Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

ЧЕЛОВЕК В ИСКУССТВЕ

Предощущение любви

Журнал "Казань", № 8, 2013 Вера Николаевна Фрейман - личность легендарная среди казанских музыкантов. В нынешнем году исполняется 125 лет со дня её рождения. Множество её учеников в детской музыкальной школе № 1 и Казанском музыкальном училище стали профессионалами. Воспоминания Этти Ароновны Семененко1, замечательного врача-кардиолога, бывшей с Верой Николаевной до...

Журнал "Казань", № 8, 2013

Вера Николаевна Фрейман - личность легендарная среди казанских музыкантов. В нынешнем году исполняется 125 лет со дня её рождения. Множество её учеников в детской музыкальной школе № 1 и Казанском музыкальном училище стали профессионалами. Воспоминания Этти Ароновны Семененко1, замечательного врача-кардиолога, бывшей с Верой Николаевной до последнего часа её жизни - дань памяти этому чудесному человеку.

Однажды декабрьским вечером я, уставшая, шла на свой последний за день визит к больному. Дни были короткие, и рано наступали сумерки. Бодрил лёгкий мороз, в воздухе кружились редкие снежинки. Не могу объяснить почему, а может, это мне кажется сейчас, но всю дорогу не оставляло предчувствие чего-то очень хорошего.
Как сейчас помню адрес: Достоевского, 45, квартира 2. В глубине двора темнел деревянный двухэтажный дом с красивым резным крыльцом и такими же резными наличниками. В крайнем окне слева светилось окно, наверное, ждали меня.

Подошла к крыльцу, оно оказалось заколоченным. По крутой «чёрной» лестнице поднялась на второй этаж.

- Войдите, не заперто,- отозвался на стук приветливый голос.

Вход был прямо на кухню, за ней следовала довольно большая комната.

Поражённая её необычным убранством, я замешкалась на пороге. Слева увидела большой рояль «Беккер», все стены были густо увешаны фотографиями родных хозяйки и, как потом выяснилось, артистов Мариинского театра. У стены между окнами стояла старинная резная этажерка, заполненная пластинками.

Справа блестела белая изразцовая печь, чуть дальше, в примыкавшей к комнате спаленке, горел свет. На кровати лежала крупная, величественная пожилая женщина с добрым благородным лицом, яркими удивительно молодыми глазами. Я обратила внимание на кисти рук: они были очень красивые, совершенной формы с длинными пальцами пианистки. По карточке я знала, что мою пациентку зовут Вера Николаевна Фрейман.

Рядом с кроватью сидела маленькая седая женщина. Потом выяснилось: это была друг и коллега по работе Раиса Сергеевна Герман, преподавательница по классу скрипки, первая учительница известной скрипачки Ирины Бочковой, лауреата конкурса имени Чайковского, теперь профессора Московской консерватории.

- Доктор, а мы вас заждались.

Я извинилась:

- Было много визитов, к вам - последний…

Обнаружила у Веры Николаевны бронхо­пневмонию. Требовалось лечь в больницу.

Вера Николаевна взмолилась:

- Милый доктор, пожалуйста, разрешите остаться дома, буду делать всё, что скажете…

Она сложила свои прекрасные руки в красноречивом жесте и всё повторяла: «Пожалуйста, пожалуйста», в голосе звучали такие трогательные интонации, что я сдалась.

Села выписать лекарства.

А женщины продолжили прерванный моим приходом разговор о зачёте в музыкальной школе:

- Ванюша вместо фа взял фа диез, а у Лизы не получилось legato...

Они обсуждали все детали с такой живостью и заинтересованностью, что я заслушалась. Прервав свою писанину, встала, прижалась к тёплой печке и неожиданно для себя еле слышно прошептала:

- Как мне у вас хорошо...

Вера Николаевна пристально взглянула прямо мне в глаза, и окатила тёплая волна доброты, возникло ощущение близости, родства. Это было нечто большее, чем просто симпатия, это было предчувствие чего-то очень важного.

Так началась наша дружба.

Я летела после визита домой на крыльях счастья. И стала приходить к Вере Николаевне ежедневно, пока она болела. Мы узнавали друг о друге всё больше и больше, всё теснее сближались.

