«Мой Бог — природа»

Столы, стулья, подзеркальники, крес­ла‑качалки из берёзового капа, к созданию которых приложил руку Юрий Андреевич Карбивничий, язык не поворачивается на­звать мебелью. У каскадом спускающихся столешниц, лёгкой волной изогнутых под­локотников, похожих на ладьи кресел нет и не может быть аналогов в перенасыщен­ном стандартными вещами мире. Его рабо­ты, выставленные в залах Национального музея Республики Татарстан - это скорее коллекция лесных скульптур, которые до поры до времени таились в марийской тайге и окрестных лесах в змеистом спле­тении корневищ, в иссечённых дождями и ветрами наростах - капах и ждали мастера, который бы, заметив и освободив их из плена слежавшихся веток, коры, мха, земли, травы, листьев, донёс до нас всё великолепие замыслов Творца.

Много лет назад в марийской тайге такой человек появился. Он ещё не по­мышлял о креслах‑скульптурах, сооружая в лесных дебрях землянки. В своеобразный скит токаря авиационного завода влекли не только возможность отдохнуть от праведных трудов, распрямить загнан­ную в городской суете душу, но и желание раствориться в тишине, побыть наедине с ночным небом, рекой, лесом, который с полусиротского послевоенного детства, проведённого на Севере в местах ссылок репрессированных, стал для него и домом, и убежищем, и храмом.

Обрастая жизненным опытом, нередко имеющим привкус горечи, с открытием книги «великой мудрости и возвышенных чувств» - Библии, других источников духовного наследия, Юрий Андреевич, одержимый стремлением во всём дойти до самой сути, здесь, в безлюдье лесного и озёрного края, размышлял о божествен­ной природе человека, беспредельных возможностях его духа.

Об исканиях лесного ваятеля, его на­строенности на постижение глубинной мудрости «Истина - путь - жизнь», высказанной много веков назад, мало кто знает. Мысли о Творце как центре бытия, о разуме как источнике удаления от зла, о раскрытии энергетического по­тенциала мысли он глубоко прячет в себе. Ещё так много нужно понять, во многом разобраться. Ведь Слово, Заповедь, Уче­ние, завещанные старцами‑отшельниками, подвижниками‑современниками, «тро­пящими лыжню» к новому космическому сознанию, становятся твоими только через неустанный труд души, испытания, веру в животворящую силу духа.

«Верующий в меня, дела, которые творю Я, и он сотворит». Этой заповеди Юрий Андреевич следовал всю творче­скую жизнь, ставя перед собой одну цель недостижимее другой. Мастер от Бога, каких в народе называют самородками, на синицу в руке не соглашался никогда. Ему был нужен журавль, и только в небе. Долгие годы в одиночку он собирал махолёт (аппарат с машущим крылом, разработкой которого занимались целые конструкторские коллективы), изготовив семь или восемь образцов, изладив не­сметное количество аэросаней, вездехо­дов, лодок, мотоциклов для испытания своего детища.

В творческих дерзаниях конструк­тор‑самоучка не был одинок в этом мире. Разве не та же сжигающая страсть позна­ния и преодоления поднимала к солнцу на восковых крыльях легендарного Икара, или мужика из фильма Тарковско­го «Андрей Рублёв», который, взлетев над землёй на воздушном шаре из бара­ньих шкур, заполненных дымом, заплатив за минуты блаженства: «Лечу, лечу!» жиз­нью, испытал восторг, а может, и счастье: «Преодолел!»?

«Но, видимо, всякому делу свой час и время под небесами,- говорит лесной скиталец.- Ведь мне намекали, оставишь, мол, свой махолёт, а я с недоверием отнёс­ся к словам провидца, поскольку его из­готовление считал чуть ли не делом жизни. Оказалось, это была всего лишь подготовка к более захватывающему душу делу».

Сегодня конструктор‑самоучка увлечён изготовлением изделий из берёзового капа. Создана коллекция, утвердившая мастера в том, что всё сколько‑нибудь до­стойное внимания добывается как ценой больших трудов, так и больших испытаний, ниспосланных для укрепления духа.

