"У Моста" в Казани

Журнал "Казань", № 6, 2014

Говорить об этом авторском проекте Сергея Павловича Федотова можно бесконечно долго. Единственный в мире магический театр - так позиционирует его сам режиссёр. Первооткрыватель Мартина МакДонаха на российской сцене. Многократный номинант и лауреат «Золотой маски».

У театра обширнейшая гастрольная и фестивальная география, но, несмотря на частые поездки по России и Европе, за двадцать пять лет существования театр «У Моста» приехал в Казань впервые. По признанию самого Федотова, Казань давно привлекала его своей мистической загадкой. Кроме того, желание разгадать загадку только росло, потому что один из ведущих актёров в труппе пермского театра - выпускник Казанского театрального училища Сергей Мельников. «Потрясающе работоспособен»,- говорит Федотов и добавляет, что давно хотел побывать на родине одного из своих ведущих актёров.

Как нередко случается в мире искусства, намерения воплотились благодаря совпадению творческих интересов. Режиссёры Александр Яковлевич Славутский и Сергей Павлович Федотов познакомились на одном из фестивалей. «Славутский - строитель театра. Я тоже строю театр, знаю, что это такое»,- высказался Федотов о коллеге. Сыграло свою роль и совпадение во взглядах на театральные художественные методы: курс на развитие методов русского психологического театра, обогащение традиции открытиями других школ, в том числе и современного театра и драматургии. Итак, долгожданные гастроли начались с самого, пожалуй, известного спектакля «У Моста» «Панночка», который держится в репертуаре уже двадцать три года.

В дореволюционных рецензиях на спектакли было принято точно указывать дату разбираемого спектакля. В данном конкретном случае хочется вспомнить об этой традиции и поставить дату. Потому что тут важно всё - зритель, который пришёл именно на этот спектакль, зал, обстановка.

В пьесе Нины Садур, которая написана по мотивам «Вия» Гоголя, в известной истории переосмыслено многое, и подсказка - уже в смене названия. Гоголевский Хома Брут боролся с панночкой, которая из мести и злости напустила полчища нечистой силы на философа. В том числе Вия, который и переборол бесстрашного Хому. Герой у Гоголя вовсе не собирался расплачиваться за убийство ведьмы. Это байка, деревенская легенда, где все симпатии на стороне жизни.

В пьесе Садур отношения панночки и Хомы Брута - это не только борьба добра и зла, Бога и Сатаны, которых заклинают герои в церкви, это ещё и проблема равновесия мирового баланса и даже в какой‑то мере проблема отношения полов.

Начинается спектакль обыкновенной попойкой козаков Дороша (Сергей Мельников), Спирида (Илья Бабошин) и Евтуха (Владимир Ильин), которые гоняют бабу Хвеську (Анастасия Муратова) и рассуждают про «научмость», заменившую собой чудеса. Здесь как об одном из приятных моментов спектакля нельзя не упомянуть о языке. Часто постановки на украинском материале режут ухо нелепым исковерканным звучанием. Однако в данном случае актёры нисколько не фальшивят: южнорусский говор передан не только со всеми его словечками, но и с большой фонетической точностью.

Глуповатый, забавный спор сыгранного казацкого трио заставляет зрителя осторожно посмеиваться. Осторожно, потому что саспенс нагнетается: должна появиться панночка, как бы не пропустить. У Гоголя она приходит сразу в ведьмовском обличии. У Садур и Федотова - козаки боятся красавицу по каким‑то необъяснимым поначалу причинам. Панночка (Алевтина Боровская) прошла, не подняв глаз, хулигански мяукнула - а у взрослых мужиков и душа в пятки.

Может быть, ведьма - лишь плод пьяного воображения? На эту догадку работает декорация спектакля - традиционный украинский плетень с сушащимися на нём горшками, деревянные то ли ворота, то ли забор посреди сцены, у ворот - телега, на которой выпивают хуторяне. Всё буднично.

