Аношин в Доме-музее Василия Аксёнова.

- Ты сказал, что квинтет саксофонистов - это довольно редкое явление. В чём особенность такого состава?

- В практике джазового исполнителя существуют два важных аспекта - сольная игра и оркестровая. Квинтет саксофонистов входит в состав оркестра. Время от времени на него возлагается роль исполнения мелодии, разложенной на несколько голосов. Это - одно из важных выразительных средств в звучании биг‑бэнда, называется «хорус саксофонов». Исполнение хорусов - наша специализация, можно сказать «фишка». Специально написанные аранжировки позволяют пяти инструментам звучать как большой оркестр. Сегодня мы играем не только репертуар «Суперсаксов», но и хорусы Каунта Бэйси, Тэда Джонса, Гордона Гудвина, свои оригинальные аранжировки.

- Кто входит в ваш состав?

- Я преподаю в Казанском государственном институте культуры, веду там класс эстрадно-джазового саксофона. Наш ансамбль - это мои выпускники разных лет Вадим Чухрий и Алексей Макаров, студент второго курса Роман Криваксин и выпускник Казанской консерватории Андрей Аношин. Они серьёзные ребята, занимаются джазом, любят это дело.

- Музыкальный коллектив - команда, в которой каждый играет свою партию. Непросто, наверно, слаженности добиться?

- Да, это и есть одна из главных задач. Все ребята разные. Вадим Чухрий, альт-саксофонист, внешне сдержанный, скрупулёзный во всём, самый продвинутый из молодых. Он много импровизирует, осваивает кларнет, увлекается би-бопом, Чарли Паркером, Луи Дональдсоном, фанк‑музыкой. Лёша Макаров, тенор‑саксофон,- поклонник творчества Сони Роллинза, Джона Колтрейна. Баритон-саксофонист Роман Криваксин играет на самом большом саксе. С ним всё время что-нибудь приключается. Однажды перед нашей записью его машину вместе с инструментом забрал эвакуатор… Тридцать три несчастья, одним словом (смеётся). Но - не без таланта! Выпускник консерватории Андрей Аношин - сегодня дирижёр-руководитель студенческого оркестра Казанского федерального университета. Очень музыкальный, самый эмоциональный, прекрасный академический исполнитель‑саксофонист. Джазовой музыкой серьёзно заниматься начал именно с приходом в ансамбль. Андрей по-хорошему въедливый, слушает много музыки, с джазовыми пристрастиями пока не определился.

Так получилось, что все саксофоны, кроме баритона, у нас фирмы «Ямаха». Для духового ансамбля инструменты одной фирмы - это очень удачное стечение обстоятельств. Только баритон-сакс у нас из ГДР, производства начала шестидесятых годов. В наше время его уже вряд ли можно назвать профессиональным, но «старичок» очень тембристый и «старается». Это инструмент с историей. Мой талисман, можно сказать. Мама решила сделать мне подарок на поступление в училище - дала денег на покупку флейты (первое образование я получил как флейтист). Но мне случайно подвернулся баритон в отличном состоянии. Я привёз его из Крыма и показал маме со словами: «Это то же самое, что и флейта, только побольше». Свою первую в качестве духовика работу в ижевском биг-бэнде я получил благодаря этому инструменту.

- «Птицеловы» в какой-то мере стали продолжением твоей преподавательской работы. Чему, ты считаешь, сегодня нужно учить студентов-джазменов?

- Моя задача, как педагога, научить их думать. И дать им в руки ремесло. Так, чтобы человек мог в итоге обучения подготовить и исполнить концертную программу в разных стилях. Раньше у нас допускалось, что студент может играть на экзамене под фонограмму-минусовку. В моём же классе последние лет шесть джазовая программа сдаётся только с живым аккомпанирующим составом. Для этого студент должен выучить своё соло, пригласить ударника, контрабасиста, пианиста, написать для них ноты. Это у нас называется «малая форма». А крупную форму мы играем академическую - то есть, написанные или обработанные для саксофона произведения музыкальной классики.

Квинтет саксофонов «Birdcatchers»: Алексей Макаров, Юрий Щербаков,

Вадим Чухрий, Андрей Аношин, Роман Криваксин.

- Знаю, что не так давно ты и сам снова присел на студенческую скамью - стажировался в Кёльне. Как это случилось?