Моей пациентке в ту пору было семьдесят четыре года. Она родилась в Петербурге, была дочерью генерала. Отец был графом, отсюда приставка «фон», которая по понятным причинам была упразднена.

Фрейманы происходили из старинного рода балтийских немцев Лифляндской губернии. Предки отца Веры Николая Рудольфовича верой и правдой служили русскому царю, оставили заметный след в истории. Отец Николая Рудольф Оттович был одним из строителей Кронштадтской крепости2.

Вера окончила Смольный институт благородных девиц. Манеры смолянки сохранились у Фрейман навсегда, естественно вписываясь в её облик, и это придавало ей особое обаяние и неповторимость.

Вера Николаевна - выпускница Петербургской консерватории по классу фортепьяно. Композиции она училась у Глазунова, его большая фотография с дарственной надписью «любимой ученице» висела над роялем, рядом была фотография очень красивой женщины Марьям Борисовны Черкасской, обладательницы, как говаривала Вера Николаевна, божественного меццо-сопрано. Запомнилась фотография Шаляпина с чеканным профилем, Фуше и многих других артистов. После консерватории Фрейман работала в Мариинском театре концертмейстером, кроме того, подрабатывала уроками. Она аккомпанировала многим, но чаще всего Черкасской, а со временем стала аккомпанировать только ей. Женщины подружились. Вера Николаевна занималась с сыном Марьям Борисовны Алёшей.

Во время революции Марьям Борисовна с семьёй эмигрировала в Ригу, с большим успехом выступала там в оперном театре. Десятилетия спустя по поручению Веры Николаевны во время одного из отпусков мы с Сашей3 нашли могилу Черкасской на Покровском кладбище в Риге. Памятник был частично разрушен, но на плите лежали свежие гвоздики. Значит, ещё жива была память о ней. А Алёша в восемнадцать лет эмигрировал в Америку.

В 1924 году Веру Николаевну выслали в Казань как дворянку. О судьбе её родителей я не знаю, никогда не спрашивала об этом. Как-то она мне рассказала, что никогда не была замужем. Её жених погиб во время Первой мировой войны.

В Казани Вера Николаевна поселилась в номере дома Хворовых. Там она подружилась с дочерью хозяина Анной Сергеевной, тоже страстной меломанкой. Однако дом купеческой семьи национализировали. К этому времени Вере Николаевне дали квартирку, и Анна Сергеевна, лишившаяся крова, переехала к ней, они зажили вместе.
Возвращаясь домой в один из ненастных декабрьских дней, Вера Николаевна и Анна Сергеевна встретили плачущую беременную женщину. Татьяна Павловна убежала из дома из-за издевательств мужа. Женщины приютили её. В январе 1929 года родился мальчик, которого назвали Игорем. Он вырос в окружении трёх обожавших его женщин. Вера Николаевна считала ребёнка своим приёмным сыном, рано начала заниматься с ним музыкой, и он оказался очень способным учеником, хотя, как многие мальчики, не отличался прилежностью. Вера Николаевна часто сокрушалась по этому поводу. Тем не менее, Игорь с блеском играл на зачётах и экзаменах в консерватории, куда пошёл учиться, а по окончании учёбы поступил в аспирантуру к выдающемуся пианисту и педагогу Генриху Густавовичу Нейгаузу и уехал в Москву. Впоследствии Игорь Евгеньевич Гусельников стал солистом Москонцерта, некоторое время был концертмейстером Ирины Архиповой.

Вера Николаевна была полна желания обучать детей музыке. Сразу же после приезда в Казань она предложила в Министерстве культуры свои услуги. Но в то лихое время с музыкальным обучением не было никакой определённости, поэтому несколько лет Вера Николаевна перебивалась случайными уроками, потом преподавала в частной музыкальной школе Рудольфа Августовича Гуммерта.

Ещё до приезда Веры Николаевны, в 1922 году, музыкальная двухступенчатая школа была преобразована в Восточный музыкальный техникум. Это было время всяческих, иногда ненужных и глупых, изменений и преобразований. Чуть позже додумались и вовсе упразднить начальное музыкальное образование. Директор музыкального техникума Александр Александрович Литвинов и его заместитель Рувим Львович Поляков были уволены именно за то, что боролись за начальное музыкальное образование. А ведь Рувим Львович был замечательным организатором и педагогом. Этот худенький небольшого роста человек обладал немалым мужеством и неукротимой энергией, он был интеллигент в полном смысле этого слова. Таким же был и Литвинов.

Наконец в 1932 году Рувиму Львовичу удалось добиться создания заново трёх музыкальных школ и музыкального училища. Вера Николаевна стала работать и в первой музыкальной школе, где она многие годы была завучем, и в музучилище тоже. Вера Николаевна обожала Полякова, они в полном согласии трудились вместе много лет. Мы, приехав в Казань, ещё застали Рувима Львовича. Помню, как он, здороваясь, снимал шляпу перед каждым карапузом, не говоря об исключительной вежливости в общении с любым человеком.

К началу нашего знакомства Фрейман продолжала ещё работать. Класс был небольшой, всего шесть учеников. Занимались в основном дома, а в исключительных случаях, когда в школе происходили важные события, Вера Николаевна приезжала на такси. Её знали почти все таксисты Казани.

Веру Николаевну всегда любили по­чти все окружающие, каждому хотелось опекать её. В добросердечии этой женщины, умении радоваться, смешливости, готовности помочь было что-то детское, ребёнок в ней жил на протяжении всей жизни. Она была аристократкой не только по происхождению, а всей своей сутью, во всех проявлениях повседневности, во всех поступках. За шесть лет нашей дружбы я ни разу не слышала повышенного голоса, бранного слова, жалоб, нытья. Она очень любила музыку и учила этому своих учеников.

Она была замечательным учителем, мастерски ставила руки. С учениками была строга, всегда по игре видела, как кто занимается. Больше всего ребята опасались наступавшей после игры паузы, за которой следовало: «Ну, почему так плохо?». В Рождество она ставила ёлку, под которой лежали подарки для всех учеников. Все они побаивались её и одновременно обожали. Это я знаю из рассказов дочки.

Как-то во время приезда к тёте Верочке (так мы все часто называли Фрейман) жена Игоря Наташа стала заниматься на рояле и время от времени останавливалась.

Вера Николаевна, проходя мимо, взглянула на руки Наташи и робко спросила:

- Что у тебя с левой рукой?

Наташа пожаловалась, что при интенсивной игре у неё зажимается левая рука, и возникают боли. Вера Николаевна стеснительно сказала:

- Я понимаю, ты занимаешься у таких великих педагогов, и, может быть, с моей стороны нескромно предложить тебе позаниматься со мной. Но мне кажется, я поняла, в чём проблема…

- Пожалуйста, тётя Верочка, прошу, помогите мне! - обрадовалась Наташа.

Вера Николаевна позанималась с Наташей и полностью устранила дефект, который проглядели ещё в школе. Так иногда бывает: на высоком уровне при решении больших и важных вопросов интерпретации не замечаются мелочи. (Наташа - дочь Владимира Павловича Бурмейстера, известного балетмейстера театра имени Станиславского и Немировича-Данченко; Бурмейстеры были в каком-то родстве с Петром Ильичом Чайковским.)

Вера Николаевна была вне быта, совершенно им не интересовалась. Дом умело вела приходящая Мотя, неизменно строгая. Тем не менее, Вера Николаевна после получения каждой очередной пенсии устраивала для нас праздничный обед. Мотя, бурча себе под нос, скрепя сердце покупала на базаре свежайшую телятинку и творила чудеса кулинарии.

После обеда мы слушали музыку. Боже мой, какие это были блаженные часы, как отступала реальность со своей суетой, какое это было счастье узнавания! Как преображалось лицо Веры Николаевны, как отрешённо и сосредоточенно она слушала, как радовалась хорошему исполнению, заражая нас этой радостью!

Как-то Игорь прислал пластинку - запись единственного концерта Артура Рубинштейна в Москве, вальсы и ноктюрны Шопена. Это было так немыслимо прекрасно, что невозможно подобрать определение, которое хоть отдалённо могло бы соответствовать такому чуду, у меня нет таких слов, которые передали бы состояние, когда не знаешь: то ли плакать, то ли смеяться от восторга. Играл пожилой человек, которому было далеко за семьдесят, исполнял музыку с юношеской страстью, вдохновенно, ярко. Нам потом рассказывала Наташа, что творилось в зале, как неистовствовали люди от восторга.