Знаменитая постмодернисткая ирония в действии. Гоголевская история, переписанная современным драматургом, расскажет про псарника Миколу и про закусанную панночкой Шептиху в духе детских страшилок из пионерлагеря. Хома Брут (Василий Скиданов) по манерам и внешнему виду похож скорее на чеховского студента Петю Трофимова, нежели на бурсака.

Но самое страшное как раз и кроется под личиной привычного и обыденного.

Телега, где укладывается спать захмелевший Хома, уже не телега, а телега‑самолёт, на которой летят философ и ведьма. А забор, у которого распивали козаки,- ворота церкви, где Хома проведёт три ужасные ночи.

Самое интересное случилось… в антракте. В начале второго действия мы видим Хому, только что вышедшего из церкви. Он стоит и смотрит куда‑то вверх, а зрители в зале понимают, что пока мы прогуливались и разглядывали новые коридоры малой сцены театра Качалова, осваивали вход в буфет по узкой и таинственной театральной лестнице, Хома Брут затыкал собою дыру бытия.

Зрители пили чай с пирожными, обсуждали, появится ли вий и будет ли он страшнее того, что был в недавнем блокбастере «Вий», а в это время шла вторая ночь, за время которой Хома увидел и понял что‑то такое, чего ни в одном блокбастере не покажут.

Роль Хомы Брута и его отношения с панночкой переосмыслялись в пьесе Садур по‑разному. Так, например, в спектакле, поставленном В. И. Цейтлиным на сцене казанского ТЮЗа с Игорем Мосейко, акцент был сделан на трагическом осознании героем того, что убийство ведьмы - это нарушение некоего баланса бытия. Последний поход в церковь Хомы в исполнении Мосейко - это принесение себя в жертву.

Отношения Панночки и Брута в спектакле Федотова осложнены ещё одним мотивом. Это борьба страстей, поединок мужчины и женщины. Панночка инфернальна, но всё‑таки женского в ней едва ли не больше, чем ведьмовского. Несмотря на невыразительную игру Алевтины Боровской, которая, крутясь по сцене, иногда даже глотала слова, режиссёрское задание спектакля настолько продуманно, что эта подвижка в актёрском составе в данную конкретную дату не мешала спектаклю работать как единому ансамблю.

Через ворота‑врата летит гроб с молодой женщиной. Панночка заклинает Сатану. Приёму много лет, но движения завораживают - в этом раскачивающемся движении из глубины сцены в зал сила ритуала - качается люлька, качаются качели, качается в кромешной тьме красный гроб с мёртвой панночкой в белой полупрозрачной рубахе до пят.

Хома не проигрывает в поединке - он сдаётся, отступает не столько перед своим страхом, сколько перед силой страсти женщины‑ведьмы. Панночка побеждает без помощи Вия, её оружие - больной пальчик, тонкая лодыжка из‑под рубахи, не тронутая тлением красота. Гроб становится люлькой. За двадцать пять лет существования спектакля менялся он сам, меняются его актёрские трактовки и оценки критики: 27 мая 2014‑го в Казани закрылась дыра бытия, которую Хома Брут сотворил не столько убийством, сколько отказом.

Нет, речь не о Ромео и Джульетте, хотя как посмотреть. На второй день гастролей «У Моста» давали «Женитьбу» Гоголя.

В комедии Гоголя «всё извращено», писал литературовед Ю. В. Манн: жених Подколесин пассивен, а его приятель Кочкарёв, напротив, необыкновенно активен в деле сватовства, хотя не имеет к тому ни материальных, ни родственных выгод. Сергей Федотов обыгрывает знаменитый вывернутый сюжет о женитьбе в духе своего мистического театра.

Немного замедленный Подколесин (Анатолий Жуков), который как будто не знает, что делать с руками - они безвольные, пальцы нарочито расслаблены,- полная противоположность Кочкарёву (Василий Скиданов), который как развесь натянут и подтянут. Кочкарёв выпрыгивает перед горе‑женихом как чёрт из табакерки, прячется в шкафах, способен откуда ни возьмись появиться, просочиться, обстряпать, перехитрить. Кочкарёв играет в сватовство так самозабвенно, что вопрос «зачем» даже не возникает: и без того ясно - «вы оцените красоту игры»!