- Это была стажировка по программе обмена с немецкими вузами - DAAD. Я узнал о возможности поездки довольно поздно. На сбор и оформление документов оставалось две недели. Каким-то невероятным образом за три дня получилось найти профессора, который заинтересовался моим резюме и согласился сотрудничать. Им стал Клаудиус Вальк из Высшей школы музыки и танца в Кёльне, мультиинструменталист, один из ведущих джазовых музыкантов Западной Европы. В своё время он окончил университет в Бёркли, где учился у звезды американского джаза Дейва Либмана, а в 1996 году получил титул лучшего саксофониста Германии.

- Чем отличается джазовое образование Германии?

- Кёльнская джазовая кафедра - одна из сильнейших в Западной Европе. Под конец стажировки я попросил ­аудиенцию у декана, профессора Дитера Мандершайда. Мы беседовали больше часа, что само по себе удивительно - у него очень плотный рабочий график, и он редко кому выделяет для общения более пятнадцати минут. Мне очень понравилось, как Дитер сформулировал концепцию джазового образования. Разница между академическим музыкантом и джазовым в том, что задача академического музыканта упорно заниматься, а потом, образно говоря, «вскочить в проходящий поезд» - устроиться в оркестр, где есть свой менеджмент, решающий все организационные задачи. А джазовый мир уже ближе к шоу-бизнесу, в котором успех музыканта определяется, в том числе, навыками самостоятельного менеджмента и кругом общения. Поэтому задача учебного заведения максимально расширить этот круг связей через организацию мастер-классов с известнейшими музыкантами Европы и мира.

- Получается, что вуз выполняет функцию биржи, ярмарки исполнителей?

- Скорее функцию продюсерского центра. Студентов обучают не только своей профессии, но также дают им навыки продюсирования своих проектов. Всё очень логично. Что должен делать студент, чтобы на выходе получить квалификацию «концертный исполнитель»? Правильно - исполнять концерты. У кафедры есть договорённость с двумя джазовыми точками в городе, где дважды в неделю студенты устраивают выступ­ления. Одна из них - ночной клуб. Ты должен сделать минимум часовую программу, куда входят твои авторские произведения, авторские аранжировки. Ты также должен договориться с составом, напечатать афиши, развесить их, продать билеты. К девяти вечера вся профессура во главе с заведующим кафедрой подтягивается в этот клуб с жёнами, друзьями и слушает исполнителей. Выглядит это всё, как обычный вечер в джаз-клубе, но фактически это часть экзамена, и в оценку концерта входит всё - и программа, и степень её подготовленности с точки зрения исполнительского мастерства, аранжировки, ансамблевой сыгранности, и организация мероприятия тоже обязательно оценивается. После концерта обычно начинается джем-сейшн.

Вторая площадка, где проходят такие концерты-экзамены - концертный зал, по формату напоминающий зал нашего Дома-музея Аксёнова. Называется незатейливо - «Лофт». Можно также арендовать камерный зал в Высшей школе. Таким образом, за семестр студент должен подготовить два-три концерта.

- Ты обучался таким же образом?

- По моей программе не было таких строгих обязательств, она длилась всего месяц. Я посещал мастер-классы и играл на джемах, за которые получил хорошие отзывы от преподавателей кафедры. Играл практически каждый день. Кроме учебных площадок - и в других джазовых заведениях Кёльна. Одно из них - старейший джазовый клуб Германии, открывшийся ещё в конце войны, называется «Папа Джо Джаз Локаль», там играют традиционный джаз - от диксиленда до программ, посвящённых Каунту Бейси, Гленну Миллеру; ещё один клуб - «Барринтон», в нём играют фанк, музыку позднего Майлза Дэвиса, иногда даже рэп-баттлы там случаются.

- Не приходилось в них поучаствовать?

- В рэп-баттлах - нет. Но, будешь смеяться, в консерватории есть класс рэпа. Там все стили преподаются, и можно специализироваться в том числе и на этом.

- Как ты сам относишься к смешению разных стилей?

- Хорошо отношусь. Такой приём позволяет освежить звучание привычных стандартов и приводит к интересным результатам. А смешивать можно не только стили, но и жанры. В 2014 году, например, мы с казанским пианистом Евгением Михайловым и камерным оркестром «Ла Примавера» сыграли музыку Чайковского в джазовой обработке.

- Евгений Михайлов играет джаз?

- Представь себе, да! Мы с Женей - друзья юношества, окончили одну музыкальную школу в Ижевске. Наши отцы - ведущие хормейстеры Удмуртии. Но хор Щербакова в то время был сугубо академическим коллективом, а хор Михайлова исполнял разную музыку, в том числе и джазовую классику. А кто, ты думаешь, писал для них джазовые аранжировки? Евгений Михайлов! Кроме того, в Ижевске Женя играл с Аликом Гискиным, который теперь живёт в Москве, занимается продюсированием, снимает фильмы, пишет музыку. Гискин - прекрасный джазовый саксофонист, у него я учился в музыкальной школе.

