Держаться за руки

Во время работы над номером возникла идея написать о том, как гуляют по Казани те, кто в силу особенностей здоровья могут при этом испытывать некоторые трудности. Вспомнили, что в своём прошлом интервью (№ 9, 2022) Эдуард Иванов рассказывал, что очень любит прогулки. Мы позвонили ему, и на следующий день встретились на Кремлёвской набережной, куда он приехал из Вахитовского суда, успев уже поработать с утра. Сразу договорились, что я буду сообщать о лестницах, спусках и подъёмах на поребрик. Эдуард Николаевич взял меня за руку, и мы отправились с остановки Батурина вниз на Кремлёвскую набережную, чтобы арендовать там веломобиль.

— Пешая прогулка для вас — это сложно?

— Поскольку я очень давно живу в Казани, с лета 73 года, то к городу уже привык, и город привык ко мне. Я настолько хорошо изучил свои излюбленные маршруты, что могу любому объяснить, даже таксисту, где идти или ехать по прямой, где именно повернуть.

— И сколько вам понадобилось времени, чтобы привыкнуть?

— Я приехал в Казань из школы слепых, где был равным среди равных. Поступил в университет на юридический факультет, и оказалось, что никому я тут не равен, — наоборот. Помню, как в первый же день мама ушла на работу, а я сразу решил, что дома сидеть не буду, поеду изучать город. И постепенно освоил Казань по самым разным маршрутам. Есть, конечно, места, в которых не ориентируюсь, например, в районе посёлка Дальний или в Караваево, потому что мне там бывать не приходится.

— Где предпочитаете гулять?

— Люблю гулять по проспекту Альберта Камалеева — улица просторная, над головой много неба, коробки каменные не давят, просто отлично! Иду в сторону ипподрома и — дальше. Когда-то на площадке перед ипподромом я учился кататься на велосипеде.

— Как это происходило?

— У Марка Твена есть замечательный рассказ «Укрощение велосипеда». Когда учился кататься, перелетал через ограждения, через руль. Самое главное — иметь неподвижный ориентир, и таким ориентиром служила тогдашняя моя приятельница, которая становилась посередине площадки, а я ездил вокруг неё кругами. Она подавала голос, хвалила меня в порядке морального стимулирования. (Сообщаю, что впереди лестница. «Идёмте, ничего не бойтесь», — слышу в ответ.) В городе люблю кататься на катамаранах и веломобилях. Вчера здесь на набережной катались с помощницей.

— Так вы каждый день здесь гуляете?

— Нет, не каждый. У меня сейчас идёт очень тяжёлый процесс в Ульяновском областном суде. Приезжаю оттуда весь разбитый, и мне срочно нужны положительные эмоции, за которыми и прихожу на набережную.

Поэзия и проза жизни

— Любимые места для прогулок, кроме Кремлёвской набережной и Камалеева?

— Люблю бывать на Кабане, в парках Горького и Урицкого. В парке Урицкого расположен КЦ «Московский», который я тоже порой посещаю. Недавно был там на поэтическом вечере, со сцены звучали стихи, в том числе и Эдуарда Асадова. В своё время была бурная дискуссия на счёт его творчества: то, что он делает, это поэзия или же просто набор клише? Эдуард Асадов ослеп на войне, и из зрительного ряда у него остались только воспоминания, то, что он видел до наступления слепоты. У меня и таких нет. Его стихи — это не зрительный ряд, это просто конструктор, из которого можно составить всё что хочешь. Считаю, что это не поэзия, но эти стихи читали со сцены во всём СССР:

Шар луны под звёздным абажуром

Озарял уснувший городок.

Шли, смеясь, по набережной хмурой

Парень со спортивною фигурой

И девчонка — хрупкий стебелёк.

Когда я пробовал писать стихи, у меня получалось примерно то же самое — набор клише. Зрительного ряда же нет. Я ничего не могу описать — ни цветы, ни деревья, ни женщин. Всё, что я могу сказать про девушку — хрупкий стебелёк. Всё.

— А как же ароматы, звуки?