Пышнотелая Арина Пантелеймоновна (Мария Майданюк) глупа, необразованна, но тем не менее наивна, трогательно трусит, с надеждой и страхом ждёт своего суженого и свадьбу.

Как и в первом спектакле, атмо­сферу создаёт приглушённый, мрачный свет. Декорация на протяжении действия не меняется - квартира Подколесина и дом Агафьи Тихоновны - мир его и её, с немного обветшалой, но крепко слаженной уютной мебелью, не разделён. Они не могли не встретиться в этом едином пространстве.

Существует масса вариантов трактовки жанра пьесы Гоголя и, соответственно, финального прыжка в окно Подколесина.

Если режиссёр подчёркивает интригу - борьбу за невесту,- то бегство Подколесина может расцениваться как слабость, инфантилизм, глупость, под эти черты характера подводятся социальные, исторические, нравственные и другие причины. Есть и прямо противоположная трактовка: в пьесе не произошло насилия над человеческой личностью, и прыжок в окно - это единственно мудрая развязка: из хаоса лукавых житейских соблазнов и искушений возврат к себе.

Федотов идёт в своём спектакле вслед за экзистенциально‑трагическим восприятием пьесы Гоголя. В своё время легендарный А. В. Эфрос поставил «Женитьбу» как историю о невозможности воплощения идеала на земле, вскрыв в комедии её трагическую составляющую. Финал спектакля Федотова тоже надо объяснять в категориях экзистенциальных.

Рядом с застывшей от ужаса невестой, уже осознавшей, что жених сбежал, вдруг появляется фигура Подколесина. Холодный импрессионистский свет падает на лицо жениха, делая его мертвенно бледным, страшным, страдальческим. Зритель уже понял, что Агафья Тихонова во время краткого и единственного разговора с женихом наедине придумала себе своего Подколесина и уже влюбилась. А Подколесин? Подколесин бежит в страхе перед этим «навсегда», в самый кульминационный момент отношений ему приходит понимание, насколько тесно Либидо спаяно с Танатосом. Водевильная фарсовая история о женихе‑симулянте оборачивается историей об извечной обречённости человека на одиночество.

Трудно придумать больший материал на сопротивление самой идее мистического театра, в репертуаре которого Гоголь, Булгаков, Достоевский, чем пьесы представителя новой ирландской драматургии Мартина МакДонаха. Тем не менее один из самых жёстких, натуралистичных, брутальных современных драматургов поставлен на сцене «У Моста» целиком. В российском театроведении уже говорят о «постановочном каноне» МакДонаха, сформированном театром «У Моста».

В Казани были показаны два спектакля макдонаховской серии - «Сиротливый запад» и удостоенный премии «Золотая маска» «Калека с Инишмана».

«Сиротливый запад» воссоздаёт атмосферу затхлого неуютного мрачного городка, где люди только пьют, враждуют, убивают друг друга или топятся. В центре внимания - история о вражде братьев Конноров, выросших, но не повзрослевших мужчин, которые скрывают жуткие семейные и психологические проблемы.

Безусловно, архитипичной для пьесы является библейская история Каина и Авеля, финал в общем‑то предрешён. Старший из братьев Коулмен (Владимир Ильин) убил отца, а младший Велен (Василий Скиданов) отписал на себя всё имущество взамен молчания и лжесвидетельства в пользу брата. Зависть, каждодневное раздражение, детские обиды, одиночество, ощущение собственной ненужности - с такими чувствами живут двое этих инфантильных до идиотизма мужчин. Подобные же обстоятельства убивают людей в городке Линэн.

Даже для тех, кто не знаком с пьесой, с самого начала ясно, что братья порешат друг друга, интригу составляет только способ (на сцене ружьё, нож, духовка), и причина, точнее, повод. Причина ясна. Внешняя скудная обстановка, с обшарпанными дверями и ключиками от каждого ящичка - это и есть точное отражение внутреннего мира жителей городка, когда нищета духовная и нищета материальная сливаются в одно.