Каменно‑прочные наросты на дере­вьях - капы всегда привлекали к себе внимание скульпторов, резчиков по де­реву. Ещё в древней Руси из них творили блюда, чаши, круговые ковши, братины. И в наше время в магазинах продавались поделки из удивительной по красоте вито­го рисунка и янтарного цвета древесины, но, как помнится, дальше напольных ваз, табакерок, трубок, пепельниц, шкатулок фантазии мастеров не продвинулись. Хлопотное, видимо, это дело - возиться с наствольными наплывами, которые то обхватывают дерево, то нависают над землёй огромными чёрными клуб­ками. А может, природа подводит к со­кровищам того мастера, которому можно доверить их, зная, что он не нанесёт ущерба дереву, а лишь слегка ранив его, освобождая от нароста, сделает всё воз­можное, чтобы берёза ожила.

Но это лирическое отступление ав­тора. Сам же Юрий Андреевич весьма скромен в оценке своего мастерства, а тем более творчества. По его словам, он не скульптор, не художник, не резчик по дереву и даже не мастер, а только проводник между Творцом и человеком. Мастер в этих работах сама природа, а он её ученик, подмастерье. Да что там под­мастерье… чернорабочий. Природа как бы готовое подаёт. Остаётся только что‑то убрать, где‑то подправить. Узор­чатые рамы для обрамления зеркал, часов, например, сделаны из небольших наствольных капов, часовенка высотой более метра - из прикорневого, а всё остальное в них - ремесло и труд, труд, труд. Ведь в некоторых изделиях исполь­зовано до ста больших и малых деталей.

Вдохновение? Слово это мастер не произносит никогда, но за работой забывает о пище, сне, и будто огонь сжигает душу. То ли мысли его питают, то ли нетерпение увидеть, что из всего этого получится, то ли энергетика такая исходит от замыс­ловато перекрученных, оборчато‑витых по краям берёзовых наростов. Обра­батывает их мастер бережно, никогда не покрывая изделие лаком, пропитывая поверхность смесью воска с маслом, сохраняя форму, рисунок, не нарушая информацию, которую сообщила в виде концентрически расходящихся кругов, пучков, таинственных пятен и вкраплений на срезе дерева природа.

Со старой истиной: человек, взявший кисть - ещё не художник, а взявший топор - ещё не плотник, нужно иметь ещё зрячую душу,- Юрий Андреевич не соглашается. Красоту нельзя не заме­тить. Многие видят.

Человек ходит, а Бог водит - это про него. Если бы Карбивничий задался целью определить протяжённость лесных маршрутов, отмеренных им за годы поис­ков материала, и носил с собой шагомер, то подобно надписям о пройденных кило­метрах, красующимся на бортах некоторых автомашин, его рюкзак или штормовку тоже могла украшать цифра со многими нулями. Для наглядности, из чего она бы складывалась, стоит привести хотя бы один пример. Чтобы доставить к месту об­работки в мастерской сырую дровину (так называли вальщики леса, прорубавшие просеки для кольцевой дороги, будущую заготовку для часовенки), охотник за ка­пами сделал двенадцать марш‑бросков, в общей сложности сто сорок километров.

Узнав, что мастеру за семьдесят, что он мало похож на богатыря, что в коллекции использованы сотни заготовок, а с добы­ванием многих из них связаны экстремаль­ные ситуации, невозможно представить, что обошлось здесь без шестого чувства. Не по силам простому смертному сотворить такое, даже работая на пределе сил.

Путь от корневищ, капов, спрятанных глубоко в лесу, до волшебных изделий проследить невозможно. Он долог, тер­нист, извилист, непредсказуем. Разыскать дерево‑донора, а тем более добыть свиса­ющий огромной растительной опухолью нарост - большая удача. Растут капы где вздумается: у комля, высоко над землёй, и чтобы достать эту диковинку, Юрию Ан­дреевичу частенько приходилось часами, а бывало и днями, стоять на сооружённой им самим же лестнице‑времянке на высоте в шесть, а то и семь‑восемь метров. Тру­доёмкая операция по удалению наростов требовала особого упорства и терпения. Ведь капы не уступают по твёрдости ме­таллу, а весь инструмент умельца - руки и ножовка. Порой полотнище не выдер­живало, ломалось, а человек оказывался твёрже железа, продолжал пилить. Только такая брала досада, когда видел наутро, что за день труда всего на пару пальцев ножовка вошла в породу!