— Правильно. Но, как мне кажется, в стихах это выразить нельзя. Возьмём стихи Бунина на тему одиночества:

И ветер, и дождик, и мгла

Над холодной пустыней воды.

Здесь жизнь до весны умерла,

До весны опустели сады…

… И мне больно глядеть одному

В предвечернюю серую тьму.

Я даже не могу сказать «в предвечернюю серую тьму», потому что не знаю, какая она. Описание одиночества у Беллы Ахмадулиной ближе к моим изобразительным возможностям. Она передаёт не то, как это выглядит, а то, как она это чувствует:

О одиночество, как твой

характер крут!

Посверкивая циркулем

железным,

как холодно ты замыкаешь круг,

не внемля увереньям

бесполезным.

Так я бы мог, потому что это чувства. Ещё проще описывает одиночество певица Слава. Вы слышали, наверно, как она в припеве песни кричит со сцены: «Одиночество с...!» Так я запросто могу! (Смеётся.)

«Волшебные» палки и рельефные дорожки

— Расскажите, как вы передвигаетесь по городу с помощью трости.

— У меня есть три разных палки. Первая — вот эта, с которой я пришёл сегодня, театрально-концертная, она складывается. Ею и стучать тоже удобно, шарить дорогу. Другая палка — обычная стандартная белая кочерга с изогнутой ручкой. Ею я обычно пользуюсь, когда хожу в офисы, в суд. И третья — для путешествий, для прогулок, особенно зимних. Это большая палка с массивной деревянной ручкой, на конце — колесо от роликовых коньков. Она едет по тротуару, ею стучать не надо, она сама мне всё показывает, каждую выбоину.

— Пользуетесь ли рельефными дорожками для незрячих?

— Рельефные дорожки стали делать, чтобы слепой через подошву обуви чувствовал эту дорожку и по ней шёл. Идея хорошая, но они не везде и не всем нужны. В первую очередь, они необходимы в тех местах, которые слепые обязательно посещают — магазин, аптека. На Серова, 3, где расположена Респуб­ликанская специальная библиотека для слепых и слабовидящих, такие дорожки, конечно, необходимы. Нужны ли в остальных местах — это очень большой вопрос. Во-первых, мы, слепые, не знаем, где такая дорожка есть. Во-вторых, мы не знаем, почему она тут и куда она нас приведёт. В-третьих, там, где мы хорошо ориентируемся и без дорожек, они вообще не нужны. На углу Лесгафта и Вишневского есть такая дорожка, она начинается на перекрёстке от самого поребрика. Почему она тут и куда ведёт — непонятно, и так же неожиданно она обрывается.

— Предпочитаете ходить один или с кем-то?

— Раньше я ходил очень много и очень быстро, и с палкой, и без. Сейчас стараюсь один не ходить. Просто вдвоём уверенней. Когда‑то у меня был маленький остаток цветоощущения, с возрастом он исчезает. Тогда я немного видел тротуар, понимал, что обширное пятно на нём — это, скорее всего, лужа. Сейчас я тротуар под ногами не вижу, потому стараюсь один не ходить. К счастью, моя нынешняя помощница очень любит пешую ходьбу и готова гулять сколько угодно. Мы очень разные и подходим под шутку Семёна Альтова: «Вон в машине двое. Один видит, другой слышит! А я рулю». Так и мы. Она видит, но не знает город. А я знаю, но не вижу. Она плохо ориентируется в Казани, но я её привожу правильно куда нам надо.

Желание и опыт

— Удобно ли в нашем городе гулять людям с ограниченными возможностями здоровья? Готов ли он к этому?

— Город никогда не готов, не приспособлен для слепых, глухих, хромых, безногих. Город приспособлен для здоровых людей, и так и должно быть. Город не должен ориентироваться на калек.

— А как же равные права и возможности?

— А это не умаляет наших прав. Вот, пожалуйста: я выхожу из дома, из ворот поворачиваю налево и иду себе уверенно. На моём пути три ступеньки, я по ним поднимаюсь вверх — они для меня ориентир. Знаю, что дальше будет продаваться шаурма, а затем — мой любимый магазин.