Человек, который пытается противостоять этому движению к страшной развязке - священник Уэлш (Анатолий Жуков), который мечтает примирить братьев. Священник, испытывающий кризис веры, пьяница, искренне страдающий от своей беспомощности и никчёмности. Кажется, что Анатолий Жуков нашёл способ существования на сцене, когда высшая миссия осознаётся, но брезжит перед героем как недосягаемый маяк для корабля, обидно терпящего бедствие у самого берега. Жуков говорит как будто сквозь зубы, с трудом выталкивая слова - в похмельной и душевной тяжести.

Смысл, мягко говоря, странного самоубийства священника - это жертва. Священник оставляет письмо‑завещание для братьев в последней попытке примирить хоть кого‑то в этом городе.

Однако страшный вывернутый мир города Линенане принимает жертвы отца Уэлша и не верит в незыблемость вечных канонов. Статуэтки святых, которые заботливо коллекционирует младший Коонен - только декорация, они легко заменяются новыми, взамен сгоревших в духовке старых. Письмо священника прикалывается под распятие на видное место, и начинается игра: «хорошие братья», в результате которой выговариваются самые страшные обиды и один брат хватается за нож, другой - за ружьё.

Если для того, чтобы передать благополучному мещанину, дворянину или разночинцу начала XX века атмосферу и детали быта ночлежки, Станиславскому и Немировичу‑Данченко приходилось самолично путешествовать по «дну» в поисках натуры и фактуры, то современный зритель более чётко представляет себе, что такое дно, благодаря телевизору, документальному кино, передачам вроде «Перехват».

МакДонах и не предполагает проживать обстоятельства по системе Станиславского. Его герои перебрасываются дурацким абсурдным, действительно смешным текстом, они нелепые дети и нелепые взрослые. Их действия скорее на грани карикатуры на наши представления о жестокости. Но, на наш взгляд, популярность МакДонаха как раз в том, что его пьесы - это не только гротеск и чёрный садисткий юмор, не только блестящий ироничный текст, не только объёмный мир дна, но это и психологическое движение. Обычно - в прошлое. У каждого героя в шкафу есть свои страшные скелеты, открывающиеся по мере развития действия. МакДонах психологичен. Но это, как уже было сказано,- психологизм особого рода. Герои Мак Донаха существуют в логике абсурда, чёрной комедии, дурацкого перевёртыша.

В спектакле, показанном в Казани, психологизма было, пожалуй, слишком много. На протяжении всего первого действия актёры, играющие братьев Конноров, существовали по законам реалистического театра, и вдруг во втором - после завещания отца Уэлша - внезапный скачок в игру. Переход показался несколько странным и как минимум необоснованным.

«Скучно», «затянуто»,- шепталась в антракте казанская публика. «Тарантино без динамики»,- говорят соседки по ряду, театральная актриса и молодой режиссёр. «В Театре на Булаке спектакль был намного ярче»,- делятся впечатлениями филологические дамы из университета.

Сам Федотов на вопрос, почему МакДонах, ответил: «Наша миссия доказать, что МакДонах - это комедия». Смешно действительно было, но в целом, как нам показалось, спектакль «Сиротливый запад» не совсем «попал» в жанр. Бутафорские ружья стреляли где‑то рядом. Риск - это тоже часть театрального процесса, тем более с таким материалом, как МакДонах. Возможно, дело в конкретной дате, конкретно в этом гастрольном спектакле, потому что в целом спектакль не кажется совсем неудачным. Возможно, спектакль «подустал» и требует обновления. Тем не менее, что скрывать, на «Калеку с Инишмана» я пошла уже с насторожённостью…

…но тут театральная мистика проявилась.

Тайна острова Инишман. В первую очередь она заключается в атмосфере - органичном сочетании бытового и гротескового. То, чего не хватило спектаклю «Сиротливый запад». История о приезде на маленький ирландский островок голливудской съёмочной группы реальна, ей восемьдесят лет, но помнят её на Инишмане, где живёт только 101 житель, до сих пор.

Федотов гордится своими создающими настроение декорациями. Добротные деревянные стеллажи для товара, стол и деревянные лавки узнают те, кто побывал в Ирландии, как будто они привезены прямо оттуда. Время здесь остановилось. На стене магазина висит афиша «Man of Aran» - того самого фильма, с которого всё началось.

Сюжет о подростке, больном полиомиелитом, который едет в манящий Голливуд и возвращается, потому что Фабрика грёз не приняла калеку - это снова притчевый библейский сюжет. Но миф о блудном сыне выложен деталями нашей повсе­дневности.

Блистательный актёрский ансамбль рисует гротескные, преувеличенные, слегка даже окарикатуренные образы, при этом с полной психологической достоверностью.

Перед нами люди, такие же загадочные и таинственные, как сам остров: две тётушки Билли, Кейт (Мария Майданюк) и Эйлин (Ирина Молянова), глупые и суеверные, одинаково шаркающие по сцене, но преданные бедному мальчику‑калеке; местное средство массовой информации, омерзительный в своём неуёмном любопытстве Джоннипатинмай (Валерий Митин), который оказывается спасителем калеки‑Билли, свято хранящим главную тайну жизни мальчика, чтобы не ранить его; Хелен (Анастасия Муратова), миловидная хулиганка с характерной кличкой Чума, оказывается способной и на любовь, и на сочувствие, и на добрый поступок. Этот мир, где священники привычно аморальны, а нравственный компас, кажется, совершенно сбит, в итоге оказывается по‑настоящему целительным для калеки Билли и не идёт ни в какое сравнение с манящими огнями большой земли.

Безусловная удача - это игра главного героя в многослойном в жанровом отношении спектакле. Калека Билли (Василий Скиданов) и мелодраматичен, и смешон, и трагичен, и абсолютно достоверен в своей огромной ортопедической обуви, устроенной так, чтобы при ходьбе можно было помогать себе руками (бесспорно, находка костюма). При внешнем уродстве он сознаёт себя более полноценным, чем окружающие его люди, и актёру удаётся передать эту внутреннюю свободу Билли. Вследствие чего калека Билли с его физической неполноценностью оттеняет неполноценность нравственного уклада островка.

Своеобразным двойником Билли является брат Чумы‑Хелен - Бартли, которого играет казанец Сергей Мельников. В этой роли наш земляк был трогателен и актёрски точен. В пьесе его герою шестнадцать лет, но в спектакле это человек без возраста в очках с гигантскими диоптриями. Эдакий дурачок, который на поверку лишь назначен быть дурачком. Игра Мельникова - это каскад комических кульбитов с догонялками, дразнилками, забавными перебранками с сестрой, противостояние с которой воспринимается ни больше ни меньше, как история Англии и Ирландии.

В искромётных пьесах МакДонаха многомерности, многозначности, аллюзивности и жанровой перспективы, пожалуй, не меньше, чем в драмах, давно воспринимающихся как классические. Федотов тонко чувствует и учитывает специфику текста. До конца действия непонятно, комическим, мелодраматическим или трагическим будет конец. Спасёт ли любовь красивой девушки калеку Билли, которому поставили диагноз «туберкулёз»? Какие ещё тайны припас остров Инишман?

Зал долго не отпускал актёров, заставляя их снова и снова выходить на поклоны, а после уже спектакль долго не оставляет зрителя, снова и снова возвращая на таинственный остров к таким странным, несчастным, узнаваемым и всё‑таки очень понятным нам героям.

После завершающего гастроли спектакля состоялась творческая встреча с режиссёром и труппой «У Моста», на которой стало известно, что Александр Яковлевич Славутский снова пригласит пермского коллегу в Казань поставить, возможно, теперь уже совместный спектакль на сцене театра Качалова. Теперь ждём с особым интересом реализации любопытного творческого союза на казанской сцене, который, будем надеяться, перекинет театральный мост между Пермью и Казанью.