Вера Николаевна щедро одаряла меня своей дружбой, любовью, вниманием, заботой. Иначе как «солнышко», «Этинька», она меня не называла. Как-то по‑особенному она умела дарить радость. Когда я познакомила её с Сашей, он тут же был покорён. Мы стали называть Веру Николаевну «нашей казанской мамой». Закрываю глаза и вижу её доброе, благородное любимое лицо. Её фотография стоит за стеклом в нашей гостиной с надписью:

«Моим дорогим и милым Этиньке и Сашеньке на добрую память о Казанской маме, когда её с вами не будет.
2 мая 1964 года.
Когда вы со мной, мне так хорошо, я чувствую себя счастливой. Спасибо, спасибо, спасибо!»

Спасибо Вере Николаевне, она многому нас научила.

По-другому и не могло быть, она была одно большое сердце, полное любви. Как она обожала Игоря, его жену Наташу и особенно их маленькую Танечку! Вера Николаевна даже отважилась, при всей её грузности, больных ногах и неудобствах, связанных с дорогой, на поездку в Москву, чтобы увидеть девочку. Исполнилось всепоглощающее желание: она держала на руках и прижимала к сердцу свою любимую внучку, немного понянчила её. Домой вернулась счастливой и помолодевшей.
Ко времени нашего знакомства Вера Николаевна жила одна: Анна Сергеевна ещё до отъезда Игоря в аспирантуру умерла от опухоли мозга. Вера Николаевна до последнего момента была около неё. Умирая, Анна Сергеевна попросила тётю Верочку приютить свою сестру Марию Сергеевну, бывшую акушерку, ставшую инвалидом. Вера Николаевна так и сделала и заботилась о ней. Мария Сергеевна жила в девичьей при кухне. Это был поступок: Вера Николаевна, сама нуждаясь в помощи, не могла нарушить слово, данное подруге.

Пришла пора подавать документы моей дочери Леночки для поступления в музыкальную школу. И только тогда я осмелилась попросить Веру Николаевну послушать дочь.

- Что же вы мне раньше не сказали, у нас осталось мало времени,- подосадовала Вера Николаевна.- Завтра же и приведите её.

После прослушивания у Веры Николаевны заблестели глаза:

- В первом классе ей делать нечего, нужно только пройти пропущенное по сольфеджио. Я попрошу Любочку Черменскую, чтобы она позанималась с Леночкой. Мы принимаем её сразу во второй класс.

Я предположила, что Любочка молодая девушка, одна из бывших учениц Веры Николаевны, она же оказалась дамой в солидном возрасте. За шесть уроков Лена прошла всю программу по сольфеджио, и её зачислили во второй класс первой музыкальной школы имени Чайковского, одной из лучших в Казани4.

Всякий раз, когда я приходила в школу за Леночкой, меня охватывал трепет, как в храме. Вдоль стен широкого коридора стояли скамейки для ожидающих своих чад родителей, на стенах висели портреты композиторов, а в классах шли уроки музыки. Там была особая атмосфера, пропитанная музыкой, и жил дух изумительных неординарных людей: Рувима Львовича Полякова, Веры Николаевны Фрейман, Наталии Адольфовны Сегель, Фаины Яковлевны Перельштейн - Лениной учительницы, сменившей Веру Николаевну, когда она из-за болезни уже не могла работать, и многих других, чьи фамилии забылись, но все они самоотверженно трудились.
Какими волнующими бывали детские концерты, какую радость они приносили родителям, бабушкам-дедушкам, сидевшим в переполненном зале! Никакой халтуры, всё на высоком уровне. Как мы благодарны судьбе за школу и за встречу с такими учителями! И всё шло от Веры Николаевны.

Однажды вечером мы настроили приёмник на «Голос Америки» и раздался голос диктора: «Вы слушали передачу Алексея Черкасского «О музыке». Буквально ошалели, мелькнула догадка: не сын ли это Марии Борисовны?