Погода тоже не всегда была у него в со­юзниках. Работал в дождь, зной, облеплен­ный мошкой, комарами, на ветру. В работе себя не щадил, да и нет у природы, по его мнению, плохой погоды… неудобная бывает.

Дорог в лесах тоже никто не проложил, и способ доставки добытого материа­ла от берёз‑доноров до землянки, а за­тем от землянки до железки или шоссе за восемнадцать‑двадцать километров - дедовский. Рюкзак за плечи - и пошёл мерить тропу. Руки затекали на пятом ки­лометре, ноги не слушались от усталости, но за годы переброски тонн лесного груза выработалось правило: валишься от уста­лости - иди, дашь поблажку - не вста­нешь. Не единожды плутал в тумане, падал под тяжестью и даже встречался нос к носу с хозяином тайги медведем. И когда подвижник уставал так, что не был уверен в возможности сделать хотя бы ещё один шаг, когда от многочасового использова­ния ножовки отказывали руки, рубашка становилась мокрой - хоть выжимай, а сердце билось так, что стук его был слы­шен самому мастеру, когда, говоря стихами Заболоцкого, «кричал дух, изнемогала плоть, рождая орган для шестого чувства», «лесной скиталец» не жаловался, не бро­сал сгоряча: «Зачем мне эта каторга?», а с благодарностью за крупицы мудрости, оплаченные титаническим трудом, просил: «Дай силы завершить начатое».

И появлялось второе дыхание…

И появлялись изделия, которым удив­лялся сам мастер: «Неужели это моих рук дело? Дивны твои дела, Господи».

Но всё проходит, и всё остаётся. Впер­вые коллекция лесных скульптур была представлена в «Городе мастеров» на Ка­занской ярмарке в 2000 году. «Это волшеб­ство, чудо, сказка»,- таким было мнение увидевших изделия из капа впервые. Праг­матичная молодёжь, пытаясь оценить вы­ставленное, сходилась во мнении, что стоит это не менее трёх джипов. Президент Татарстана Минтимер Шарипович Шайми­ев, посетивший выставку с мэром Москвы Юрием Михайловичем Лужковым, пожелал, если мастер даст на то согласие, приобрести что‑нибудь из его работ. Вели переговоры о продаже изделий представители многих фирм. Карманы Юрия Андреевича были тогда набиты карточками потенциальных заказчиков. Но с любимыми изделиями, как и с заветной мечтой о создании музея лесных скульптур, об участии в российских и зарубежных выставках Карбивничий рас­ставаться не хочет. Ради этого и работает. Живя подолгу в природе, наблюдая за сме­ной времён года, обновлением земли, ощу­щая на себе врачующую силу лесных троп, дождей, осенних метелей, полян, усыпан­ных то хлопьями снега, то черёмухи, возвра­щаясь в город и воссоединив девственную, необъятную тишину и клокочущий мир, самим же человеком придуманный, лесной отшельник с болью отмечает, как дети при­роды - люди удаляются от неё всё дальше и дальше, всё глубже погружаясь в мир искусственной информации с потоком сомнительных удовольствий, агрессии. Для подвижника, дерзнувшего помыслить, что человек - это космос, скорбящего о том, что людям всё меньше и меньше уда­ётся смотреть на звёздное небо и текучую воду, выставка нужна не для того, чтобы люди восхитились его умением. Нет… но чтобы «не только слухом, зрением, а каким‑то не отжившим ещё ощущением, которое стронет в них что‑то древнее, неот­ступное», смогли почувствовать энергетику лесных изваяний, зашифрованную в красо­те каждого витка, изгиба, рисунка десятиле­тиями хранившего тайну дерева. Возможно, придёт время для учеников, которые, опи­раясь на приобретённый годами духовный опыт наставника, пойдут дальше, тропя путь к новому космическому сознанию.