— То есть нужны опыт, время и желание?

— Конечно. Ориентироваться можно на всё: на знакомые звуки, которые в это время обычно здесь раздаются, на привычные запахи. Слепой идёт, палкой стучит, слышит, как звук отражается от соседних стен. Он в состоянии это учесть и узнать, что сейчас идёт вдоль такого-то здания, потому что здесь звук отражается именно так. Или он идёт вдоль ряда зданий, а справа от него проезжая часть. И то, как звук моторов проезжающих машин отражается от стен — это тоже ориентир. Мало того, машинопоток своим шумом создаёт звуковые перила. Таких моментов много, они приходят со временем, с опытом. Ничего страшного нет.

Лучшее средство от комплексов

Покатавшись на веломобиле, мы решили пройтись по набережной пешком. То и дело во время нашей прогулки на пару мгновений я закрывала глаза, пытаясь ощутить то, что чувствует наш герой. Ветер играет в волосах, солнце приятно согревает своим теплом, рядом раздаётся детский смех, где-то щебечут птицы. И моя рука в руке другого человека. Это — доверие.

— Что любите во время прогулок: слушать звуки, вдыхать ароматы?

— Мне всё нравится. Хочу, чтобы вокруг меня пульсировала, билась жизнь. Когда приезжаю в какую-нибудь деревню, мне просто катастрофически не хватает города. А ещё я не люблю безделья. Во время поездки в Эмираты уже через три дня мне захотелось вернуться домой, в гущу жизни, что-то делать, чего‑то не успевать. Я привык быть востребованным. Лучшее средство от всяких комплексов — это востребованность, занятость. Я стольким людям был нужен, что у меня нет причин сомневаться в своих возможностях. Я нужен, востребован и в этом городе я — достопримечательность.

Обычно я держусь за свою спутницу во время прогулки. Она даёт мне два пальчика. Моя помощница раньше и не догадывалась, что это так классно — идти и держаться за руки.

Походы в кафе и ресторан

По дороге мы зашли в кафе, которое Эдуард Николаевич посещает уже не в первый раз, — меню ему было хорошо знакомо. Он сделал заказ и, как и ранее, в пункте проката веломобиля, протянул мне купюру с просьбой расплатиться.

— Где предпочитаете есть?

— Есть я предпочитаю дома. Это ещё с университета. Представьте: слепой парень заходит в буфет. Во‑первых, где прилавок — его надо найти. Во-вторых, возле него обычно очередь. На кого-то наткнуться в очереди — это производит неуклюжее впечатление. Затем надо выяснить — кто последний. Очередь до меня дошла — теперь надо узнать, что у них есть; выбрать, что заказать. Хорошо, мне на поднос ­поставили всё, что я попросил. Донести его до стола — я не смогу точно. Столы надо видеть, чтобы понять, какие из них свободны. Это невозможно. Если только кто‑нибудь не подойдёт помочь. Я очень стеснялся просить о помощи. С тех пор это закрепилось.

Напротив моего дома есть кафе, в которое могу спокойно зай­ти — там меня знают, заказ в пакет сложат — хочешь тут ешь, хочешь с собой забирай. В рестораны хожу, но не один. С дамами.

— Вы предпочитаете те заведения, в которых уже бывали?

— Как и все. Без надобности экспериментировать и идти туда, где никогда не был — зачем? Бывает, хожу в новые, но тогда уже точно не один.

— Готов ли персонал в наших заведениях к работе с незрячими?

— Нет, персонал не готов. Они привыкли к самостоятельным и здоровым людям. Но при всём при этом я без особого труда могу попросить всё, что мне нужно. На слух я же понимаю, где у них тут прилавок, поэтому могу подойти и попросить — девочки, обслужите меня, пожалуйста, покажите мне столик, я хочу заказать вот это и это. Покажут, посадят, принесут. Но так, чтобы сами инициативу проявили...