На другой день купили Вере Николаевне приёмник, настроили на ту же волну, но передачи о музыке не было. Вера Николаевна разволновалась, уж очень всё совпадало: имя, фамилия. Решили написать письмо в Вашингтон. И оно дошло, случаются же чудеса на свете! Алёша ответил: он счастлив, что тётя Верочка жива. Сообщил, что женат на японке, она балерина, их дочь тоже учится балету и подаёт большие надежды (потом она стала примой в Метрополитен-опера). За письмом последовала посылочка с женскими вещицами: красивыми газовыми косыночками, которые у нас были редкостью, заколками, платочками, великолепным халатом нежно-голубого цвета (и ведь угадал размер!), а Вера Николаевна раздаривала всем вокруг «диковинные» предметы. Больше всех радовалась Мотя: ей доставалось особенно много платков. Переписка с Алексеем и неоднократные посылочки продолжались более двух лет, пока Вера Николаевна здравствовала.

В 1966 году тётя Верочка перенесла инсульт. Учеников определили другим преподавателям, но полностью связи с ними Вера Николаевна не теряла. Мы поставили кровать рядом с роялем, и она упорно тренировала правую руку. Я забегала ежедневно, старалась помогать, чем только могла. Вера Николаевна не утратила умения радоваться, смеяться.

Вдруг внезапно, как это всегда бывает, грянула беда. Я ещё не успела принять дежурство на работе, раздался звонок. Ёкнуло сердце. «Этинька,- услышала родной голос тёти Верочки,- ночью мне было плохо». Я заметалась: что делать? Попросила коллегу подменить меня и помчалась к тёте Верочке. Расспросила её, осмотрела, и обожгла догадка - инфаркт. Меня охватила невыносимая тоска: Вере Николаевне шёл восемьдесят первый год, я понимала, как это опасно в её возрасте и при её грузности.

«Скорая» приехала сразу же, привезли тётю Верочку в больницу. Всю ночь просидела возле неё. Меня сменила Мотя, она осталась и на третью ночь. Тётя Верочка посмеивалась над моей серьёзностью.

В пять утра раздался роковой звонок. Заголосила Леночка, все всё поняли.

Приехали Наташа с Игорем. Мрачный день, стук комьев мёрзлой земли о крышку гроба. В горле и груди давящий ком. Завершилась наша нежная близкая дружба, бесценный дар судьбы. Вера Николаевна была и осталась для нас родным, горячо любимым человеком.

Автор благодарит журналиста из Владивостока Владимира Ивановича Коноплицкого, материалы которого о семье В. Н. Фрейман использованы при подготовке публикации.

Примечания

1 Этти Ароновна Семененко шестнадцать лет жила в Казани, на кафедре ГИДУВа получила серьёзную профессиональную подготовку, окончила здесь ординатуру. В 1977 году семья Семененок переехала на свою родину в Ригу, но до сих пор они безмерно благодарны Казани, считают проведённое здесь время лучшими годами своей жизни. А в Казани многие вспоминают Этти Ароновну, её душевный жар, преданность пациентам, увлечённость профессией. Ниточка, связывающая её с казанскими друзьями, до сих пор не рвётся.

2 Николай Рудольфович - боевой офицер-артиллерист, был высокообразованным человеком, в 1881 году со­здал во Владивостоке хоровое общество, заложив, по сути, первый кирпичик в культурном строительстве на востоке России. Начинание поддержал знаменитый мореплаватель и флотоводец адмирал Степан Осипович Макаров.
Николай Фрейман участвовал в создании первого в Приморье научного учреждения - Общества изучения Амурского края (так именовался восточный филиал Русского географического общества), вместе с другими военными «лоббировал» издание здесь первого печатного органа газеты «Владивосток», входил в благотворительное общество.

Военный путь его брата генерал-майора Отто Фреймана во многом схож. Он участвовал в военных кампаниях, которые Россия вела во второй половине девятнадцатого века, будучи прекрасным педагогом, преподавал в знаменитом Финляндском кадетском корпусе. Как и Николай, страстно увлекался музыкой, собрал и записал почти все русские военные марши, которые издал в начале двадцатого века в четырёх томах. Кроме того, Отто Рудольфович провёл большую работу по систематизации персоналий Пажеского корпуса, выпустив несколько капитальных сборников. Самый солидный из них - «Пажи за 185 лет. Биографии бывших пажей с 1711 по 1896 г.» и поныне считается настольным пособием любого историка.

3 Александр Павлович Семененко, муж Этти Ароновны.

4 Елена Семененко, пианистка, педагог, живёт и плодотворно работает в Германии.

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев