Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

ЧЕЛОВЕК В ИСКУССТВЕ

Там, внутри

Журнал "Казань", № 3, 2013 Премьера спектакля «Однажды летним днём» - событие в театральной жизни Казани. Спектакль предваряют интригующие видеоклипы, изображающие исполнителей главных ролей в непривычном для них амплуа: народную артистку Татарстана Люцию Хамитову в качестве вагоновожатой, актрису Лейсан Файзуллину за рубкой мяса, актёра Алмаза Гараева прыгающим с парашютом… Мы...

Журнал "Казань", № 3, 2013

Премьера спектакля «Однажды летним днём» - событие в театральной жизни Казани.

Спектакль предваряют интригующие видеоклипы, изображающие исполнителей главных ролей в непривычном для них амплуа: народную артистку Татарстана Люцию Хамитову в качестве вагоновожатой, актрису Лейсан Файзуллину за рубкой мяса, актёра Алмаза Гараева прыгающим с парашютом… Мы видим пропасть между тем, чем актёры занимались до сих пор, и их существованием в художественной реальности нового спектакля. Но на этом эпатаж и манифестарность заканчиваются. В зрительном зале начинается священнодействие, филигранная работа, завораживающее погружение в глубины текста и подтекста драмы.

Женщина, муж которой много лет назад ушёл в море и не вернулся, пытается во всех подробностях воспроизвести тот далёкий день, в который раз силясь понять суть и причины происшедшего. Собственно, действия в пьесе нет - есть странные разговоры с заклинательными повторами, подхватами, перепевами, казалось бы, малозначащих фраз, скорее намекающих на некую скрытую суть, чем раскрывающих её. Подлинная драма - трагической разъединённости и непреодолимого одиночества - разворачивается по ту сторону слов. Она передаётся при помощи сложного и тонкого, как паутина, интонационного рисунка фраз, магии ритмической речи, зависающих вопросов, пауз, взглядов, механических действий.

О проблеме одиночества кричит вся современная западноевропейская драматургия. Запад раньше нас познал болезнь индивидуализма. Но, в отличие от большинства европейских драматургов, Йона Фоссе не интересует социальный аспект. Условность пространственно-временных реалий и в пьесе, и в спектакле камаловцев подчёркивает экзистенциальный характер одиночества человека в мире. Даже любящие оказываются разделёнными невидимой, но непреодолимой стеной. Уход Асле, мужа Женщины - это выбор смерти как абсолютного, совершенного одиночества. А возможно, напротив, попытка вырваться из него, уничтожив последнюю хрупкую границу между собой и чёрной бездной.

В спектакле Фарида Бикчантаева при кажущемся минимализме - жестов, слов, эмоций - идёт напряжённая внутренняя работа, поиск истины. Здесь и в помине нет повышенной экспрессивности, игривого общения со зрителем, открытой эмоциональности, хорошо знакомых нам по прежним постановкам театра. Точность мизан­сценического рисунка, скупые жесты, почти телепатический контакт между актёрами, борьба между звучащей речью и молчанием, «говорящие» символы создают плотную, безвоздушную атмосферу обречённости, физически ощутимое присутствие беды. Особая роль отведена музыкальной и световой партитуре (музыкальное оформление Фарида Бикчантаева, художник по свету - Евгений Ганзбург). Музыка не просто сгущает атмосферу тревоги и тоски, она точно повторяет сложный рисунок взаимоотношений персонажей, откликаясь на каждое сказанное слово, паузу, внутреннее движение. Свет совершает свою магическую работу, выхватывая из небытия прошлое, размывая границы между прошлым и настоящим, зажигая тусклую лампочку тревоги, потопляя маленький утлый мирок в безысходной черноте осенней ночи.

Сценография Булата Ибрагимова - важнейшая составляющая спектакля. Она подчёркивает устремлённость героев не вовне, а в глубины собственного подсознания. Окна, призванные размыкать внутреннее пространство, соединяя малый мир с миром большим, на глазах у зрителей разворачиваются вовнутрь. Более того, время от времени Женщина вдвигает их в глубь комнаты, ещё теснее сжимая пространство. Двери, нарочито плотно закрываемые героями, отграничивают их от остального мира. Символичен в этом смысле и образ фьорда, у которого расположен дом Женщины - это море, но не распахнутое к невидимым горизонтам, а узкой полосой врезающееся в сушу. К тому же прекрасный фьорд и синяя морская даль лишь ненадолго появляются в спектакле как яркая картинка из другой жизни. В дальнейшем на задник проецируется глухая картина ненастной свинцовой воды.