- А как возникла идея «Чайковского в джазе»?

- Мы с Женей как-то пытались сделать подобный проект, даже сыграли концерт, но сами, честно говоря, остались недовольны результатом. Идея на долгое время повисла в воздухе. И вдруг мне предложили поучаствовать в очередном фестивале Рустема Абязова, который был посвящён джазу в классике и классике в джазе. Ко­гда мы думали над программой, то я предложил: а почему не попробовать сделать «Чайковского в джазе» вместе с Евгением Михайловым? Маэстро тоже тогда удивился: что - Михайлов джаз играет?..

Я позвонил Жене и предложил вернуться к Чайковскому, и он согласился. Его новая идея заключалась в том - и я считаю это гениальным! - чтобы сделать программу в форме «Кончерто-гроссо» - многочастного сочинения эпохи барокко. В результате получилось шестичастное сочинение на самые известные темы Петра Ильича - из «Времён года», «Лебединого озера», «Вариаций в стиле рококо». Евгений выступил как композитор, я - как композитор-аранжировщик. Концерт отыграли замечательно. Потом была забавная история. Мы настолько долго и проникновенно готовили этот проект, что музыка, видимо, уже въелась в наше подсознание. Спустя какое-то время после фестиваля мы с женой услышали её из радиоприёмника в машине и поначалу даже не отреагировали, а когда до нас дошло, что это - то чуть в аварию не попали от удивления: откуда? Оказывается, радио «Орфей» сделало запись этого фестивального концерта и передавало его в эфире.

- Ты много играешь на разных площадках. Как ты считаешь - каков «джазовый интеллект» казанской пуб­лики? Готова ли она к экспериментам?

- Готова. Но мне кажется, что всё здесь решается не на уровне идей, а на уровне эмоций: нравится - не нравится. Старшему поколению нравится то, что было в своё время в продаже отделов грампластинок фирмы «Мелодия», или в записях с эфира «вражьих голосов» - на «костях», катушках, кассетах. Ведь только у очень немногих были оригинальные пластинки - позволить их себе могли только самые «оголтелые» любители джаза и, как поговаривают, «отдельные представители партийно-комсомольской верхушки».

В этой связи расскажу о забавном эпизоде своей кёльнской жизни. В поисках джем-сейшнов и возможности поиграть я стал высматривать на джазовой карте города места, где ещё не был. И вот нахожу: клуб «Метроном». Прихожу туда, вижу: небольшое помещение, барная стойка, ни намёка на сцену. За стойкой хозяин. Я спрашиваю, где же джаз‑клуб? Он отвечает: here! - здесь, мол. А где, спрашиваю, музыканты (а я пришёл с инструментом)? И слышу в ответ: никаких музыкантов! Я удивился, конечно: а как же джаз‑клуб-то? И тут он кивком указывает на стоящий у него за спиной стеллаж с пластинками - огромную коллекцию джаза, и тычет пальцем в мой футляр: саксофонист? Колтрейна любишь? А как же, говорю. Тогда он достаёт фирменный диск, ставит на проигрыватель и подкатывает кружку «Гиннеса» со словами: пока с тебя в два раза дешевле… И снова добавляет: не надо никаких музыкантов, они играть не умеют, вот - джаз! Когда мы с ним разговорились, выяснилось, что он бывал на всех известных джазовых концертах, объездил полмира. Вот это называется «профессиональный любитель джаза».

Возвращаясь к Казани… Молодёжи, на мой взгляд, нравится традиционный, классический джаз и современные темы в джазовой обработке. Но, в отличие от старшего поколения, они более подвижны, более «наслушаны». Хотя и те, и другие, по моим наблюдениям, эмоциональнее реагируют на узнаваемые темы.

- В ноябре прошлого года ты побывал на форуме Jazz Across Border, который проходил в рамках Культурного форума в Санкт-Петербурге. Что на нём обсуждалось? Каковы впечатления?

- Сегодня в России сложилась ситуация острого дефицита духовиков. Я был на заседании Всероссийского духового общества, где поднимался этот вопрос. Корень проблемы в том, что за последние десятилетия у нас в стране была почти полностью разрушена система духового образования, утрачено производство духовых инструментов. Единственное предприятие, где их делали - Ленинградскую фабрику, в конце восьмидесятых перевели в одну из союзных респуб­лик, там мы его и потеряли. Кстати, сам я в детстве долгое время играл именно на ленинградской флейте. Это был очень приличный инструмент. Кроме того, раньше в нашей стране существовала целая сеть любительских духовых оркестров - при школах, заводах, клубах и Дворцах культуры. По окончании музыкального училища духовику присваивались квалификации «руководитель творческого коллектива», «руководитель самодеятельного духового оркестра». Многие выдающиеся музыканты-духовики именно в них и начинали. А сегодня такой предмет, как чтение оркестровых партитур, из учебных программ духовиков исключён - ОПТИМИЗАЦИЯ!

- Какие-то решения приняли во время того заседания?

- Решили создать бесплатную электронную библиотеку для духовых оркестров, скорее даже целую медиатеку, в которой к нотам будут приложены образцы исполнения произведений. Пообещали, что на уровне правительства будет прорабатываться вопрос о возобновлении производства отечественных духовых инструментов. Шла речь о необходимости возобновления в программах учебных заведений часов дирижирования и чтения партитур.

- Какие ещё впечатления оставило участие в форуме? Была, наверно, и насыщенная творческая часть?

- Безусловно. На время форума Санкт‑Петербург стал джазовой столицей России - вечерами джем-сейшны шли одновременно в трёх клубах. В Академической капелле в программе шоу-кейсов были представлены лучшие коллективы России и зарубежья. В Филармонии джазовой музыки меня очень впечатлил концерт оркестра «Саксофоны Санкт-Петербурга». Его вёл выдающийся Геннадий Гольштейн - учитель Игоря Бутмана. В Штатах его называли «советским Чарли Паркером». Слушать то, что он рассказывал, было чрезвычайно интересно. Правда, временами в его речи проскальзывало что-то типа «теперь у нас, наконец, свободная страна… а ведь в наше время... в советской тюрьме народов…» и тому подобное. В такие моменты сидящий за виброфоном Давид Голощёкин начинал постукивать палочками, пытаясь вернуть его в музыкальное русло. На что Гольштейн оборачивался: «Давид, не ругайся». Это было наглядной иллюстрацией того, что джазмены советской эпохи отличаются не только от нынешних, но и друг от друга. Для кого-то из них играть джаз - это творческий процесс или шоу‑бизнес, а для кого-то, по-прежнему,- это выражение особой гражданской позиции. Но для современной молодёжи джаз - это только джаз. Это весело, это «отрывно».

- Может быть, это более правильное отношение к джазу?

- Может быть. В истории музыки «революционными» качествами в своё время наделяли и вальс, и джаз, и рок. Можно вспомнить борьбу с расизмом, бушевавшую в Америке в конце пятидесятых, Чарлза Мингуса, Рэя Чарлза, того же Дюка Эллингтона, который был первым, кто в чернокожий оркестр пригласил белого музыканта Хуана Тизола. А Бенни Гудмэн, в свою очередь, первым позвал в «белый» оркестр чернокожего исполнителя Лайонелла Хэмптона, игравшего на вибрафоне. В то время для Гудмэна это был поступок, требовавший мужества и терпения - чернокожим был запрещён даже вход в престижные отели, где работали оркестры. Зато как обогатилось звучание благодаря вибрафону - всё делалось ради музыки… Понимаешь, в нотном стане - пять линеек, и все они заняты нотами. Отдельной «революционной» линейки и штрихов «с гражданской позицией» - нет.

- Разговаривая с тобой впервые несколько лет назад, мы так и не пришли к тому, что же для тебя джаз? Сегодня ты можешь ответить на этот вопрос?

- Джаз, прежде всего,- это живое исполнение, живой контакт между музыкантами. Джаз - это когда музыка рождается на глазах у публики. Это всегда искренне и душевно. И, в конце концов, неважно, в каком стиле ты играешь. Есть люди, которым хочется чего-то живого и настоящего. Они‑то и приходят к нам на концерты.

- Традиционный вопрос «на посошок»: что в ближайших планах «Птицеловов»?

- В апреле отмечаем день рождения. Мы хоть и собрались в феврале, но дату рождения назначили на 1 апреля - это не только «День дурака», но ещё и международный день птиц. Тем более, что первый концерт‑презентация коллектива состоялся в апреле 2016-го в Чебоксарах на XI Международном фестивале саксофона. Летом планируем участвовать в фестивале в Альметьевске, продолжим наши выступ­ления на площадке Дома-музея Аксёнова. Сейчас готовим новую программу для концерта в Йошкар-Оле. Очень надеемся на дальнейшее плодотворное сотрудничество с нашим городом и республикой. Для этого - всё у нас есть.

- Разреши пожелать удачи! Спасибо за интересный, как всегда, разговор!