В Эмиратах мы пошли в Белую мечеть. Моя спутница отлучилась в местную кафешку посмотреть ассортимент. Только я остался один, ко мне подошёл сотрудник мечети и говорит: «Муджина». Я сперва не понял: это он ко мне что ли обращается? Он взял меня под руку, проводил к букве «М», подождал, проводил обратно. Класс. Он меня ни о чём не спрашивал. За рубежом отношение к нам лучше, чем здесь.

Прогулка по кладбищу

— Гуляете только в компании?

— Самостоятельно тоже гуляю по городу, когда мне хочется в одиночестве о чём-нибудь стариковском подумать. Однажды зимой на Новый год выпало много снега. Было достаточно тепло — 5-10 градусов мороза. Обычно на зиму набираю себе самую трудную, рутинную и неудобную работу. В этот период длинных новогодних праздников никто не мешает, страна отдыхает, я тружусь. И вот — половина второго ночи, я всё ещё сижу над делом. Мне приходит в голову мысль пойти и побродить. Выхожу из дома, иду в сторону Абжалилова, и какой-то бес меня уговаривает зайти на кладбище. Ну а что, кладбище — тихо, никого нет. Два часа ночи. Иду и понимаю, что мне нельзя сворачивать с центральной аллеи, потому что я обязательно потеряюсь, и меня не найдут до утра. Вдруг слышу таинственное позвякивание, и мне становится очень интересно. Я же понимаю, что здесь никого нет, мёртвые звуков не издают. Только что я сказал себе правильную мысль, что сворачивать с центральной аллеи нельзя, но мне хочется найти, кто или что это позвякивает. Пошёл на звук. Как вы думаете, что я обнаружил? Ограда выполнена из вертикальных пруть­ев, и на конце одного из них висит пустой стаканчик. Ветер его покачивает, и он позвякивает. Я от души веселился, когда понял это!

— А я думала, мы сейчас капельку мистики добавим в нашу беседу.

— Нет-нет. Я с успехом вернулся на центральную аллею, а дальше уже дело техники — дошёл до дома. Настроение у меня после этого приключения сильно поднялось.

Перекусив в кафе, мы поднялись по лестнице к Национальной биб­лиотеке и отправились в сторону площади Свободы. Перед библиотекой наткнулись на тактильную плитку, о которой говорили ранее.

— Вот, пожалуйста, наглядный пример — рельефная дорожка. Непонятно откуда начинается, куда ведёт и, вообще, зачем она тут? Как можно объяснить, почему она здесь есть? Сделать — сделали, а для чего и для кого — непонятно.

— Она расположена перед лестницей, ведущей ко входу в библиотеку.

— Но это надо знать, что здесь библиотека. И зачем сюда придёт слепой, интересно?

Понимание

Наша трёхчасовая прогулка закончилась на остановке Горького, где я посадила Эдуарда Николаевича на автобус. Наутро он перезвонил, чтобы дополнить нашу беседу. Доехав до своей остановки, он вышел и долго не мог перейти дорогу к дому. На противоположной стороне дороги с очень громким звуком работала газонокосилка, что очень мешало ориентироваться на слух. Он простоял у дороги какое-то время, пока наконец один мужчина не предложил перевести его через дорогу. По словам Эдуарда Николаевича, с предложением помощи обращается 1 человек из 7.

— Почему так происходит?

— У многих отношение к незрячим такое, как описывал М. Ю. Лермонтов в романе «Герой нашего времени» (глава «Тамань»): «Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство».

— Может, люди стесняются предложить помощь, боясь обидеть этим человека?

— Понимаете, мне нравится, что, когда я вхожу, например, в троллейбус, кто-то из пассажиров видит, что вошёл слепой, берёт мою руку и, ничего не спрашивая, кладёт на поручень. Это — понимание. Пассажир понимает, что слепому нужно за что-то держаться. Вот и всё. Но такое бывает крайне редко — чтобы без прямой просьбы, без объяснения сами понимали, как помочь незрячему.

— Хочется верить, что количество таких понимающих людей с каждым годом будет возрастать.

Фотографии Гульнары САГИЕВОЙ