Йона Фоссе называют писателем‑авангардистом. Утверждение спорное. Авангардизм, как известно, это экспериментальный поиск новых форм и путей в искусстве, тенденция отрицания преемственности и исторической традиции. «Однажды летним днём» - единственная переведённая на русский язык пьеса драматурга, поэтому трудно судить обо всём творчестве Фоссе. Что же касается пьесы, о которой идёт речь, своим своеобразием она целиком и полностью обязана художественным открытиям «новой драмы» конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Эта эпоха «большого взрыва» в искусстве породила таких гигантов как Ибсен, Бьернсон, Стриндберг, Золя, Гауптман, Шоу, Гамсун, Метерлинк, Чехов, проложивших дорогу драматургии двадцатого века. Критики справедливо отмечают связь художественного мира Фоссе с творчеством Генрика Ибсена, важнейшей задачей которого было исследование глубин душевной жизни. Фоссе наследует ибсеновский подтекст, паузы, принцип единства пространства и времени и, наконец, его знаменитую ретроспективную композицию, которая служит «узнаванию» тайны прошлого героев. Но если у Ибсена ретроспекция носит интеллектуально-аналитический характер, а «узнавание» тайны резко нарушает благополучное течение жизни персонажей, если драматизм в его пьесах достигается максимальной концентрацией событий во времени и пространстве, у Фоссе преобладает характерная для современной драматургии рефлексия: жизнь Женщины по сути оборвалась в момент исчезновения мужа, и всё её последующее существование сводится к многократному проигрыванию давней ситуации. Общим же для обоих драматургов остаётся неразрывная связь прошлого и настоящего, дополнительно выраженная в художественных символах. У Фоссе героев шестеро: Женщина, Женщина в молодости, её муж Асле, её подруга и её подруга в молодости. Прошлое и настоящее прорастают друг в друга: пожилая Женщина пристально наблюдает за собой в молодости, прислушивается к своему разговору с мужем и подругой, вновь вместе со своим юным двойником проживает все перипетии страшного дня. Ситуации повторяются, варьируются, накладываются одна на другую. В спектакле этот мотив усиливается - Женщина не только наблюдатель, но и «режиссёр воспоминаний»: она то согласно кивает, то «подправляет» неточную картинку, то сама включается в действие. Отражая друг друга в окнах‑зеркалах, Женщина и Женщина в молодости сливаются в единый образ.

Но едва ли не больше параллелей и аналогий обнаруживается в пьесе Фоссе с драматургией Мориса Метерлинка. В центре ранних драм великого бельгийца - тема Рока, всецело распоряжающегося людскими судьбами. Чаще всего он воплощается в образе Смерти, иногда в образе Любви либо представляет собой некую расплывчатую, всепоглощающую тайну бытия. Но если в античной трагедии конфликт Человека и Рока требовал сюжета, так как содержанием его была борьба враждующих начал, у Метерлинка традиционный драматургический сюжет отсутствует - есть «ситуация», как правило, это ситуация ожидания. Его персонажи бездействуют. Они пассивны, активен Рок - внешняя сила, не встречающая противодействия. Отсюда статика маленьких пьес Метерлика. Так же у Фоссе, только в роли Рока как неотвратимой и необоримой силы в наше время выступает Одиночество.

Статичность, медитативность и «зашифрованность» такого рода пьес делает их непростыми для восприятия. Неудивительна потому реплика одного из зрителей после спектакля «Однажды летним днём»: «Спектакль был, а была ли пьеса?» В своё время в статье «Трагизм повседневной жизни» Метерлинк так обосновал свою теорию «статического театра» и «теорию молчания»: важны не внешние события, не поступки, а трагизм внутренний, трагизм «самого факта существования». В раннем театре Метерлинка действие - синоним опошления, суетности, отвлекающих человека от единственно плодотворной формы жизни духа - созерцания. «Соприкосновение человека и существования» происходит только в тишине, отсюда - «теория молчания». Вольно или невольно, Фоссе в этом вопросе наследует открытие своего выдающегося предшественника. Правда, драма - род литературы, где молчание невозможно. Этот «компромисс» у обоих драматургов находит отражение в сценической речи: диалогах-айсбергах, содержащих глубокий подтекст, «бедности и раздетости» языка, когда молчание словно наступает на связную речь, сводя её к простейшим словам, обилии повторов, создающих ощущение замкнутости, ­безысходности.

Поражает виртуозная игра актёров, органично существующих в этой непривычной для себя эстетике. В пьесе Фоссе, как и в драматургии Метерлинка, материализуются процессы, происходящие в бессознательно-интуитивной сфере души - предчувствие, страх, надежда, опасность… Глубокий второй план возникает и за счёт сети таинственных знаков - ассоциаций, аналогий, аллегорий, суггестивных символов (дверь, окно, лодка).

Искания Метерлинка предвосхитили творчество многих драматургов двадцатого века. Как видим, Йон Фоссе не стал исключением. Вероятно, поэтому у одного из посетивших премьеру казанских литературоведов возник вопрос о «вторичности пьесы». Впрочем, в эпоху постмодерна, прихотливого диалога и «перекрёстного опыления» текстов всех времён и народов вопрос о вторичности - праздный. По‑видимому, в нашем случае плодотворнее говорить о традиции, бесчисленными нитями связавшей драматургию двух порубежий.

Спектакль «Однажды летним днём», тонкий и изысканный, вряд ли будет кассовым. В наш век фаст-фуда зритель, воспитанный на готовых к немедленному употреблению продуктах, не очень склонен к загадкам и напряжённой работе мысли. И если разнообразие в гастрономической сфере - наличие наряду с заведениями быстрого питания изысканной кухни для гурманов - воспринимается как нечто естественное, в театре спектакли, где «надо думать», отличающиеся непростым художественным языком, увы, зачастую наталкиваются на неприятие. Причём вердикт «непонятно» выносится порой с агрессией и раздражением. Впрочем, спектакль театра Камала и не рассчитан на массового зрителя. Его изначальная установка на избранную публику очевидна: малый зал издавна является площадкой для театральных экспериментов, а позднее начало спектакля должно отсечь случайных зрителей, для которых поход в театр - всего лишь приятное, непритязательное времяпрепровождение, не обременённое неудобствами позднего возвращения или раздумий над смыслом жизни и искусства. Зритель взыскательный, интеллектуальный в Казани есть, пусть и невелик числом. И, изнурённый долгим постом, он, наконец, дождался СОБЫТИЯ, с которым хочется поздравить и его, и создателей спектакля.

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев